Село Чингистай в Катон-Карагайском районе Восточного Казахстана – это родина Оралхана Бокеева и прообраз романтических добрых селений в повестях и рассказах известного писателя. Это “там, где встречаются ярко-зеленые вершины холмов с небесной синью, мирно пасущей стада облаков”…
Нас Чингистай встретил полуденной негой и шумом быстрой говорливой речки Бухтармы. Мастера пришлось искать по принципу “язык до Киева доведет”. Ни улицы, ни номера дома. Решили обратиться к первому встречному и не ошиблись – нам сразу указали на большую усадьбу: “Где сад, там Аманжан-ага”.
Из-за изгороди действительно выглядывали яблони, сливы, рядки малины.
– Заходите! – распахнул нам калитку, как старым знакомым, загорелый улыбчивый пенсионер. – У меня несколько ульев, только что проверял пчелок.
В домашней рубашке, прижимая к себе подростка-внучка, Аманжан заговорил с нами так доверительно, по-доброму, что с первых слов стало ясно: общение будет простым и интересным.
Пчелы у чингистайца появились уже после того, как он посадил сад. У каждого деревца – своя история. Яблоньку, от которой в мае в открытые окна плывет марево цветения, Аманжан вырастил из лесной дички.
Привил со временем несколько веток культурных сортов – и вот оно, чудо мичуринской практики.
Ранетки приняли и улучшили элитные сорта, сделав хорошие отличными, а отличные – превосходными. Сейчас под одной кроной по соседству висят красные и лимонно-желтые плоды. Крупные, наливные, хрусткие. И это в горном климате, где никогда помидоры и огурцы не созревали!
– Четыре самых сильных сорта прижились, – с удовольствием рассказал пенсионер. – А посмотрите, какие сливы спеют! Как в сказке!
Придет весна, и со всего района в Чингистай потянутся сельчане, заразившиеся от Аманжана тягой к садоводству. Ни одному аксакал не откажет – поедет в Кабаргу, Жанаульго, Енбек, Белкарагай, Аккайнар, Каинды… И можно не сомневаться, все саженцы и привои вырастут, расцветут, начнут плодоносить. Потому что посажены легкой рукой и привиты с добрым сердцем.
Серебряный век
В мастерской чингистайца есть вещь почти мистическая. Это наковальня, которая досталась мастеру от отца, тому – от деда, деду – от прадеда. Наковаленка прибита к тяжеленному пню лиственницы, словно выросла из него. Отполирована тысячей прикосновений, испытана тысячами ударов молотка. Три десятка лет она молчала.
Зазвенел металл, когда Аманжан, учитель казахского языка и литературы с почти 30-летним стажем, вышел на заслуженный отдых.
Хозяин дома смахнул пыль с инструмента, заточил резцы. И выковал для пробы браслеты, кольца и серьги для своих родных. Вот с тех пор и понеслось: стоило супруге и дочке показаться на людях в украшениях, от женщин посыпались заказы.
– В нашем роду все кузнецы, – заметил пенсионер. – Отец мог коня подковать, инструмент починить. В годы войны из бронзы даже сенокосилки лил. Я с 14 лет рядом с ним в кузнице работал, видел, как и что он делает.
Мастер использует только серебро. Сначала заказчики несли вилки и ложки из старых довоенных запасов. Сейчас, со вздохом заметил Аманжан, в ход пошли наборы из мельхиора, где серебра – всего только напыление.
А лучшими для работы оказались советские рубли и полтинники, которые чеканили с 1924 по 1931 год.
– В рублевой монете 20 граммов серебра 900-й пробы, в 50-копеечной – 10 граммов, – пояснил пенсионер. – Сейчас перестали их приносить, видимо, закончились запасы.
Представить Аманжана в мастерской несложно. Вот он поправляет очки, крутит кончиками пальцев кусочек металла, кладет на наковальню… О чем думает в этот момент чингистаец? Вспоминает мамины старинные серьги, когда она склонялась над прялкой? Кольца на смуглых пальцах, когда она месила тесто? Кто-то сказал, что у творчества всего три начала: любовь к самым близким, к природе и к родной земле. Остальное – от лукавого, искусственные навороты. У Аманжана все украшения исключительно в казахском стиле, иначе, по его убеждению, и быть не может.
– Все из детства, – говорит мастер. – Не надо придумывать узоры и форму. Бери и пользуйся тем, что является традиционным и проверено веками.
Все успевать
Рядом с наковаленкой стол, где чингистаец делает деревянную посуду ручной работы. Это отдельная история. Неспешная и несуетная. Все начинается осенью, когда в лесу опадают последние листья. В это время Аманжан осматривает лес, трогает бересту, оглаживает ладонью стволы.
Октябрь – единственный месяц, когда можно рубить березу. Из нее уходит сок, древесина становится крепкой и гибкой.
– Некоторые, кто помоложе, по незнанию ведут заготовки весной и не могут потом получить качество, – пояснил умелец. – Дерево исходит соком, делается рыхлым. Как сделать хобби прибыльным бизнесом
Заготовленный лес складывается под навес на полгода для сушки. Не выдержишь время – сырой материал даст трещину, вся работа насмарку. Только в мае – июне мастер достанет инструменты – начнет тесать заготовки, из заготовок вырезать наборы для кумыса, мяса, плова, чая…
Форма посуды – традиционная, орнамент – национальный. Готовые изделия тщательно шлифуются, провариваются в масле.
Процесс кропотливый, но захватывающий. За работой в мастерской чингистаец напрочь забывает про время. Говорит: “Когда мне было 25, я за день успевал вдвое больше, чем сейчас, в 75. Может, сутки стали короче?”.
Молодость Аманжана связана с именем Оралхана Бокеева. Они ровесники, жили по соседству, вместе росли, учились, работали. Были друзьями. У аксакала масса забавных воспоминаний, как писатель, уже маститый литератор, на рыбалке не столько удочку держал, сколько пускался в философствования. Рыбу вместо него ловил друг. Или, напросившись на охоту, втихую выводил у друзей из строя ружья – из жалости к лесным обитателям.
– Оралхан не раз звал меня переехать в Алматы, – заключил пенсионер. – Но мое место в Чингистае.
Мы покидали горное село со смешанным чувством. Что такое молодость? Свежесть, открытость, новизна восприятия. Аманжану за 70. В прошлом году они с супругой Бактиной Жакияровой отметили золотую свадьбу. Но сколько в этом человеке жадности жизни, неугомонности, готовности браться за новое!
Подумалось: если бы Бокеев, автор знаменитой повести “Человек-олень”, решил посвятить другу рассказ, наверное, назвал бы его “Человек-сад”.
Добрые руки зергера сотворили столько добрых дел, изготовили столько красивых изделий! Они хранятся в Астане, Алматы, в России, в коллекции Восточно-Казахстанского областного историко-краеведческого музея.
ВОСТОЧНО-КАЗАХСТАНСКАЯ ОБЛАСТЬ