Когда в шахте на глубине 500 метров произошел взрыв метана, под землей находился 191 человек. Большинство успели подняться на поверхность самостоятельно. 14 человек вынесли с тяжелыми травмами и глубокими ожогами. В лаве оставались еще 30 горняков.
Уже позднее главный инженер ВАСС “Комир” Геннадий Селинский скажет: в эпицентре взрыва скорость ударной волны превышала 3 тысячи метров в секунду. Подземная выработка в одно мгновение превратилась в месиво из обломков оборудования и горной массы. Шахтеры, попавшие в эпицентр, погибли практически мгновенно. Но в первые часы трагедии все надеялись…
Горноспасатели и службы ЧС впервые столкнулись с катастрофой такой исключительной сложности и опасности. 12 отделений горноспасателей предпринимали отчаянные попытки подойти к горящему забою. Они продвигались в кромешной темноте среди раскаленных пластов, каждую минуту слыша за спиной новые хлопки газа. Точных данных о местонахождении людей не было, спасатели руководствовались только опытом и интуицией. Первый след – обрывок газеты, в которую был завернут шахтерский обед. Неподалеку нашли тела семи погибших…
В выработку закачивали воздух – пока оставалась хоть капля надежды, что там есть живые люди. Веру подкрепляло чудо, которое случилось с гидравликом Игорем Дубенцовым. Он был практически в эпицентре. В момент взрыва занимался ремонтными работами, сидел низко на земле. Это спасло ему жизнь – ударная волна прошла выше. Он успел надеть самоспасатель и пробежал 180 метров горящей выработки. Вышел сам и вывел двух раненых товарищей.
Двое суток горноспасатели пытались пробиться сквозь огненный коридор.
Но наступил момент, когда члены правительственной комиссии встали перед дилеммой: продолжать закачивать воздух – значит, поддерживать бушующий пожар, который может перекинуться на всю выработку. Еще никому в мире не удалось потушить горящий метан – только полная изоляция очага, исключение доступа кислорода путем возведения гипсовых перемычек могут укротить метановый пожар.
В воскресенье, 13 января, правительственная комиссия приняла решение прекратить поисковые работы. А всех, кто к тому времени не поднялся из забоя живым или мертвым, считать погибшими…
Братская могила
А 14 января 50 горноспасателей вновь спустились в лаву. Они производили разведку вентиляционного штрека. И здесь обнаружили тела еще двух погибших – горнорабочих Ильдара Шайхутдинова и Александра Ярыша.
Для тех, кто уже смирился с мыслью о невозможности предать земле тела родных, это сообщение стало новым ударом. И правительственной комиссии пришлось второй раз делать заявление.
– Дальнейшее продвижение по вентиляционному штреку абсолютно невозможно,– объяснил министр ЧС РК Владимир Божко в полдень 15 января, – там сплошной завал…
К 18.00 16 января горящий забой был наглухо запечатан. Только через шесть месяцев, если показатели будут в норме, его, возможно, вскроют. И поисковые работы будут возобновлены.
А до того времени горящий забой станет братской могилой 21 шахтера. Над местом гибели людей решили установить мусульманский камень и православный крест с именами погибших. Весной здесь построят часовню и мазар.
Подземные законы
Прокуратура по факту гибели людей на шахте “Абайская” возбудила уголовное дело по статье 245 ч.2 Уголовного кодекса РК – нарушение правил безопасности при ведении горных работ. Следствие только началось. Но исполнительный директор угольного департамента АО “Арселор Миттал Темиртау” Мурад Перзадаев уже исключил из причин человеческий фактор.
– Произошел внезапный выброс газа, – сказал он. – Ни один датчик не показывал ухудшения газовой обстановки.
Шахтеры “Абайской” говорят о другом, но на условиях полной анонимности. Даже перед гробами своих погибших товарищей они опасаются говорить открыто.
– Мы работали на том участке, где произошел взрыв, в ночную смену. За смену дважды выбивало газовые датчики. Концентрация газа была очень большая. Мы поднялись на поверхность досрочно. Но утром ремонтная смена спустилась по графику. Над выработкой был газовый мешок – настоящая пороховая бочка. Почему датчики не показывали? Есть много способов заставить их показывать нужные данные. Конечно, рискуем… Но превышение показателей по газу означает остановку работ. А значит – потерю заработка…
Разговоры о намеренной остановке газовых датчиков возникают после каждого ЧП на шахтах. И каждый раз руководство департамента горячо опровергает анонимные высказывания шахтеров.
Расследовать это – дело специалистов. Потому не будем поддерживать ни тех, ни других. Вместо комментария приведем официальное заявление главы Ростехнадзора Константина Пуликовского, сделанное после трагедии на шахте “Ульяновская”, где в результате взрыва в марте прошлого года погибли 108 человек: “Автоматика на шахте была намеренно нарушена с тем, чтобы датчики показывали меньшее количество метана и не отключали электричество. Люди сознательно шли на риск, можно только предполагать, из-за денег, чтобы не останавливать выработку угля. Команды давали руководители…”
Но это, повторимся, выводы российских экспертов, расследовавших трагедию на российской шахте. Наши специалисты еще не готовы сказать свое слово.
– Эта шахта – одна из самых “газовых” в бассейне. А лава, где произошел взрыв, – самая метанообильная, – говорит технический директор угольного департамента АО “Арселор Миттал Темиртау” Каниф Кашапов. – Для сравнения: в Англии в шахтах метанообильность 15 кубометров в минуту. У нас 158. Это к тому, что мы знаем, в каких опасных условиях работают наши люди.
Директор по экономике угольного департамента Василий Тельной придерживается иной точки зрения:
– Есть такое понятие, как выбросоопасные забои. Работа в опасных условиях предусматривает 10-процентную надбавку к тарифным ставкам. Шахта “Абайская” не относится к категории выбросоопасных, и оплата рабочим здесь производится по обычным тарифам.
Исполнительный директор угольного департамента Мурад Перзадаев не внес ясности в вопрос:
– Метанообильность и выбросоопасность – разные понятия…
Такое впечатление, что руководители еще не успели договориться, считать ли “Абайскую” опасной или не опасной?
Жизнь или кошелек
Владелец транснациональной компании “Арселор Миттал” Лакшми Миттал прилетел в Караганду 14 января. На один день. Появился на похоронах. И сделал короткое стандартное заявление: он скорбит, благодарит и все оплатит…
Даже неудобно было слушать в который раз, что “безопасность труда для компании является приоритетом №1 и компания приложит все силы, чтобы в будущем избежать таких ситуаций”. Эти же слова мы слышали в декабре 2004-го, когда на шахте “Шахтинская” в результате взрыва погибли 23 шахтера. И в сентябре 2006-го, когда на шахте имени Ленина погиб 41 рабочий. И вот теперь…
Семьям погибших выплачивается по 10 годовых зарплат. На “Абайской” это составит от 5 до 17 миллионов тенге. Осиротевшим детям оплачивают учебу. Выделяют деньги на покупку новых квартир. И вообще компания всегда старается выполнять все пожелания и просьбы семей погибших. Так что они редко решаются на выражение недовольства.
И государство, которое тоже можно причислить к пострадавшей стороне (все-таки граждане Казахстана гибнут за интересы иностранного капитала), претензий к Митталу не высказывает. Помня, что в самые трудные времена он пришел в молодое государство, вытащил из кризиса целую отрасль и подал пример другим иностранным инвесторам. Любые вопросы к компании “Арселор Миттал Темиртау” снимаются при упоминании многомиллионных инвестиций, вкладываемых в производство. Миттал платит нашим шахтерам 800 долларов в месяц. А знаете, сколько зарабатывает сам Миттал на карагандинском угле и металле? Говорят, три тысячи долларов в… минуту!
Но считать деньги в чужом кошельке вроде как неприлично. Поэтому посчитаем души – живые и мертвые.
На Лакшми Миттала в Казахстане трудятся 50 тысяч наших граждан. У него немало предприятий по всему миру, но только на “Арселор Миттал Темиртау” люди гибнут так часто и так много – более ста человек за последние три года. Может быть, государству пора спросить с хозяина, которому оно доверило 50 тысяч своих граждан: почему?!
Татьяна ТЕН, Владимир БАРАБАНОВ (фото), Караганда