О том, почему в стране не хватает льготных медикаментов, зачем в аптеках устанавливать видеокамеры и как паника, связанная со вспышкой менингита, стала кейсом минздрава, “КАРАВАНУ” рассказал министр здравоохранения РК Елжан БИРТАНОВ.
– Елжан Амантаевич, в стране сложилась удивительная ситуация. Минздрав регулярно рапортует о том, сколько препаратов отгрузили для бесплатного обеспечения больных, а люди месяцами не могут получить их в аптеках. К примеру, лекарства от диабета. Я видела, что вы лично отслеживали такие жалобы в соцсетях, давали задание разобраться, но проблема так и не решена. Не хватает инсулина, виктозы, нет помп. Что происходит?
– Когда мне звонят или в соцсетях пишут, что лекарства нет, мы с каждым конкретным случаем разбираемся отдельно. Выясняем, к примеру, что в конкретной поликлинике препарата нет, потому что они не заключили договор, не подали заявку, этих пациентов вообще нет в регистре. Извините, а откуда они появились? И почему нет заявки? В каждом случае есть причина, мы ее находим и решаем проблему.
Да, у нас были разрывы, были поздние поставки, мы этого не скрываем. Объективно. На некоторые препараты 12–13 раз объявляли тендер. Причины разные – снят с производства, не успели регистрацию пройти, не согласны по этой цене поставлять.
Но сегодня 98 процентов от всех лекарств, которые заявили поликлиники, мы действительно им отгружаем, и видим это онлайн. Сейчас у нас есть информационная система, благодаря которой мы можем по любому человеку посмотреть, какие препараты ему выписали, какие он получил из того, что имеется, а какие не получил. Каждый рецепт видим.
Это уголовное правонарушение!
– Хотите сказать, что проблемы нет?
– Есть, и это касается не только диабетиков. Еще в январе мы начали проверять, откуда ноги растут у этого дефицита. Мы взяли нашу информационную систему лекарственного обеспечения и выборочно прозвонили 500 человек, которые числятся как получившие лекарства. И оказалось, что 20 процентов из них препаратов не получали.
– Чья это вина?
– Вина? Это уголовное правонарушение! Мы по всей стране сделали перекрестные проверки, провели опросы. Результат – на 4,5 миллиарда тенге нашли лекарства, которые в аптеках физически были, но были списаны по базе данных.
Наши специалисты заходили в аптеки и видели там препараты с печатью “бесплатно”. То есть лекарства, предназначенные для бесплатной раздачи, попали в продажу.
Всю эту информацию мы передали в Генеральную прокуратуру. Дело сейчас вовсю раскачивается, прокуратура проводит проверки. А мы, как министерство, должны сделать работу над ошибками. Врач из Казахстана рассказал всю правду об антибиотиках
Раньше на местах нам говорили: “Вот список больных, мы им дали лекарств на миллион тенге, оплатите”. И мы оплачивали, потому что невозможно было проверить. Теперь мы сказали: “По информационной системе 2,5 миллиона человек получают бесплатные лекарства, но из них только 1,5 миллиона официально состоит на учете. Почему? Они обязаны состоять, если у них диабет или другое заболевание”. Сейчас мы приводим это в соответствие, вводим информационную систему, и уже видим там каждого больного. Потому что в Фонде медстрахования сказали: “Всё, ребята, по каждому больному информацию будем проверять и платить только тогда, когда человек реально получил лекарства”.
Дело – в дозе
– Если сейчас человек, приходя в поликлинику, не может получить лекарство по бесплатному рецепту, куда ему обращаться?
– В комитет фармации. Но и главврач обязан объяснять участковым врачам, как и кому выписывать рецепты. Недавно вышли на меня люди, говорят, что нет нужного препарата. Как нет? Я посмотрел по базе, мы с февраля его поставили.
Оказалось, препарат есть, только дозировка у него другая, просто врач поленился открыть базу и посмотреть.
Это частные случаи, в которых мы разбираемся, а системные проблемы уже все изучили. Увидели, к примеру, проблему выявления больных. Если ты, врач, не знаешь, сколько у тебя больных с диабетом, как ты можешь правильно рассчитать на них препараты?
Когда появляются новые пациенты, один врач их вводит в систему и заказывает на них лекарства, другой не вводит и не заказывает.
Многие люди даже не знали, что им положены бесплатные лекарства.
Важная информация: в июле мы объявляем конкурс на 2019 год. Если в прошлом году закупки мы начали аж в октябре, то сейчас в июле. То есть даже если какие-то тендеры не состоятся, то мы успеем повторно их объявить, и поставка будет уже в январе.
– Если снова срывов не будет.
– Для этого мы и заставляем поликлиники устанавливать МИСы (медицинские информационные системы), благодаря которым можем видеть, какое лекарство этому больному выписали, получил он его или нет. Местные исполнительные органы, кстати, обязали до конца июня всех диспансерных больных, всех получателей бесплатных лекарств вбить в базу данных. Мы не будем уже в пустоту отдавать эти лекарства.
Аптека: фото от МВД
Более того, мы планируем наладить систему обратной связи. Сначала хотели сделать СМС-оповещение о том, что вы получили лекарство и т. д. Но за СМС надо платить, а у министерства на это денег нет.
Поэтому будет другая система: ты приходишь в аптеку, показываешь удостоверение с штрих-кодом, и аптека видит твои данные. Еще отрабатываем установку камер в аптеках.
Сейчас МВД эту систему вводит. Наши фотографии хранятся в базе данных, и компьютер может по лицу определить, ты это или не ты. То есть ты пришел в аптеку, камера подтвердила, что это такой-то человек, выдали ему лекарство, подтвердили, что получил. Очень важно, чтобы была эта обратная связь. Ее никогда не было, и сейчас мы ее выстраиваем.
Хочу напомнить, что препараты начали выдавать через аптеки поликлиник, чтобы снизить затраты. И честно говоря, у нас денег не хватало, чтобы обеспечить всех, за кем были законодательно закреплены эти лекарства. Из года в год нехватка была, и в этом году тоже. Если взять все информационные ресурсы, посмотреть жалобы, даже административные и уголовные дела – дефицит был, и это было ощутимо.
Но благодаря тому, что мы ломали цены и 23 миллиарда сэкономили, 20 тысяч больных дополнительно получат лекарства, которые у нас в дефиците на этот год.
Конечно, будут появляться новые больные, будут точечные проблемы, но в массовом порядке мы ситуацию выровняли.
“Окно” закрой, “окно” открой
– Вбивать пациентов в информационные системы приходится врачам поликлиник, и нагрузка на них сейчас очень большая. Не сбегут ли из государственных медучреждений оставшиеся доктора?
– Давайте уточним, что дает врачу медицинская информационная система (МИС). Он работает в электронной амбулаторной карте, что позволяет интегрироваться со всеми нашими минздравовскими решениями, утвержденными приказами. В идеале вы приходите на прием, врач не заполняет вашу амбулаторную карту, а нужную информацию вносит в электронном варианте сразу в базу, и она автоматически попадает в нужный регистр.
Проблема в том, что сейчас врач ведет двойную работу – пишет в вашу бумажную амбулаторную карту, а параллельно вбивает каждый ваш визит, каждую жалобу, лечение в электронную амбулаторную карту.
Если у пациента, к примеру, хроническое заболевание, он еще должен это “окно” закрыть, открыть другое и ввести данные в “диабет”, поскольку выдача лекарств идет через регистр диспансерных больных. Если он назначает инсулин, то задействует информационную систему “лекарственное обеспечение”. И таких систем очень много. Дело врачей: казнить нельзя помиловать
Во многих поликлиниках люди не успевают, днем на бумаге пишут, а вечером после работы сидят и вбивают информацию в базу.
Мы решили пусть болезненно, но как можно скорее перейти на безбумажный формат. Сегодня в пилотных регионах 30 процентов документации уже ведется в электронном формате. Задача – отказаться от бумаги и все фиксировать только электронно. Можно спорить о готовности или неготовности, но мы хотим избавить врачей от двойной работы. А в будущем планируем и от вбивания информации их освободить, для этого будет голосовой набор, то есть можно будет идентифицировать голос, и врач будет не писать историю болезни, а надиктовывать ее, поэтому работать станет гораздо легче.
Закрыть нельзя лечить
– В этом году только ленивый не “полоскал” минздрав в связи со вспышкой менингита. После гибели людей вы поехали в Алматинскую область, помахали шашкой, велели Каскеленскую инфекционную больницу за нарушения закрыть, а через несколько дней вам ответили: “Не закроем”. Неоднозначная ситуация, не так ли?
– Я не имею права закрыть эту больницу, поскольку у меня нет таких компетенций, поэтому порекомендовал сделать это местным исполнительным органам. Больница – это их собственность. Но я действительно увидел, что она небезопасна, услышал жалобы людей, убедился в их обоснованности. К тому же я информирован, что санитарная служба комитета охраны здоровья осенью прошлого года уже давала предписания акимату Алматинской области о несоответствии этой больницы санитарным нормам.
Акимат дал гарантию, что до конца июля они проведут ремонт и приведут ее в соответствие. Если недостатки будут устранены, то юридических оснований для того, чтобы она перестала функционировать, не будет.
Но с другой стороны, больница эта не может существовать как самостоятельное юридическое лицо, поскольку это противоречит нормативу, утвержденному минздравом, в соответствии с которым инфекционные больницы должны быть частью многопрофильных клиник. Отсюда мое предложение – включить эту больницу в состав Каскеленской центральной районной больницы, чтобы она продолжала работать, как ее составная часть. Это позволит связать врачей-инфекционистов с хирургами, терапевтами, чтобы они работали командно, в интересах пациента.
К тому же это позволит сократить ненужные административные затраты на содержание администрации, неэффективно работающей, что очевидно, клиники.
А когда появится возможность построить нормальное инфекционное отделение, то строить его нужно не там, а в составе Каскеленской районной больницы.
Я говорю вам это, как реаниматолог
Поскольку здание этой больницы 60-х годов постройки и уже морально устарело, рано или поздно встанет вопрос его сноса. Со временем все старые больницы будут признаны аварийными, и вместо них строить нужно не 5 маленьких больниц, а одну большую. Поясню зачем. Я был не только в Каскелене, но и в Талгаре.
Проблема ведь началась из-за того, что у них не было инфекционного отделения, и они своих больных, которых сами могли бы лечить, отправляли в Каскелен, а это полтора часа езды.
Но когда у человека такая серьезная патология, как менингит, вопрос идет на минуты. Инфекционный возбудитель попадает в мозговые оболочки, нужно экстренно проводить интенсивную терапию. А в инфекционных больницах нет ни реаниматологов, ни диагностики. Они не заточены под тяжелые ситуации.
Так же и роддома. Почему материнская смертность такая высокая? Потому что родильные дома настроены на физиологические роды.
Когда начинается у женщин тяжелая патология, профузное кровотечение, нужны опытные анестезиологи-реаниматологи, которые знают систему свертываемости крови, нужны пульмонологи. Ну а как можно в роддоме удержать таких врачей? Они востребованны и работают в больших реанимационных отделениях.
Поэтому мы говорим: родильные дома, особенно 3-го уровня, для тяжелых женщин, должны быть при многопрофильных больницах, тогда будет реанимационная поддержка.
Та же картина с инфекционными отделениями. Когда я работал в больнице, у нас было три реанимации – хирургическая, кардиологическая, токсикологическая. И бегали мы друг к другу, консультировали сутки напролет. Не должно быть у таких отделений оторванности – я говорю вам это, как реаниматолог! Должен быть единый блок, и там все больные.
Грядет прокурорская проверка
– Но пока они работают отдельно, и несколько человек, заразившихся менингитом, спасти не удалось. Как вы считаете, чья это вина?
– Я не прокурор, чтобы определять виновных. Дело врачей: найдена женщина, предупреждавшая казахстанцев о вспышке менингита
– Вы министр здравоохранения.
– Я считаю, что министр не должен указывать, кто виноват. Мы должны работать в правовом поле. Как министр, я даю поручение комитету охраны общественного здоровья. В соответствии с законодательством, они расследуют каждый случай летальности. Сейчас наша комиссия работает по всем 13 случаям, выясняет, было ли нарушение врачебных, клинических стандартов, стандартов управленческих, связанных с организацией медпомощи, стандартов санитарных и т. д.
Если стандарты не исполнены, тогда будет стоять вопрос: почему не исполнены и кто в этом виноват?
У нас есть стандарт оказания неотложной помощи, который тоже требует исполнения. Тяжелого больного обязаны отвезти в ближайшую больницу, а там должен быть укомплектованный приемный покой – с реанимацией, с противошоковой палатой. Человека надо стабилизировать, а после этого везите его хоть в другую страну – это уже неопасно.
Но когда нестабильного больного везут из одной клиники в другую, даже внутри города – это нарушение.
И я не вижу препятствия, чтобы местные исполнительные органы обеспечивали соблюдение этих стандартов. Напоминаю, есть четкое разграничение: министерство разрабатывает стандарты, акиматы обеспечивают их соблюдение. Это всё прописано в законе.
– Вы о децентрализации?
– О ней. Или надо снова всё централизовать, и тогда и строить, и нанимать сотрудников, и отвечать за них будет министерство. Но я не думаю, что это правильный ход. Нужно просто требовать от менеджеров четкого выполнения своей работы. Кстати, на днях мои заместители выезжали в регионы на два дня, со всеми главврачами эти стандарты разжевывали. В любом случае, как только работа комиссии будет завершена и комитет охраны общественного здоровья даст предварительное заключение по смертям умерших пациентов, мы все материалы передадим в правоохранительные органы. Когда начнутся прокурорские проверки, будем взаимодействовать с прокуратурой. Мы все очень заинтересованы выявить проблемы и исправить системные ошибки.
Паника была, и это кейс
– Многие упрекают ваше министерство в слишком запоздавшей реакции на вспышку менингита.
– Когда эта история только начиналась, моя заместитель Ляззат АКТАЕВА уже была в Талдыкоргане, в Алматы, в Чилике, обходы этих инфекционных больниц проводила. Менингит там уже был, больных смотрели, работу проводили, и СМИ ее освещали – всё было примерно так, как и в прошлые годы.
Вспомните: задолго до этой паники мы проводили пресс-конференции, но никто на них не обращал внимания, никто не слушал.
Мы говорили, что вице-министр поехала, там журналисты были. Ну менингит и менингит – никому не интересно было. Потом вдруг – бах! Менингит-2018: Ужасный сон или реальность
– Когда люди умирать начали?
– А люди и раньше умирали. Каждый год, к сожалению, умирали от менингита. И в этом году умирали – в январе, в апреле. И в прошлом году умирали. В 2015 году было 25 умерших и почти 500 больных.
Мы же и тогда рассказывали об этом, и соцсети были, но такой реакции не было. Это феномен, я считаю.
Я спокойно отношусь к критике. Признаю, что паника имела место быть, и нам еще предстоит выяснить, почему. Кейс этот предстоит разобрать. В сухом остатке у нас 63 больных, 13 умерших от менингита. Да, летальных исходов, к сожалению, много, но мы обязательно разберемся и сделаем выводы. Виновные будут наказаны, никакого сомнения в этом нет, и о результатах мы обязательно вас проинформируем.
АСТАНА