Поясняю.
Раньше были инвалидные артели, где на скатёрках штамповали “ковры”. Офицерик с глумливой рожей сутенёра умыкал на белогривой лошадке ядовито раскрашенную красотку. Белый лебедь тупо пасся в болотистом пруду. На него взирал гордый олень-рогоносец с веткой баобаба во лбу. Три богатыря лениво высматривали трёх девиц, легкомысленно усевшихся вечерком под окном. В общем, народу нравилось.
Эти артели давно сгинули, но дело их живёт и побеждает. Потому что творческая манера расписных клеёнок с неистребимым запахом младенческой мочи проступила, подобно плесени, на экране большого кино, вцепившись в него, как чёрт в грешную душу.
И конфетная фаворитка, уже потрясшая основы, и демонический нарком-военмор, намеревающийся проделать нечто подобное, – одним суриком мазаны.
Триста раз клятая и кем только не покрытая “Матильда” устроила напоследок такую вот дамскую неожиданность – взяла и разрешилась от бремени, исторгнув из чресл своих призрак Льва Давидовича Бронштейна, облачённого в кожаный гламур с турецким акцентом. Бедная Наташа. Владимир Рерих о "Матильде", “токал” и “байбише” русских царей
Отогнав сомненья прочь, родила балетка в ночь образ дьявольский, но плотский. Все решили – это Троцкий.
Для такого кино потребны тонны самых жирных масляных красок, много сажи, хрома, свинца, воронёной стали, несколько пудов артиллерийского пороху, клубы паровозного дыму, декалитры клюквенного сока и кетчупа, вагон истлевших шинелей с тифозными вшами и артист Хабенский. Следует добавить бородатых парвусов, пореченковских или бондарчукских, сие не столь важно. Несколько дымящихся гаванских сигар, а также один стычковский апельсинчик с признаками гениальной лобастости. Пара дам, охотно заголяющихся без особой нужды, не помешает.
Столь шикарный перечень исходящего реквизита никак не отменяет дурно организованного шума в виде музыки, которая самым что ни на есть ниагарским способом накрывает зрителей с головой, причём – покадрово и ежесекундно.
Симфонические атаки бестолково, но дружно поддерживаются мартовским визгом скрипок, влажным подвыванием виолончелей, залихватским уханьем духовых и тревожным бабаханьем ударных.
Виды этой картины насквозь пронизаны, как шампуром, угольно-чёрным бронированным составом с шмаровозом, у которого звезда во лбу горит. Он стремительно возникает ниоткуда и убывает в никуда. Надо полагать, это образ movie – в понимании российских муви-мейкеров.
Картинки фильмы, мелко унавоженные плохо переваренным историческим background’ом, суетливо мечутся во времени, забрасывая зрителей то в 1902 год, то в 1914-й или в октябрь 1917-го, а то и в август сорокового, когда ледоруб уже завис над затылком опального вождя. Чёрт бы с ним.
Но лицо артиста Хабенского, обрастающее то седой бородкой, то лишь усами, а то и вовсе босое, лишь выдаёт неизбежные жухлости возраста. Хорошо. Сойдёт и так. Погрешности портретного грима искупаются внешним сходством пожилого “Троцкого” с престарелым Эдуардом Лимоновым, что вообще, честно говоря, вполне логично. Это находка, выражаясь феней киношников!
Тут другое скверно.
Артист Хабенский, спору нет, артист хороший. Но какой-то он чрезмерно всеядный. От его интенсивных коловращений хочется повеситься. Вот он адмиралЪ, вот уже Турбин, а теперь, извольте бриться, сам Троцкий. А совсем недавно был опустившимся учителем географии, который даже школьный глобус пропил. Вот не зря советское начальство запрещало артистам, исполнявшим Ленина или Сталина, вступать в другие рольки! Нехорошо-с. Несолидно-с!
Ладно. Простим и это. Наше дело телячье, что дадут, то и сожрём.
Но объясните мне, умом хворому, кто заставил или кто убедил интеллигентишку с криворотой ухмылочкой сыграть в этом фильме Петрушку из ярмарочного балагана? А ведь именно так и обстоит дело, миль пардон.
Петрушка.
Обличьем худ, носат, черняв. Говорит так, словно в горло ему вставлен “пищик”. Это такая специальная штука, которая делает речь хрипло-писклявой и не совсем внятной. Ярмарочный Петрушка всё время орёт. Спорит с цыганом из-за лошади. Даёт ему тумаков. Дерётся с квартальным. Убивает его дубиной. Придирчиво выбирает невесту. И вообще, побеждает всех своих недругов. Кроме смерти, которая забирает его с собой. Ну? Не “архетип” ли это сценария фильма “Троцкий”?
Коли это истина, то всё понятно. Петрушка ведёт себя так, как ему и заповедано правилами балагана. Хамит всем подряд. Утирает нос Плеханову. Ленина называет “импотентом”, а тот польщенно хлопает в ладошки.
Правда, “старик” пытается разок скинуть его с крыши на мостовую, да куда ему, рыжему и лысому. Сталина с его развесистой клюквой будёновских усов вообще в упор не видит. Всё время говорит фразами из собственного учебника политграмоты: я, дескать, идейный борец за победу мировой революции. Все остальные – бессильные болтуны с комком соломы в штанах вместо детородного органа. А мадам Россию надо брать нахрапом, силою, она это уважает. Как обожают это дело интимные дамы героя, завороженно раздевающиеся и усаживающиеся сверху на чресла вождя, оставляя без внимания так и не снятый костюм-тройку. Прекрасный Ленин без желтого парика. Владимир РЕРИХ об Октябрьском перевороте
Пусть так.
Продюсер фильма, имеющий безукоризненную репутацию записного клоуна, поспешил уверить почтеннейшую публику, что авторы невольно, но всё же своеобразно обошлись с историческими фактами. Совсем не намеренно, но и не случайно. Рейтинги всё ж. А как иначе. Википедическая образованность авторов сценария тому исчерпывающее подтверждение. Миф, знаете ли. Сказка-с.
Вот я бы хотел дать по сусалам всем, кто считает подобные картины образцами кинематографического фольклора. Идите лесом, дамы и господа. Ступайте до тех пределов, где вам покажут Клеопатру или Генриха Восьмого. Там как бы всё ясно. Там уже сказка.
А мы тут ещё не разобрались ни с Октябрьским переворотом, ни с Матильдой Кшесинской, ни с Львом Давидовичем Троцким. Будьте покойны.
Разберёмся.
Без Эрнста и Цекало.