Соседка, которую я встретила у подъезда, несла откуда-то буханку белого. Остановились поговорить, и она мне рассказала, в каком магазине ее купила.
Это было довольно далеко от дома. В городе ночью стреляли, было страшно, но я решилась пойти: уж очень хотелось детей свежим хлебом к борщу побаловать.
У магазина того толпился народ, продавщица просила заходить максимум по трое. Заняла очередь, стою, жду.
К магазину подъехала машина, из нее вышел парень лет 30 с неопрятной нестриженой бородкой, в брюках со штанинами намного выше моды, тоже занял очередь.
Через минуту к "новенькому" обратилась какая-то бабуля:
– Ты бы поехал, побрился, что ли…
Кто-то из толпы добавил:
– И штанишки сменил.
Молодой человек стушевался, сел в авто, укатил.
Я вытащила из кармана горсть монет, взялась пересчитывать.
Подходит парнишка в очках, заикаясь, просит:
– Апа, можете добавить 10 тенге, мне сейчас на буханку не хватит. Почему хлеб не может быть дешевым: что не так с недорогими "буханками"
– Студент? – спрашиваю.
– Да.
Даю ему монетку.
Бабуля, божий одуванчик, просит:
– Девочка (это мне-то, пятидесятилетней), займи 100 тенге, дашь адрес, я зайду, как деньги в банкоматах появятся, занесу. Не побирушка, чай, пенсию просто получить не успела.
Отсчитываю сто тенге старушке. Адреса не даю, не нужно мне этот стольник заносить.
Два пацаненка подходят и наперебой, так:
– Женеше, если бы вы нам на булку хлеба дали, мы бы купили две. Мама нам на одну мелочи дала, а мы со вчерашнего обеда хлеба не ели. Вот, если бы вы на еще одну булку дали, мы бы съели ее по дороге домой.
– Сколько вас дома душ?
– Шесть…
Конечно, даю этим бойким братьям на булку хлеба.
Моя очередь уже почти подошла, как решился, наконец, подойти мужчина, до этого смотревший, как я раздаю мелочь, со стороны.
– Сестра, не можете и мне дать немного?
– На водочку? – спрашиваю.
– Нет, у меня 50 тенге не хватает на 10 штук самых дешевых сигарет. Всегда думал, что смогу бросить курить в любой момент, а нет, сигареты кончились еще вчера, а все деньги на карточке. И… ночь не спал, так курить хочется. А 10 сигарет можно растянуть на сутки.
Сутки еще прожить надо.
Я пожала плечами, мол, что за чушь, сигареты, а потом вспомнила, как мой муж мучился, бросая курить. Четыре раза бросал, пил какие-то специальные "антитабачные" лекарства, пластырь никотиновый на плечо клеил, но так ничего и не получилось. И протянула мужику блестящую монетку в 50 тенге.
Купила хлеба, иду домой, плачу. И вроде не сентиментальная я, и денег раздала-то немного, а слезы текут по щекам сами.
– Ничего, – прощаю сама себя за эту маленькую слабость. – Бабушка, которой я хлебушка купила, плакала, еще стоя за ним в очереди. А слезы – вещь заразная. Пускай пацаны, что съели уже, наверное, свежую буханку по дороге домой, не запомнят этого момента, не понесут его через всю жизнь. И студент тот пусть без проблем в институте доучится. И мужик, наконец, сумеет бросить курить.
Сели семьей обедать, а у меня кусок в горло не лезет. Сходила за хлебушком, называется. Получила катарсис.
Снова себя уговариваю:
– Переживи его, женщина, ради тех, кто рядом, переживи…
Прошли дни, легче стало ненамного. Уже и денег наличных в банкомат завезли, и хлеба все едят вдоволь. А я по ночам вижу во сне ту очередь и бабушку, которой вкладываю 100 тенге мелочи в морщинистую ладошку.
КЫЗЫЛОРДА