Ответы на них можно будет получить в ходе публичной дискуссии по вопросам модернизации страны, которую запускает Институт мировой экономики и политики при Фонде Первого Президента РК — Елбасы. Сегодня свое мнение по этой проблематике представляют Гульбану Пазылхаирова, замдиректора ИМЭП, Сабина Садиева, эксперт ИМЭП, и Куаныш Жаиков, партнер Центра исследований и консалтинга (CRC).
— Почему в то время, когда всех волнует экономика, вы начинаете с темы человеческого капитала?
Г.П.: Спасибо за вопрос. Для нас тема человеческого капитала и качества жизни людей была не просто «первой в списке», а основой исследования. Во всех рекомендациях мы придерживались человекоцентричного подхода. И сейчас по мере обсуждения на дискуссионных площадках мы продвигаем этот принцип – «Люди прежде всего». На английском звучит еще лаконичнее: «People First».
За последние 20 лет в стране произошло много изменений: сменялись правительства, появились новые отрасли, сформировалась ее карта, институты. Каждое правительство было очень активно. Но один из главных полученных уроков: никакое, даже самое активное правительство не способно реализовать проект модернизации страны без участия и поддержки граждан. Поэтому мы считаем, что сейчас наступил тот самый момент, когда можно и нужно менять политику в экономике, социальной сфере и государственном управлении. Ведь «самая большая глупость — это делать то же самое и надеяться на другой результат», как говорил Альберт Эйнштейн.
Мы начали открытую публичную дискуссию с вопросов человеческого капитала, потому что нам нужно честно осознать и принять реалии развития страны: качество человеческого капитала – это «потолок» эффективности любой политики развития. Мы пеняем на неэффективность госаппарата, но игнорируем то, что эти 100 тысяч чиновников – такие же граждане с поведением, ценностями и нормами, как и у всех остальных. И качественно иных 100 тысяч людей взять просто негде.
Когда ругают банки в нехватке кредитования, то их основной аргумент – нет нормальных заемщиков с просчитанными проектами. Когда критикуют госорганы за чрезмерное регулирование бизнеса, то умалчивается, а достаточно ли у него способности к кооперации. А уж нехватка компетенции и мотивации у кадров – это и вовсе притча во языцех. В общем, речь всегда идет о широких массах населения. Поэтому у нас и родилась такая смелая гипотеза: а нет ли барьеров в самом человеческом капитале? Насколько он конкурентоспособен?
В исследовании мы отталкивались от неизменности долгосрочной цели – Казахстан должен стать развитой страной. Поэтому анализ проводился через призму развитых государств, мы сопоставляли характеристики человеческого капитала с «Топ-30» ведущих стран мира. Вот с такой постановкой мы и приступили к исследованию совместной командой ИМЭП и CRC.
— Судя по принципу «Люди прежде всего», с гипотезой угадали? Есть какие-то барьеры в человеческом капитале, которые могут тормозить наше дальнейшее развитие?
К.Ж.: Барьеры есть. Их все замечают в своём тесном кругу, но не хотят масштабировать это на страну. Мы просто получили количественное подтверждение и выстроили причинно-следственные связи. Для начала надо договориться по определениям.
Первое — человеческий капитал. Это некие качества, которые ведут к благополучию – социальному и экономическому. То есть сам по себе человек еще не есть «человеческий капитал». Он должен сначала аккумулировать набор качеств, который простирается дальше классических «знания и здоровья».
Второе — социальный капитал. Это качество социальных связей в обществе. Здесь единица изучения не человек, а группа людей. Это важно, потому что группа рождает так называемые неформальные институты – негласные правила поведения. Если они вступают в противоречие с официальными законами и правилами, то зачастую побеждают. «Журт», «понятия», «блат» и прочее – из этого числа. Еще говорят: «Здесь так принято».
Поэтому мы изучали по максимуму, насколько позволяло время, демографию, доходы и занятость, образование и «твердые» навыки, ценности и «мягкие» навыки. И всё это через призму пространства, так как страна немаленькая.
Если вкратце, история такова.
Скорость экономических и социальных изменений различается: для второго она растягивается на несколько десятилетий. Благодаря нефти Казахстан смог войти в глобальный список стран со средними доходами буквально за 10-15 лет. Иностранная валюта вливалась в национальную экономику в рекордных масштабах, включился перераспределительный канал. Появились цепочки товаров и услуг, города и пригороды. Начались тектонические сдвиги в работающем населении. Произошло главное — начала меняться структура занятости. Буквально 10 лет назад казахстанцы всё еще были аграрным обществом при 2,3 миллиона человек, занятых в сельском хозяйстве, и 0,9 миллиона в промышленности. За 10 лет из сельского хозяйства вышло 1,1 миллиона человек, а число работающих в промышленности приросло на 0,2 миллиона. Сейчас казахстанское общество относят к переходному между аграрным и индустриальным.
О чём это говорит с точки зрения человеческого капитала? Я пока опущу вопросы традиционности аграрного общества – религиозности, высокого уровня национальной гордости и почитания авторитетов. Пока сосредоточимся на вопросах конкурентоспособности. Аграрное общество, как правило, беднее из-за специфики сельского хозяйства. Населенные пункты значительно меньше, вас окружают схожие люди, преимущественно родственники. В таком обществе сильны так называемые ценности выживания в противовес ценностям самовыражения. Люди предпочитают безопасность свободе, недостаточно толерантны и не доверяют «чужим».
По сути, это означает слабые, «мягкие» навыки. Казахстанцы пока не доверяют широкому кругу. Любое взаимодействие с незнакомцами создает лишние издержки. Нужно постоянно тратиться на снижение рисков и искать «арбитра». Для любого предпринимателя это нескончаемые затраты и упущенные выгоды. Затраты ведут к ожиданию более высокой доходности, а значит, многие стандартные виды бизнеса оказываются непривлекательными. «Арбитры» требуют неформальных платежей. А упущенные выгоды выражаются в работе с лояльными, нежели компетентными.
По понятным причинам гражданское общество не развивается. Большинство казахстанцев не готово даже подписать петицию. Если низка горизонтальная кооперация, требуется «вертикаль» – создается избыточный спрос на государство. Даже по тем проблемам, которое общество могло бы устранить самостоятельно. Начинается массовое оппортунистическое поведение – использование государства одной стратой, чтобы попирать свободу другой. Процветает патернализм, от государства ожидают выравнивания доходов, частной собственности предпочитают государственную, частным организациям доверяют меньше, чем государственным.
Еще раз замечу: казахстанцы меняются, но это требует времени. Пока что сложно представить, как на такой почве да при старых политических инструментах можно развивать массовое предпринимательство и инновации, новые сектора, креативную экономику и прочее.
— Звучит депрессивно. Всё же, есть ли какой-то более короткий путь?
С.С.: Безусловно. Мы не упомянули, наверное, главную сильную черту казахстанского общества – оно относительно молодое. Сегодня поколение независимости выравнялось с советским. Половина нашего населения – дети и молодежь. Понятно, что основные проводники ценностей – это их родители. Однако здесь есть три важных «НО».
Первое — поколение независимости начало личностно формироваться в момент экономического бума. Доходы их родителей росли, а значит, ценности выживания ослабевали. Оттого они больше стремятся к самовыражению, у них другая стартовая точка в жизни.
Второе — Интернет открыл для них доступ к другой жизни. Появились картины для сравнения. Социальные сети сблизили молодых людей из разных страт и регионов. Несхожести людей стали привычнее. Оттого у них уже другие «мягкие» навыки.
И третье, самое главное, – образование. Невысокие доходы ведут к тому, что родители попирают часть своей свободы по передаче ценностей детям в угоду «плательщику» – государству. Сфера образования – одна из тех, в которой государство по-настоящему доминирует. Либо напрямую, либо через регулирование. Пока что мы наблюдаем недостаточную готовность системы образования к воспитанию будущего поколения. Например, недостаточно охвачены начальные этапы жизни ребенка, а они ключевые при формировании когнитивных навыков. Не решен вопрос по языковому неравенству: есть опасная гипотеза, что школьники казахских классов сдают тесты хуже, потому что больше времени уходит на перевод вопросов в голове – думают на русском.
Про перегруженность инфраструктуры образования знают все. Сейчас госполитика направлена только на ликвидацию трехсменных и аварийных школ, но по-хорошему дети должны учиться в одну смену. Организации образования сейчас – одни из самых зарегулированных, со смешанными политическими функциями. Об инновационной атмосфере здесь не может быть и речи. Культура академической честности практически отсутствует.
Проблему низкого статуса педагога начали решать недавно, эффект мы увидим в лучшем случае через несколько лет. Между тем этот статус влияет на качество образования гораздо больше, чем физическая инфраструктура. Мы говорили о ценностном воспитании, но как его внедрить, если учитель находится на дне статусной иерархии?
Статус молодой нации – долгосрочные преимущества страны в доступности человеческих ресурсов. Но чтобы превратить их в человеческий капитал нужна правильная подготовка. И сейчас это самый прямой инструмент влияния государства.
— Позвольте просуммировать: у нас есть определенные барьеры в развитии человеческого капитала, но в то же время «молодость» нации дает надежду, что это исправимо. Конечно, при условии, что государство будет проводить верную политику. И главный вопрос: что делать, какой должна быть эта политика?
К.Ж.: Мы с большой осторожностью говорим о том, возможна ли какая-то единая политика развития человеческого капитала вообще.
Находясь внутри, мы недооцениваем размеры нашей страны. Казахстан – самая большая в мире страна без доступа к морю. И с населением, рассредоточенным по периметру. Так уж случилось, злого умысла здесь не было.
Во-первых, пригодной для проживания земли не так много, это юг западносибирской и восточноевропейской равнин, а также подножье Тянь-Шаня.
Во-вторых, работает «гравитация». Западная часть России сформировала вокруг себя систему обеспечения из малых и средних городов: в нее входят наши города вдоль северной границы. А исторический регион Туркестан, в который входят наши города вдоль южной границы, существовал сам по себе. Когда началась экстенсивная добыча сырья, между двумя этими дугами появился нынешний промышленный пояс. На западе это нефть и газ, в центре и востоке – уголь и металлические руды. Вокруг месторождений возникли обслуживающие работников города и поселки. Но их будущее так и осталось под вопросом, так как территория там изначально не очень благоприятна для жизни.
Так и сформировалось нынешнее пространство страны. Просто откройте физическую карту Google и всё увидите. Стоит ли удивляться, что и население в нем различается? Давайте я приведу пару примеров, чтобы вы понимали разницу. Размер территории: Германия меньше Карагандинской области. Более того, один Улытауский район Карагандинской области больше Южной Кореи. Тот же Сингапур меньше столицы.
С доходами всё обстоит критичнее. Разница между самым богатым и самым бедным регионом Казахстана достигает четырех раз. Насколько это много? Возьмем «Топ-30» самых развитых стран мира. Разница между самой богатой и самой «бедной» из них – всего 3,3 раза. Казахстан же отстает от самой развитой страны – Норвегии – в 3 раза! То есть какие-то регионы у нас уже в «Топ-30» мира, а какие-то просто мечтают хотя бы о средних доходах. Это как в «пирамиде» Маслоу. Кто-то еще выживает и нуждается хоть в каком-то доходе, а другой регион грезит о самореализации, мечтает о «высоком». Предлагая нечто среднее и тому и другому, вы раздражаете обоих.
Так и оказалось, что страна «сшита» минимум из четырех миров. В каждом – свой человеческий капитал, своя структура занятости и комбинации социально-демографических характеристик, проблем и возможностей. Первый мир — постиндустриальный – это столица и Алматы. Доминирующая занятость в бизнес-услугах, высокие доходы, качество и продолжительность жизни, много предприятий. Здесь сформировалось «модернизационное ядро» – средний класс, поэтому гражданское общество более активно.
Второй мир — аграрно-индустриальный, представляет собой северную дугу вдоль границы с Россией. Смешанная занятость в сельском хозяйстве и промышленности, средние или относительно низкие доходы, низкая продолжительность жизни, низкая рождаемость. Значительная доля русского населения. Молодежь мигрирует в Россию.
Третий мир — аграрный – южная дуга, от Туркестана до Талдыкоргана. Высокая занятость в сельском хозяйстве, крайне низкие доходы, высокий теневой сектор, средняя продолжительность жизни при низком уровне, высокая рождаемость.
Четвертый мир — зона неустойчивых городов со специализацией на добыче – это запад и центр Казахстана. Там высоки занятость в промышленности, доходы и рождаемость, доля казахского населения. Села не занимаются сельским хозяйством, а обслуживают промышленность.
Ввиду всех этих различий показатели человеческого капитала сильно дифференцированы по регионам, потому и политика должна быть разной.
— То есть, чтобы поменять страну, нужно менять людей?
К.Ж.: Нужно менять среду, в которой живут люди, и они изменятся вслед за ней.
В прошлом году мы проводили Глобальный инновационный саммит в столице, где обсуждали с международными экспертами эти вызовы. Нам понравилась одна мысль, вокруг которой разворачиваются все рекомендации. Дело в том, что мы не сможем даже сохранить статус-кво. Сейчас тренды таковы, что человеческий капитал будет «вымываться» из страны из-за конкуренции. И в развитые страны, и в Россию особенно.
А те, кто останется в Казахстане, столкнутся с фундаментальным сдвигом спроса на их навыки. Грамотность, физический труд и формальные дипломы все меньше и меньше гарантируют работу и доходы. Стремительно растет спрос на технологические, социально-эмоциональные и высшие когнитивные навыки. Проблема усугубляется тем, что в разных частях страны – разные человеческий капитал, ожидания и возможности. Чтобы запустить всю эту махину, нужно предложить такую повестку, которая бы «била» по мотивам и поведению каждого отдельно взятого человека.
Что сказали нам эксперты на саммите? Что казахстанцы такие же граждане мира, и от развитых стран их отличает только одно – нехватка «experience» или «другого опыта». Оказавшись в другой среде, казахстанцы ведь принимают правила игры и ведут себя по-другому. Что такое другая среда? Это работа получше, город побольше, другие методы общения. Это переход из низкодоходной самозанятости в продуктивную и коллективную, наподобие завода или фабрики. Это переезд из села или малого города в областной центр или мегаполис. Это Facebook и WhatsApp, IKomek и Egov, которые позволяют людям кооперироваться и выражать позицию.
Если коротко, мы предлагаем дать столице и Алматы больше самостоятельности в контексте унитарной страны, провести первичную индустриализацию вдоль южной дуги, включить северные регионы в систему поставок для российских «миллионников» и провести реиндустриализацию нашего промышленного пояса.
С.С.: Добавлю, что если все же искать одну большую политику развития человеческого капитала, один рецепт для всех, то это образование. Качественное и доступное образование при нашей доле детей и молодежи способно трансформировать весь облик нации в долгосрочном периоде. Но это требует больших перемен в системе образования. Это вопросы финансирования, дерегулирования и смены ориентиров в учебном процессе. Всё, что мы обсуждали с экспертами, более детально описано в опубликованной книге.
К.Ж.: Также в части изучения человеческого капитала хочу отметить отдельные технические моменты. Мы столкнулись с большими проблемами в статистических выборках. Они смещены в сторону бедных слоев населения, а реальную картину со средним и состоятельным классом мы практически не видим.
Аналогичные проблемы с социологией. В стране пока недостаточно социологических исследований в контексте экономики и с большой выборкой. 1,5-2 тысячи респондентов не дают возможности сравнить регионы между собой. Большая работа проводится казахстанскими социологами, но почему-то экономический блок правительства неохотно пользуется их работой. А зря!
— Что вы планируете делать с результатами исследования?
Г.П.: Наше исследование – научно-практическое, с некоторыми прикладными выводами. Сейчас мы бы хотели начать широкую дискуссию не только с экспертным сообществом, но и со всеми заинтересованными гражданами, потому что это касается нас всех. Ни у кого нет монополии на истину. Мы надеемся, что наше исследование даст старт продуктивной дискуссии в обществе и повлияет на корректировку государственной политики развития страны.
Для этого мы запустили площадку Казахстанского экспертного клуба – это место наших встреч и обсуждений. На его основе планируется череда вебинаров и семинаров, в том числе и по другим нашим исследованиям – государственному управлению, социальной политике, пространственному развитию, точкам роста и макроэкономике. Участие в них максимально открытое.
Также на странице исследования есть все контакты — можно присылать вопросы и комментарии непосредственно командам исследователей по отдельным книгам. Отдельно я хотела бы пригласить к обсуждению наших сограждан за рубежом. Сегодня они носители уникальных знаний и опыта в другой среде, и их взгляд был бы полезен.