Центральноазиатский пирог

Члены организации Шанхайской организации сотрудничества на астанинском саммите выдвинули ультиматум Соединенным Штатам Америки.
В дипломатичной форме напомнив, что, мол, активная фаза антитеррористической операции в Афганистане прошла и американцам пора определиться со сроками пребывания военных баз в Узбекистане и Кыргызстане.
О тоне Декларации лидеров России, Китая, Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Кыргызстана можно спорить сколько угодно, однако факт остается фактом — впервые в современной истории американцев вежливо попросили удалиться из чужого дома.
Корни этого на первый взгляд глобального решения уходят глубоко в историю. Хотя и не очень далекую. Когда в 1989 году китайское руководство жестоко подавило бунт на площади Тяньаньмынь, пытаясь во что бы то ни стало сохранить стабильность в стране, никто не гадал не рядил, что именно это событие будет повторено 16 лет спустя в Узбекистане. В данной связи вполне уместно выстроить цепочку событий, предшествующих историческому событию, произошедшему в новой столице Казахстана. Итак:
1989 — Тяньаньмынь;
11 сентября 2001 — террористические атаки на США и размещение двух военно-воздушных баз в Ханабаде и Манасе при молчаливом согласии России;
2004-2005 — цветные революции в Украине, Грузии, Кыргызстане (в последнем случае есть признаки событий в несколько ином варианте);
Май 2005 — политический кризис в Андижане;
Май-начало июня — жесткая позиция США, Европейского Союза, НАТО и ООН по вопросу независимого международного расследования в Андижане;
Май-июнь 2005 — активизация поддержки Узбекистана со стороны Китая, России и некоторых соседних стран;
Июль 2005 — саммит ШОС в Астане.
Вообще конец 2001 года ознаменовался тем, что Соединенные Штаты Америки с большим воодушевлением взялись за установку своей силовой гегемонии в Центральной Азии.
В целях борьбы с талибами и международным терроризмом они попросили Узбекистан и Кыргызстан предоставить им инфраструктуру для размещения своих воздушных судов, как тогда говорилось, «для тылового обеспечения операций в Афганистане».
Договор о стратегическом партнерстве между США и Узбекистаном, посулы американской стороны по льготным кредитам и крупным инвестициям, необходимым узбекской стороне для модернизации отсталой промышленной инфраструктуры, всемерная поддержка на мировой арене — казалось, обе страны знают, что делают и как строить свои будущие отношения. Этому сближению не воспротивилась Россия, посчитавшая за благо обеспечить стабильность на своих южных рубежах за счет «дяди Сэма». Она просто промолчала. А как многие догадываются, «молчание — знак согласия».
Изначально американцы пытались использовать свое военное присутствие в Центральной Азии не как временное проживание в регионе, а как геополитическую установку: неусыпный контроль за Россией и Китаем, странами, которым при всех внешних дипломатических атрибутах США никогда особо не доверяли.
Ельцинская Россия устраивала американцев в силу того, что она смирно сидела на американской финансовой игле, путинская Россия стала подавать голос и время от времени стала публично высказывать несогласие с теми или иными внешнеполитическими действиями Вашингтона. В этой трехсторонней игре большое место отводилось Узбекистану, чьи теплые проамериканские настроения в конце 90-х-начале 20 века общеизвестны.
Официальному Ташкенту США прощали многое: систематическое нарушение прав человека, пытки в тюрьмах, явное или скрытое преследование оппозиционных журналистов. Стратегический партнер, военные объекты на территории которого позволяют с одной стороны контролировать центральные районы России, с другой — за три часа по воздуху достигать китайской столицы, нужен был как воздух. А, как известно, «стратегическому» прощается все или почти все. Если коснуться интересов Узбекистана, то они предельно понятны: под мощным американским зонтом попытаться модернизировать производство, освоить передовые технологии и решить главную задачу — стать региональным лидером.
Нельзя не сказать о прагматичности казахстанского президента Назарбаева. Пока Узбекистан дискутировал по геополитическим вопросам, Казахстан вплотную занялся экономическими проблемами. Последние 7-8 лет казахстанская экономика показывает стабильный рост, высокие темпы и положительную динамику.
Вот данные, распространенные агентством Kazakhstan today 13 июля: рост валового внутреннего продукта Казахстана по итогам пяти месяцев 2005 года составил 9,1 процента. При этом заместитель председателя Агентства РК по статистике Юрий Шокаманов добавил, что темпы роста ВВП сохранились на уровне первого квартала 2005 года. На фоне экономических успехов, отрицать которые никто не может, Нурсултан Назарбаев делает знаковые заявления.
30 июня агентство Интерфакс-Казахстан привело следующую интересную цитату: «Присутствие в Казахстане интересов и США, и России, и Китая как раз является той составляющей, которая обеспечивает безопасность нашей страны, — сказал президент Казахстана, — я не считаю, что здесь есть скрытая борьба держав, — а есть экономический интерес».
На фоне подобной прагматичности, (вспомните высказывание китайского лидера Ден Сяо Пина о кошке, которая должна ловить мышей) меняющаяся в зависимости от направления ветра позиция Узбекистана не может не вызывать множество вопросов. Способен ли лидер Узбекистана до конца выдержать путь, избранный после андижанского кризиса? Не переменится ли у узбекского президента мнение о США и ее политике насаждения так называемых «цветных революций»? Может ли Узбекистан стать теперь уже «стратегическим партнером» России и Китая, четко выполнять свои обязательства, а не ставить (вспомните, что было раньше) всевозможные заведомо невыполнимые условия тех или иных своих действий?
Формулируя вопросы, забыли о самом главном. Почему теперь Соединенные Штаты Америки решили в вопросе международного расследования андижанских событий идти до самого конца? Неужели версия о том, что мощное давление на американскую администрацию оказало правозащитное движение и ряд конгрессменов-сенаторов выдерживает хоть какую-то критику?