Две причины были у меня, чтобы посмотреть этот фильм. Во-первых, Сабита Курманбекова люблю еще со времени картины “Конечная остановка” режиссера Серика Апрымова. Вышедшая в канун развала великой страны, она рассказывала о безысходности жителей аула, затерянного под Семипалатинском. Поразила тогда обнаженность проблем того времени, показанных в картине (увы, и сейчас многое остается таким же), бесцельность жизни людей. Художником ленты выступил Курманбеков. С тех пор прошло много лет. Сабит стал режиссером, и “Оралман” – уже четвертая по счету его картина. Серик Апрымов уехал за рубеж, решив, что там его талант может открыться полнее. Но, похоже, что стремление к социальной драме и скупость изобразительных средств стали фирменными знаками обоих мастеров.
Во-вторых, тема оралманов мне близка с начала 90-х годов, когда на 1-м Всемирном курултае казахов в тогда еще Алма-Ате прозвучал призыв к соплеменникам вернуться домой. С тех пор на историческую родину вернулись и получили статус оралмана 261 104 семьи, или 957 772 этнических казаха. Но как встречают их? Увы, далеко не так, как рассчитывали возвращенцы. Вот как раз об этом фильм Сабита Курманбекова.
Картина начинается с призыва на молитву. Камера крупным планом берет лицо главного героя, профессия которого азанчи – человек, призывающий правоверных совершить намаз.
Не знаю, как у других зрителей, но у меня эти кадры вызвали в памяти эпизоды “Мусульманина” Владимира Хотиненко, тем более что исполнитель роли азанчи Дулыга Акмолда даже внешне похож на Евгения Миронова. И одет почти так же, и вокруг афганская земля.
Но по мере развертывания сюжета сходство исчезает, хотя в обоих фильмах речь идет, по большому счету, об одном и том же – покаянии, дороге к храму. В фильме Хотиненко герой Миронова одержим идеей того, что не важно, какой религии придерживается человек, главное – быть человеком. Николай Иванов стал мусульманином после того, как его спас из плена афганский крестьянин. Сапаркул – бывший моджахед, и ислам – религия, выбранная им не в силу обстоятельств, а по праву рождения, среды, в которой вырос. Но обоих, помимо религии, волнует другое, а именно: возвращение на историческую родину. Пусть там будет плохо, но это земля отцов. Французский революционер Дантон говорил, что нельзя унести родину на подошвах своих сапог. Иными словами, где бы ты ни был, но она там, где родился либо ты сам, либо твои деды.
Именно это и движет Сапаркулом, когда он подает документы на выезд в Казахстан. О том мечтали его отец Базарбай, его дед, который остался лежать на чужбине.
Документы получены, и Сапаркул с семьей отправляется в путь. Дорога длинная, через горы, а дальше через реку Пяндж, и только после этого семья попадает на казахскую землю. Здесь-то и выясняется, что он – оралман, никому не нужен, и, если нет специальности, ждет его черная работа. Сапаркула назначают сторожем для охраны территории вокруг Торетама. Никто из соседей не приходит навестить новичков, хотя по казахским обычаям их должны были бы пригласить на ерулик (так соседи приветствуют вновь прибывших). Да и в целом обычаи здесь никто не соблюдает. Например, бывший базарком. Привезя мясо, за которое Сапаркул отдает последние деньги, он остается на бешбармак и за столом начинает разделывать мясо, ведет себя словно хозяин, хотя сам находится в гостях. Невзирая на то что по старшинству первым за столом должен говорить Базарбай. К слову, такие же манеры и поведение у многих по отношению к оралманам. Как притесняют оралманов в Казахстане
Умирает отец, а похоронить на родной земле, о чем мечтал старик Базарбай, нельзя – рядом космодром, и местное кладбище огорожено колючей проволокой. И все же похоронить отца согласно обычаям Сапаркул смог благодаря солдату, нарушившему приказ и проявившему человечность – он даже помог вырыть могилу.
Время идет. Семья потихоньку обживается, начинает привыкать к новой жизни. Вот уже и жена, и дочь работают в местной столовой. Аким доверяет Сапаркулу обустройство одного из пустующих зданий, оставшихся после военных, с тем, чтобы там была мечеть. На стареньком мотоцикле, оставшемся после кого-то, Сапаркул перевозит брошенные в степи кирпичи, железки. Вступает в драку с ворами. Храм появляется, а все лавры за его возведение перед приезжим начальством присваивает себе местный бизнесмен, когда-то воевавший в Афганистане. Не правда ли, знакомо такое?
Режиссер Курманбеков просто показывает все, с чем приходится сталкиваться оралману. Сапаркулу непривычно многое, не устраивает его и то, что кругом много говорят, а делают мало. Но это его земля, земля его отца, деда, а потому отсюда он уже не уедет.
И в конце картины – как надежда на лучшее будущее – пение дочери Сапаркула, которая в Афганистане наступила на мину и с тех пор не говорила. А на казахской земле она оттаяла, и даже без помощи врачей, к которым все окружающие советуют Сапаркулу и его жене обратиться.
Наверное, “Оралман” понравится не всем, но Сабит Курманбеков снял честный фильм. Возможно, не обо всем он сказал, но и то, что показал, заставляет задуматься. О том, что покаяние не может быть односторонним.
Сапаркул своим возвращением на родину совершает покаяние деда, когда-то бросившего свою землю из-за невозможности смириться с новой властью. Но и кто остался здесь, не имеет права в чем-то обвинять тех, кто возвращается. Оралманы должны вести себя порядочно и не подставлять других людей — Мендикулова
В фильме есть один пронзительный кадр, когда, перейдя границу, старик Базарбай падает на колени и целует снег. Кому-то это покажется пафосным. Но покойный писатель Герольд Бельгер рассказывал мне, как после поездки в Ташкент на пограничном участке он поцеловал казахскую землю. Настолько он соскучился по своим родным казахам и земле после длительного пребывания в соседнем государстве.
Дорога к храму для всех одна – вот о чем картина Сабита Курманбекова, на мой взгляд. Видимо, это понимают многие. Недаром “Оралман” получил Гран-при на XIII международном кинофестивале “Евразия”, приз за лучший азиатский фильм на 35-м международном кинофестивале “Фаджр” в Тегеране.
Алматы