О том, как рвется тонкая нить между жизнью и смертью и какие неожиданности бывают в операционной, рассказывает анестезиолог-реаниматолог Мурат АМАНБАЕВ.
– Когда я был совсем молодым и менее опытным, я думал, что анестезия – самая легкая часть работы в операционной. Дал наркоз, усыпил, разбудил – всё. Только с опытом пришло понимание, как много зависит от нашей специализации! Когда ведешь человека на наркоз, мысленно понимаешь, дорога каждая минута, и уже в это время начинаешь продумывать лечение. Опытный анестезиолог не просто обезболивает, усыпляет и делает нейрозащиту. Уже заранее он начинает терапию, чтобы гарантированно после самой сложной операции пациент мог выйти из этой искусственной комы живым и иметь стабильное состояние.
– А как это – начинаете лечение перед наркозом?
– Заранее продумываю, чего можно ожидать после конкретного оперативного вмешательства. Всё зависит от вида патологии. Допустим, идет операция на поджелудочную железу, и ты знаешь: после нее у пациента останется всего лишь часть органа, которая может начать разрушаться. Вообще, когда проходит операция в области печени и поджелудочной железы, надо учесть, что может начаться нарушение их функций. Поэтому мы смотрим, какие анализы были у больного до операции, каким был ритм сердца, как работали другие органы. И заранее, соответственно этим показателям, заглядывая вперед, даем коррекцию. То есть потихонечку начинаем лечение.
– Почему это должен делать анестезиолог-реаниматолог?
– Вообще реаниматолог – это тот, кто оживляет умирающего, поднимает самого тяжелого и безнадежного больного, то есть изменяет ход событий в лучшую сторону. Поэтому ему приходится начинать лечение по синдромам заранее. А задача анестезиолога – дать наркоз, правильно усыпить оперируемого, чтобы во время операции он не ощущал боли, и потом правильно разбудить. То есть тоже оживить.
Получается – это как бы разные специализации. За границей, и даже в России, это разные врачи. Но у нас со времен бывшего Советского Союза этим занимается один доктор – анестезиолог-реаниматолог. И надо, чтобы все мы, коллеги, понимали, что реанимационными мероприятиями надо заниматься и до, и во время, и после введения наркоза, чтобы потом не пришлось вытаскивать пациента, как говорится, с того света. Тогда и самому доктору будет легче работать с таким заранее подготовленным пациентом.
Торопить врача не надо
– Допустим, предстоит операция на печени и поджелудочной железе, что обычно приходится предпринимать?
– Чаще всего во время таких серьезных операций стараешься удержать в норме кислотно-щелочной, то есть электролитный баланс в организме человека. Смотришь, какие еще у него есть нарушения, от чего зависят. Скажем, низкое содержание калия, начинаешь его поднимать. Бывает, нарушение дыхательных функций, ацидозы (увеличение кислотности), алкалозы (избыток щелочных соединений). Начинаешь корректировать, чтобы по ходу операции всё это было стабильно. Или, скажем, какие-то нарушения в печени. Повышенный билирубин говорит об усиленном разрушении гепатоцитов, повышенный уровень содержания в крови трансаминазы (ферментов печени, сердца, почек, и мышц) говорит о некрозе клеток этих органов. Начинаешь дополнительный подбор препаратов.
На плановых операциях всё это делают заранее, берут пробы на бакпосев, подбирают и понемногу, заранее, еще до разреза начинают давать антибиотики. Тогда, прежде чем начнется операция, в крови пациента уже будет нужный антибиотик, и заживление ран пойдет быстрее. В общем, таких нюансов при подготовке к операции много.
Совсем другое дело, когда операция экстренная. Риск возрастает в разы, поскольку ты не знаешь всех нюансов в работе организма больного. Тогда бывает страшновато. Даже если человек поступил после травмы нижних конечностей, то нельзя исключать у него нарушений сердечной деятельности.
Был случай, когда молодого и крепкого парня с переломом ключицы, руки и лопатки взяли на операцию. Вероятнее всего, в связи с травмой у него случилось нарушение сердечной деятельности. Но кто-то влиятельный нажал сверху, поторопил врачей, и пациенту срочно ввели наркоз. В итоге у человека пошло осложнение, сердце не выдержало и остановилось. Летальный исход. А, по идее, сначала надо было подлечить сердечко и только потом давать наркоз. Ну и что, что пришлось бы полежать со сломанной рукой и лопаткой. Подлечили бы, походил бы в гипсе, а потом спокойно пошел бы на плановую операцию. Плохо, когда несведущие люди вмешиваются во что не надо.
– То есть торопить врачей не надо?
– Естественно. Бывает, люди, которые привыкли гулять, которые не хотят терпеть, ждать, выполнять рекомендации врача, делают себе во вред. А потом появляются всякие посты в “Фейсбуке”, якобы врачи загубили молодого и здорового человека. Крайним в таких случаях обычно остается доктор. Он же не может разглашать врачебную тайну, это же статья. А когда врачи что-то рекомендует, их не хотят слушать. Для медиков вообще самые страшные пациенты – влиятельные. А еще и сами медики.
– Почему медики?
– Потому что медики, которые ухаживают за другими пациентами, всегда имеют не очень хорошую флору в организме. Каждый больной, с которым он общается, оставляет ему свой набор микроорганизмов, устойчивых к каким-то препаратам. В конце концов у самого врача возникает мультирезистентное состояние. Поэтому с ними всегда сложнее. В лечении именно медиков почему-то происходят неожиданные ухудшения, и всегда всё идет сложнее, чем у обычных пациентов.
Выживает сильный духом
– А вы в какой больнице сейчас работаете?
– В инфекционной. Реаниматологи нужны везде. Это дефицитная и не очень благодарная профессия. О них мало кто знает, мало кто понимает суть их работы. А она заключается в заботе о благоприятном функционировании всех органов и систем человека. К примеру, при коронавирусной инфекции, COVID-19, на первый план выходит дыхательная недостаточность. А, как мы знаем, часто из-за этого и случаются летальные исходы. Так вот здесь реаниматологи работают с аппаратами ИВЛ (искусственной вентиляции легких).
– Почему пациенты с трудом выдерживает ИВЛ и часто после этого гибнут?
– Искусственное аппаратное дыхание называют “терапией отчаяния”, когда болезнь легких быстро прогрессирует и все другие меры оказываются недостаточными. Такое название этому виду лечения дали, поскольку, к сожалению, оно может пагубно влиять на легкие. Там много нюансов. Сначала больному дают просто дополнительный кислород. Если его не хватает, применяют аппарат “Hi-Flow” для кислородно-воздушной оксигенации. Это повышает сатурацию (содержание кислорода в крови), уменьшает одышку и увеличивает объем вдыхаемого воздуха. Если и это не помогает, приходится применять НИВЛ (неинвазивную вентиляцию легких). На лицо пациента надевают плотную маску, и, по сути, аппарат дышит за него, искусственно производит вдохи. Это очень тяжело, дышать в такт с аппаратом. Ну и бывает, что надо перевести на полную искусственную вентиляцию легких. Конечно, у такого лечения свои минусы. И тут врачу приходится балансировать между тем, чтобы помочь и не навредить.
И сами люди бывают разные. Есть такие, которые сдаются сразу, будто накладывают на себя руки. Их лечить тяжело. А у тех, кто более активен, старается заниматься дыхательной гимнастикой, шансов выжить намного больше. О нашей специализации обычно так и говорят: если врачи не справляются, последняя надежда – на реаниматолога. А дальше – какой будет воля Всевышнего.
Ален РУЗИЕВ, АЛМАТЫ