Заслуженные почести
Никита Савичев (1820–1885) одним из первых запечатлел в своих очерках и записках быт уральских казаков и казахов, обитавших на берегах древнего Яика. Благодаря его произведениям многие исторические события и биографии известных людей ожили заново. Но в советские годы Савичев оказался под запретом, так как считался писателем старого режима. Поэтому его произведения широкому кругу читателей до последнего времени оставались неизвестными. С обретением Казахстаном независимости отношение к истории родного края резко изменилось. Буквально несколько лет назад одна из улиц в исторической части Уральска названа в честь Савичева. Здесь же в прошлом году открыли прекрасный сквер его имени. И вот теперь появился памятник, как логическое завершение по увековечению памяти этого незаурядного человека, который с документальной точностью методично запечатлевал картины быта простых казаков и казахов, совместно живших в самобытном крае – быта, доселе никем не изученного и не описанного.
– Он незаслуженно оказался под запретом, в результате чего уральцы многое из своего прошлого не могли узнать, – рассказал “КАРАВАНУ” известный уральский краевед Николай ЧЕСНОКОВ, которого через несколько дней после открытия памятника Савичеву не стало. – Он очень точно и скрупулезно описал быт уральских казаков и казахов Букеевского ханства. Его очерки – кладезь в изучении истории родного края.
Встреча с Курмангазы – бесценные свидетельства
Никита Савичев также одним из первых представил европейскому читателю своего современника Курмангазы Сагырбаева. Свою встречу с великим казахским композитором он описал в очерке “От Кармановского форпоста до Глининского”. Во время поездки вдоль границ Букеевского ханства остановился у своего знакомого Иова Бородина, который и познакомил его с Курмангазы. Он описал композитора как мужчину средних лет, с добродушным и умным лицом. Но самое главное, был поражен мощью композиторского таланта, игрой Курмангазы на домбре:
«Я никак не ожидал, чтобы из такого беднейшего первобытного инструмента о двух струнах могло выйти что-нибудь похожее на музыку. Но такова сила человеческой способности, из домбры выходила чистейшая музыка. Смотря по тому, как она была выражена, ее можно поставить наряду с произведениями образцовой музыки».
Описывая услышанное, Савичев делает заключение:
«Сагырбаев – редкая музыкальная душа. И получи он европейское образование, то был бы в музыкальном мире звездой первой величины».
Во время этой встречи, как описывает сам писатель, он сделал портрет композитора, пока кюйши играл на домбре. Считается, что это единственный прижизненный портрет Курмангазы, но он до сих пор не найден. Некоторые краеведы предполагают, что, возможно, этот портрет находится среди еще не обнаруженных бумаг Савичева. Исходя именно из его описания, исследователи сделали заключение, что свой знаменитый кюй “Лаушкен” Курмангазы посвятил купцу Иове Фокеевичу Бородину, с которым кюйши был в приятельских отношениях и которого казахи звали Лаушкой, что является искаженным на казахский манер от уменьшительно-ласкательного имени Ивушка, как звали Бородина близкие родственники. Казахи очень уважали Бородина за его доброту и справедливость.
– До Савичева о Курмангазы никто не писал, тем более в таких подробностях. За время короткой встречи он на века опередил время, давая характеристику великому казахскому композитору, – отмечает Николай Чесноков.
Исследователь восстания Исатая Тайманова
По словам Чеснокова, Савичев первым исследовал причины народно-освободительного движения под предводительством Исатая Тайманова и Махамбета Утемисова. Документы, приведенные в работе “Исатай Тайманов, старшина Внутренней орды”, имеют ценность первоисточника ввиду того, что Уральский войсковой архив, где находились все документы, не сохранился. И опять-таки именно из трудов Савичева русский читатель впервые узнал о восстании Тайманова. А мы узнаем о взаимоотношениях казахского предводителя Тайманова с Владимиром Далем, знаменитым автором Толкового словаря русского языка. Даль работал чиновником для особых поручений при оренбургском губернаторе Перовском и был прекрасно осведомлен о событиях, происходящих в Букеевской орде. По поручению губернатора он не раз в ней бывал и, вполне вероятно, встречался с Исатаем Таймановым и Махамбетом Утемисовым. Они знали его как справедливого, внимательного к нуждам казахов чиновника, поэтому в своих прошениях не раз требовали прислать в степь именно Даля для изучения непростой ситуации, возникшей в ханстве:
«Особенно мы желаем, чтобы жалобы наши были исследованы господином подполковником Далем», – это строки из письма Махамбета Утемисова губернатору Перовскому.
Еще одна любопытная деталь – Савичев сравнивает Тайманова с метеором:
«Пролетит по спокойному небу яркий метеор с шумом, с треском и исчезнет, а в небе все продолжает совершаться тихо и спокойно. Таково явление Исатая Тайманова, он прошумел и пропал, а в притихшей орде все продолжало совершаться по-прежнему: роскошный хан Джангир и алчные его приближенные, сами того не понимая, продолжали подкапываться под здание ханства во Внутренней орде».
Савичев был уверен, что именно восстание Тайманова значительно пошатнуло ханскую власть в степи.
Портрет от Тараса Шевченко
Уральский писатель Никита Савичев был в приятельских отношениях с великим украинским поэтом Тарасом Шевченко, в то время находившимся в Новопетровском укреплении на Мангышлаке.
– Находясь на службе на Украине, Савичев, много слышавший об украинском Кобзаре, побывал в его родном селе Кирилловке и в 1852 году во время встречи со ссыльным поэтом в Новопетровском укреплении рассказал ему об этом. Это запало в душу поэта, они сблизились, – рассказывал краевед Чесноков.
В последующем украинский Кобзарь не раз встречался с уральским писателем, между ними длительное время шла переписка. Во время одной из встреч Шевченко нарисовал портрет Савичева. Этот портрет сохранился до наших дней. На обороте его имеется надпись: “Портрет этот рисован в июне 1852 года Тарасом Григорьевичем Шевченко. Портрет Никиты Федоровича Савичева в чине хорунжего. Подарен в войсковой музей Павлом Ивановичем Обротневым (1909)”. На лицевой стороне рукой Шевченко на левом углу написано: “1852 г. Новоалександровское укрепл.”.
По мнению уральских краеведов, знакомство с Шевченко оказало большое влияние на дальнейшее творчество писателя и становление его мировоззрения. Однако архивные материалы Савичева пропали, о его творческих и дружеских связях с Шевченко известно очень мало. Хотя не исключается, что Кобзарь использовал типаж уральского приятеля в качестве прототипа своих героев.
Физиономия Уральска
Считается, что Савичев, сам являясь уральским казаком, особое внимание в своем творчестве уделял жизни и быту яицких казаков. Стремление ближе познакомиться с их походной жизнью стало причиной его участия в экспедиции к Аральскому морю. В своих очерках он с симпатией относится к рядовым казакам и с некоторой неприязнью к офицерам:
«Веселость наших офицеров в ту пору мне крепко не нравилась, и вот почему: под веселую руку у них только и было разговору, что рассказывали один перед другим грязные анекдоты, или целые истории такого же свойства. Рассказы эти далеко не были приукрашены цветами красноречия Боккаччо и поражали меня изысканной пошлостью».
Отношение Савичева к знаменитой ловле красной рыбы на Урале, называемой багреньем, – особое. Он считает этот способ добычи рыбы “гибельным и варварским”. Да и сама эта процедура, по его мнению, “забава, охота, привычка, наконец, лотерея, в которой 1 выигрышный билет на 100 пустых”.
Как этнограф, Никита Федорович первым описал Уральск того времени. Сам очерк называется “Физиономия г. Уральска и его окрестностей за 100 лет и в настоящее время”. Автор рассказывает об истории старинного уральского города с момента его основания. О нравах людей, проживавших в нем, он отзывается без прикрас, при этом детально описывает уклад жителей, архитектуру города, памятники, которых уже не стало. Каждому историческому объекту города он уделил особое внимание, что делает это произведение особо ценным для последующих поколений. Он писал:
«Улицы города были узкие до неудобства и кривые до безобразия. Ни одна из них не пересекалась под прямым углом и ни один колонок не имел формы правильного четырехугольника, все были похожи на неудавшиеся оладьи».
– Многие проблемы, которые Никита Федорович поднимал в своем очерке, до сих пор остаются нерешенными, – замечал краевед Николай Чесноков. – Он задает вопросы на века. Это, можно сказать, и обращение к нам, потомкам, быть благоразумнее.
В конце очерка уральский писатель Савичев пишет:
«Интересно бы знать, как о нас отзовутся через столетие наши потомки? Вероятно, они сочтут нас дикарями. От потомков только этого и жди».
Уральск