Оперные орбиты Талгата МУСАБАЕВА

– Как вы относитесь к постоянному сравнению солистов двух оперных театров страны – алматинского ГАТОБ имени Абая и столичной “Астана Оперы”?

– Считаю, в Казахстане не так много солистов, чтобы их можно было сравнивать. Во-первых, это два совершенно разных коллектива. А потом, во всем мире давно нет такого, чтобы артист числился в каком-то театре. Там работают по контрактной системе. У многих певцов нет своего театра, при этом их везде приглашают и они востребованны.

– Вас задевают комментарии “знатоков оперы” на просторах Интернета?

– Я не читаю отзывы людей, не имеющих отношения ни к музыке, ни к вокалу. Обычно такие “суждения” бывают на уровне симпатий: если человек понравился визуально, значит, по душе и его исполнение. Критика же должна быть обоснованной и профессиональной. Если замечания делают настоящие музыканты, конечно, я прислушаюсь.

– Вы готовы петь для горстки зрителей или важны полные залы?

– Если 10 человек придут послушать оперу, с удовольствием буду петь для них. Просто в финансовом плане это очень затратно. Представьте: сидит оркестр из 60 человек, стоит хор из 80 человек, на сцене работают 15 солистов, а в зале – горстка зрителей… Конечно, хочется, чтобы народ забивал залы, но для этого надо пропагандировать классическую музыку, оперу. Хотя в азиатских странах наблюдается бум на классику.

– Не обидно, что поп-исполнителей знает вся страна, а оперных артистов – лишь немногочисленная аудитория?

– Когда я поступал в консерваторию, знал, что классическая музыка далеко не на подъеме. Но я сам выбрал этот путь. Главное – чувствовать, что это твое и знать, на что идешь. Опера, как жанр, доступна и понятна не каждому, но все же хотелось бы, чтобы наши спектакли и выступления по телевизору показывали больше. Дело даже не в уровне популярности, а в состоянии постоянного творческого процесса, который находил бы отклик у зрителя.

Не о космосе

– Не могу не спросить: каково жить со столь известными именем и фамилией? Как часто вас путают с Мусабаевым-космонавтом?

– Мы пересекались пару раз на мероприятиях. Вообще это интересно, что у меня есть такой тезка. Но я родился в династии певцов Мусабаевых. И эта фамилия, можно сказать, уже гремела намного раньше. Целые поколения казахстанцев выросли на творчестве моего дяди – народного артиста, солиста радио и телевидения Рашида Мусабаева. Он был первым исполнителем популярных эстрадных шедевров композиторов Казахстана. Другой дядя – народный артист, оперный певец Мурат Мусабаев. И мой отец – Марат Мусабаев – заслуженный артист республики, солист хоровой капеллы им. Байкадамова и ГАТОБ им. Абая. С одной стороны, повезло, что я родился с этой фамилией и мне в чем-то было легче, с другой – чувствуешь ответственность за то, что уже было создано моими предками, и этот статус нужно всегда держать на высоте.

– В детстве не мечтали быть космонавтом? Кстати, скоро ваша оперная коллега Сара Брайтман полетит в космос как туристка...

– Нет, не помню за собой такого. Считаю, каждый человек должен заниматься своим делом и выполнять его профессионально.

На родине оперы

– Вы неоднократно стажировались в Италии, в том числе в “Ла Скала”. Что приобрели там для себя?

– Это то же, что учить иностранный язык в стране, где он является родным. А родина оперы, как вы знаете, – Италия. Попав в такую среду, начинаешь видеть такие вещи, как вокальная техника, стиль, манера исполнения, по-другому. Очень полезными были занятия с преподавателями вокала, посещение спектаклей, и главное – была возможность присутствовать на постановках спектаклей, где знакомишься со всей работой изнутри. Одним из преподавателей была примадонна мировой оперы Мирелла Френи. Такие занятия для молодых певцов, можно сказать, – на вес золота. Один маленький секрет может дать толчок развитию большого успеха.

– Вы исполняете большие партии на разных языках. Сколько времени нужно, чтобы выучить такие тексты?

– К счастью, я быстро учу партии. В свое время мы иностранных языков не знали, по сей день, например, итальянским владею только на бытовом уровне. А в опере зачастую идет старинный литературный язык. На заучивание партии уходит около месяца. Но этого недостаточно – надо партию еще “впеть”, чтобы ее запомнила мышечная память. Ведь мы не просто рот открываем, а всем организмом поем. Порой, чтобы вывести партию на сцену в музыкальном и сценическом плане, уходят годы.

– Внешне оперные певцы – преимущественно в теле. Это особенность профессии?

– Раньше был век певцов: если нравится, на него шли, а как он выглядит, не имело значения. Потом пришел век дирижеров, они начали диктовать и выбирать солистов. Теперь время режиссеров: из постановки пытаются сделать шоу. Если режиссер захочет, чтобы все были стройные и худые, на сцене будут исключительно такие. Я бывал на таком спектакле в “Ла Скала”, где все певцы были подобраны ростом под два метра. Вообще солисту нужны три вещи – он должен быть выспавшимся, не голодным и здоровым. Плохое физическое состояние отразится на голосе. Да, так получилось, что есть знаменитые певцы с крупной комплекцией. Но это не дает им никаких преимуществ. Некоторые думают, что мы кушаем много, чтобы это помогало петь, – наоборот, это мешает. То же самое, что спортсмену наесться, а потом бежать. Все, что в целом обычному человеку вредно, так же вредно и певцу.

Наш Абай – молод и строен

– К каким партиям более предрасположен ваш голос?

– Мне нравится петь партии в произведениях Чайковского, Верди. Любой солист до 40–45 лет должен петь лирические вещи. Ведь, когда рано начинают петь крепкие партии, организм быстрее изнашивается. Такие певцы рано сходят со сцены.

– Вам довелось исполнять в “Абае” главную партию…

– Я тогда работал в Астане в Театре оперы и балета им. Куляш Байсеитовой, постановщиком был знаменитый режиссер Есмухан Обаев. У нас часто люди мыслят штампами: если это Абай, то он должен быть полным, взрослым. А Обаев оттолкнулся от привычного образа и сделал поэта молодым и стройным. Потом были разговоры, что, мол, все неплохо, но хотелось бы Абая постарше… Мне кажется интересным, когда режиссер отходит от штампов, главное – чтобы новшества были логичными и обоснованными.

– Есть ли партии, которые идут вразрез с вашим характером?

– Мне вообще нравится исполнять разнохарактерные партии. Взять, например, Амонасро, царя Эфиопии, когда ты выходишь на сцену весь черный из-за грима...Постоянно петь только одноплановые лирические и любовные партии – это, может, удобно, но скучно. Актер должен уметь перевоплощаться и убеждать зрителя своей игрой. Хочется, чтобы сегодня ты был злодеем, завтра – стариком или героем.

Алматы