Казахский хулиган
– Фильм снят на грант фонда “Сорос”, – рассказывает Ербол. – На мой взгляд, мы до сих пор свой деколониальный путь не прошли даже наполовину. В этом смысле фильм – самое важное из того, что со мной происходит сейчас.
Картина основана на интервью с 10 разными личностями, каждая из которых, на мой взгляд, добилась значительных успехов в своей сфере.
Это дает им моральное право высказываться на эту тему. И не только сквозь призму своей профессии. Дипломат, политолог, кинорежиссер и совсем молодые, неизвестные лица… Есть человек, которого я подписал “бесплатный националист”. Я специально так сделал: это и хулиганство, и мое отношение к этому вопросу.
– А как вы относитесь к казахскому национализму?
– Если не превращать это в профессию, здоровый национализм должен быть в крови каждого казаха. Это ментальная прививка от распада и исчезновения. Фильм исследует деколонизационный дискурс, который был в казахском обществе со времен Кенесары и Махамбета. Путь, который начался тогда, продолжается и сегодня. Мне было важно протянуть линию – от Абая к движениям “Алаш-Орда” и “Жас тулпар”, от 1986 года к сегодняшнему дню.
30 лет назад мы получили независимость, и мне интересно было узнать, на какой отметке находимся, куда пришли и идем ли вообще в нужном направлении. На данный момент я вместе с продюсерами Саином Габдуллиным и Досымом Сатпаевым работаю над английскими субтитрами и продвижением картины на международные кинофестивали. Премьера в Казахстане, по моим планам, должна состояться осенью или зимой.
– Что для вас стало открытием, пока вы делали эти 10 интервью?
– Да ничего нового, если честно, не узнал. Когда монтировал, понимал, что эти люди, каждый со своей колокольни, высказывали примерно то же самое, о чем думаю и я сам. Не согласен только с кинорежиссером Дарежаном Омербаевым. Он считает, что советский опыт был скорее положительным, чем отрицательным. Но те же алашордынцы боролись за общество, в котором уживаются рядом любые непримиримые противоречия.
Бессменные “кровати”
– Кстати, о кино. В национальной киностудии “Казахфильм” поменялся президент компании. Как вы прокомментируете это событие?
– Никак. От перестановки кроватей в борделе ничего не меняется. Надо менять систему. “Казахфильма” в том виде, в каком он есть сейчас, не должно быть вообще. Национальная киностудия нужна только для поддержки авторского, малобюджетного или социально значимого кино. Последние можно делать качественными, но понятно, что ни один частный инвестор не сможет вытянуть крупные проекты. Они под силу только государству.
Но, собственно, для того, чтобы развивать кинопроизводство, “Казахфильм”, повторюсь, не нужен. Должно ли кино угождать зрителю?
Для создания хорошего кино требуется институт кинопродюсерства, нормальный закон “О кино”, который делал бы поддержку кино выгодным для бизнесменов и дал бы поле для маневров независимым продакшн-студиям, способным немножко встряхнуть рынок.
Словом, нам нужно развивать кино, не зависящее от бюджетных денег. А то, что сейчас там происходит, я имею в виду смену руководства, – это всего лишь борьба за бюджетные деньги. От того, кто их заграбастает, – прежний президент “Казахфильма” или нынешний, мне, как режиссеру, ни холодно ни жарко.
Для меня казахское кино – это Адильхан Ержанов, который снимает свои фильмы по цене одной иномарки. Всё остальное – это разговоры и воровство.
А коль молодые режиссеры научились от безысходности снимать картины за совсем маленькие деньги, на фиг кому нужен этот “Казахфильм”? Посудите сами: тратишь годы на съемки своего кино, его отбирают на разные МКФ, но у тебя нет ни одного процента прав на него. Ладно – я. Мне, как, прямо скажем, дилетанту, важен был сам факт работы в кино. Но у нас много режиссеров – выпускников ВГИКа, которые месяцами сидят в приемных ради того, чтобы работать даже на таких унизительных условиях.
Это трагедия. Пока мы не поменяем отношение к автору, не привьем уважение к интеллектуальному труду (он стоит не дороже аренды железок, на которых режиссер работает), наше кино не будет развиваться. Так что пусть те, кто сейчас рулит им, пилят баблишко без моего участия.
“Ербол, ты не прав”
– А можно узнать, как вы, студент-недоучка Литературного института имени Горького, попали в кино?
– Я критиковал “Казахфильм” за снимаемую им несусветную чушь. После очередной статьи меня пригласили на встречу с президентом “Казахфильма” Ермеком Аманшаевым. Наш с ним разговор сводился к вопросу: “А чё это ты нас мочишь?”. Завершился он предложением: “Если такой умный, напиши заявку”. Ну я и написал. Аманшаеву заявка понравилась. Спросил, кто будет писать сценарий. Я сказал, что сам. Через год после двух худсоветов меня допустили к съемкам картины “Книга”. Вот так всё и завертелось. Мне понравились его гибкость и умение действовать в неординарной ситуации.
А еще у него всегда хватало мужества признать ошибку. Ему, к примеру, очень не понравился фильм “Уроки гармонии” Эмира Байгазина. На худсовете он его разнес. А через три дня фильм попал в основной конкурс Берлинале. И тогда Ермек Аманшаев при всех попросил прощения у Эмира за то, что, возможно, не всё понял в картине. Этот поступок, по-моему, характеризует человека намного больше, чем красивые слова. С таким характером он мог бы удачно возглавить министерство культуры.
– Теперь вы еще, кажется, занялись издательским бизнесом. “Бандитскую Алма-Ату” вы издавали?
– Я. Это первая книга моего издательского проекта “Тек Баспа”.
Рукопись романа попала мне в руки несколько лет назад. Его автор – мой друг, я выступил как литературный редактор писателя-дебютанта. Сократил рукопись вдвое и издал.
“Бандитская Алма-Ата” – это попытка осмыслить 30 лет независимости через криминальную призму.
Вообще, это трилогия. Первая книга называется “Рассвет”. Она о 90-х годах, которые в нашей литературе еще никак не осмыслены. Вторая – “Война за общак” – о нулевых. Повествование в “Мирном небе”, третьей книге, начинается с 2010-х годов. Герой, один из первых “солдат перестройки”, проходит через жернова новых времен.
У романа есть коммерческий потенциал – прописанный хорошим языком отличный сюжет. Я на нем намерен заработать денег на издание поэзии – своей и чужой. Сейчас я уже получил тираж второй книги – сборник стихотворений “Трюк драматюрка”. Дальше у меня на очереди женский роман (я его еще не читал и не принял решения) и стихи талантливейшего поэта Заира Асима. Зачем мне это нужно? Кто-то же должен начать этот процесс. Ждать, когда у нас появится институт импресарио и продюсерства, можно до скончания века. Тот же Досым Сатпаев, мой друг, уже несколько лет ведет свой издательский проект, и мне нравится, что есть, с кого брать пример.
– Широкая общественность обратила на вас внимание после того, как вы выступили в прессе с громким заявлением, что “дядя Олжас – посредственный поэт”. Вы зачем это сделали?
– Тогда мне было всего лишь 20. И потом, я не говорил “посредственный” (это журналист для хайпа додумал). Я сказал “средний” (и я действительно так считаю), а это две большие разницы. Но скандал был большой! Все газеты – “Казправда”, “Известия-Казахстан”, “Экспресс К”, “Доживем до понедельника” – не то что выступили против, они устами больших литераторов стали убеждать меня: “Ербол, ты не прав”. С Герольдом Бельгером я позже очень подружился, а вот с Шахановым – нет. Ну а Олжас Омарович… Увижу – извинюсь на правах младшего. Но его поэзия, за исключением “Глиняной книги”, меня не очень трогает. Что правда, то правда.
– В 2006 году в издательстве “Ел орда” вышла “Ерболдинская осень” – сборник ваших стихов. Говорят, ее вам помог издать Ермухамет Ертысбаев.
– Меня с ним познакомил Рамазан Есергепов, главный редактор газеты “Алма-Ата инфо”, когда я, приехав на каникулы (тогда жил в Москве), зашел в редакцию за гонорарами. Я в этой газете был кем-то вроде собкора. Советник Президента Назарбаева пришел туда на “горячую линию”. Нас представили, и он так запросто попросил: “Дай стихи почитать”. Ну я распечатал ему штук пять-шесть. Через час Ертысбаев позвонил мне: “Это гениально, это надо печатать”. “Печатайте”, – говорю.
Через пару дней я был у друзей в Астане, и тут звонит он. Что-то про стихотворение какое-то спросить. Когда узнал, что я тут, рядом, пригласил к себе.
В Акорду я явился в красной растянутой водолазке, потрепанных джинсах, каких-то немыслимых красно-синих кроссовках.
Посидели, пообщались. Потом я уехал в Москву. Когда Ермухамет Кабидинович приехал туда по своим делам, мы снова встретились. Он замолвил за меня словечко перед пресс-службой нашего посольства. Она в то время, по словам ее руководителя, зашивалась без пишущих людей. И я, исходя из пушкинских соображений (“Я, конечно, презираю Отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство”), год добросовестно отработал в посольстве. Это было в те времена, когда нашим послом в России был Крымбек Кушербаев. Он мне понравился в работе. Очень конкретный, деловой, ценит людей, что-то умеющих. Потом пришел Туймебаев вместе со своей братией. Меня при нем уволили. Ербол Жумагул: Борьба с мамой намного тяжелее, чем с режимом
– Так Ертысбаев помог издать книгу или нет?
– Там в шести местах есть мат. Мне говорили, чтобы убрал его. А я схитрил: одно из стихотворений с матом посвятил Ертысбаеву. Он еще спрашивал: “Слушай, тут справа воры, слева – б…, а где я?”. Я сказал, что посередине.
Когда боролся с издательством, чтобы спасти маты, то позвонил ему, тогда уже министру культуры, информации и спорта: “Ермухамет Кабидинович, ваше стихотворение убрали”. Он возмутился: “Как?!” – “Из-за матов”. “Нет, маты это концептуально”, – ответил он.
В общем, книгу я спас, но из двух тысяч экземпляров ничего в продажу не поступило вообще. Сказали, что разослали по библиотекам. Московские друзья стали спрашивать: “Ты же книжку издавал. Где она?”. В итоге они – человек десять из Москвы, двое из Израиля – собрали деньги и в 2007 году сами переиздали мою книгу тиражом в 500 экземпляров.
…Давеча меня упрекали в том, что творческая жизнь у меня сплошная малина. То министр книгу издаст, то “Казахфильм” миллиончик насыплет на съемку кино. Но, во-первых, “Ерболдинская осень” почти сразу пережила переиздание, а кинодебют был отобран на ряд международных кинофестивалей, в том числе и в Бусане. Во-вторых, я никогда не ходил с протянутой рукой. У меня – как у Булгакова: сами все давали.
АЛМАТЫ