Меры по реабилитации детей, находившихся в зонах террористической активности, должна выработать межведомственная рабочая группа при министерстве образования. Об этой инициативе Антитеррористического центра на заседании комитета по международным отношениям, обороне и безопасности сената рассказывал еще в декабре прошлого года зампредседателя КНБ Нургали БИЛИСБЕКОВ.
– На родину возвращены 63 ребенка, ожидается прибытие ориентировочно еще 50 детей. В настоящее время в сирийско-иракской зоне находятся 390 детей в возрасте до 16 лет – 214 мальчиков и 176 девочек, – сообщил он. – Называя эти цифры, мы не можем гарантировать, что они соответствуют действительности, потому что дети находятся в зонах активных военных операций, и мы не можем сказать, живы ли все они. У нас есть сведения, что в зоны бомбардировок попадают и граждане Казахстана.
За последние 6 лет в зонах боевых действий за границей погибли более 220 боевиков – граждан Казахстана.
По данным КНБ, на 11 процентов снижена численность казахстанских студентов, обучающихся в иностранных религиозных учебных заведениях на неофициальной основе.
– На сегодняшний день таких студентов 135. Три-четыре года назад их было около 300. Мы достигли значительного сокращения благодаря работе с нашими зарубежными партнерами – Египтом, Турцией и другими. Мы смогли экстрадировать из стран Ближнего Востока 5 основных проповедников экстремистских течений, в том числе Абдухалила Абдужапарова, который был осужден. Меры уголовного преследования применены к 22 лидерам и активистам деструктивных религиозных течений, – рассказал зампред КНБ.
Тест для экстремиста
Как же бороться с вирусом радикализма и существует ли вакцина от него? Председатель президиума РОО “Контртеррористический комитет” Аманжол УРАЗБАЕВ считает, что вопрос – в отсутствии унифицированной методики борьбы с религиозным экстремизмом.
– В Казахстане используют несколько методик, разработанных Аскаром САБДИНЫМ, Рустемом СЫЗДЫКОВЫМ, но единого определения уровня радикализации нет. И получается, что каждый специалист, каждая область варятся в своем соку. Мы хотим систематизировать эту работу и распространить методику, отработанную центром “Шанырак” (Алматы) на более чем тысяче адептов. Специальное тестирование позволяет выявить уровень радикализации граждан и, исходя из этого, составить план реабилитации. Завершающий этап – выработка критериев дерадикализации, – рассказал Уразбаев.
Благодаря организованному на днях Контртеррористическим комитетом “круглому столу” “КАРАВАНУ” удалось пообщаться с разработчиком данной методики. И вот что рассказал нам руководитель центра консультации, профилактики и реабилитации “Шанырак” Мирхат МАДИЯРОВ:
– Тест состоит из 30 вопросов, определяющих уровень знания истории Казахстана, общий кругозор, приверженность тому или иному религиозному течению. Знает ли человек догматы ислама и шариата, как читает намаз, касается ли мочек ушей во время совершения молитвы, где держит руки в это время – на уровне пупка или на груди, как поднимает руки во время намаза.
Также тестируемого просят назвать радикальные религиозные течения, которые он знает. Разумеется, если он относит себя к “Таблиги джамагату” или иным религиозным организациям, деятельность которых запрещена в РК (напомним, таковых 21), то не будет упоминать эти названия. Есть вопросы и о том, где, по разумению опрашиваемого, находится Всевышний, и считает ли он, что общество переживает духовный кризис.
– Ранее мы протестировали 1 200 человек, выявили, что грамотными в вопросах ханафитского мазхаба являются 116 человек, малограмотными – 344. Слабое влияние деструктивных религиозных течений определено у 96 опрошенных, сильное – у 35. На беседы с теологами нашего центра охотно согласились 193 человека, с трудом – 60. При своей убежденности остались 60 тестируемых, подвергшихся влиянию деструктивного религиозного течения. Задумались 25 человек, – привел нам результаты Мирхат Мадияров.
Бронепоезд и вербовщики
Аманжол Уразбаев добавил к словам руководителя “Шанырака”, что участники тестирования были приглашены в центр по итогам плановых отработок полицией мест массового скопления подозреваемых в радикализме.
– Уже сформирована определенная база данных, по которой можно делать выводы, проводить исследования и в последующем принимать решения. Но мне хотелось бы подчеркнуть, что от вируса радикализма не застрахован никто.
Вербовщики, особенно деструктивных течений, обладают высококлассными методиками психологического зомбирования, перевербовки.
На одной из лекций мне задали вопрос: как вы относитесь к тем, кто в платках? Как обыватель, я отношусь к ним с юмором, поскольку знаю, что 90 процентов из этих “платочниц” имеют поверхностные религиозные знания. А с позиции профессионала для меня любая “платочница” – это пушечное мясо. В течение месяца я, как вербовщик, могу сделать из нее смертницу. Я не хочу здесь применять слово шахид, потому что шахид – это человек, проливший кровь за веру, – отметил глава Контртеррористического комитета.
В течение недели вербовщик узнает режим жизни девушки, замужем ли она, есть ли дети. Затем подстраивает ситуацию, в которой страдает сама женщина или ее близкие:
– И вот к ней, находящейся в шоковом состоянии, приходит вербовщик и говорит: “Представляешь, в какой стране ты живешь? Государство не может обеспечить твою безопасность, негодяи так поступили с твоей семьей”. Потом вербовщик подключает психолога, который начинает обработку, и еще одна неделя нужна рекрутеру, чтобы научить женщину пользоваться поясом смертника. Всё!
А обвинения в неэффективности работы госорганов с религиозным экстремизмом Уразбаев считает не всегда обоснованными:
– Госаппарат очень громоздкий, поэтому рассчитывать на то, что с позиций государства можно принять оперативные меры, чтобы локализовать ту или иную ситуацию, – это очень сложно. Государство – как бронепоезд, несущийся по железной дороге, и резко остановиться, чтобы повернуть куда-то, ему сложно – нужно ждать, пока проведут рельсы, пока его развернут, и он поедет.
Так что правильно делают, что привлекают НПО и ведущих теологов с их методиками. Но повторю: нужен системный подход к определению уровня радикализации и на выходе – четкие критерии дерадикализации.