Словом, взгляните окрест и узрите не поддающийся исчислению легион персонажей, которые смеха ради притворяются людьми.
Вадим Николаевич Борейко, газетный писатель, гуляка и щёголь, ведёт происхождение своё от, лопни мои глаза, самого Евгения Онегина, никак не иначе, хоть убейте! Судите сами: он в Пруссии своей туманной, вблизи от берегов Невы, где, может быть, гуляли вы, в столетье прошлом был рождён (Калининграду шлём поклон).
Остальное тоже сходится, как на фотороботе. “Он фармазон. Он пьёт одно стаканом красное вино…”. Стаканом! Именно! И не только вино, но и другие весёлые жидкости. Идём далее. “Как денди лондонский одет…”. Ну, разумеется, и котелок, купленный на лондонском Портобелло в моём личном присутствии, и галстуки с подсолнухами, повязанные тридцатью тремя способами, – все эти неопровержимые признаки густопсового дендизма лишь подтверждают мои генеалогические догадки. Онегин!
Но главное – “Котелок”. Так называется книжка, которую написал и предъявил городу и миру Вадим Борейко.
Поразительно, но Пушкин, сочинивший посвящение к своему роману, будто знал, что оно аккурат сгодится на роль эпиграфа к борейкиному сочинению. Напомню:
“Прими собранье пестрых глав, / полусмешных, полупечальных, / простонародных, идеальных, / небрежный плод моих забав, / бессонниц, легких вдохновений, / незрелых и увядших лет, / ума холодных наблюдений / и сердца горестных замет”.
Тут ни убавить ни прибавить, как сказал другой поэт. Однако добавить кое-что представляется необходимым и возможным.
Вадим Борейко выпускает в свет уже третью книгу, всякий раз стыдливо открещиваясь от соблазнительного титула “писатель”. И его можно понять, поскольку этим званием увенчивает себя нынче всякая малограмотная шантрапа, гламурная шпана, отыскавшая деньжат на типографские расходы и бесстыдную меднолобую рекламу. “Я всего лишь журналист”, – настойчиво уверяет читателей Борейко, но мы-то знаем, чем отличается видавший виды батальонный разведчик от благоухающего “Шипром” сукиного сынка, командира оловянных солдатиков, купленных папой-генералом.
Книга журналиста Борейко есть факт литературы, и потому он, несомненно, – писатель. Просто бывают времена, когда действительность настолько вспучена, взлохмачена, вывернута наизнанку, натужно изблевана и расколота вдребезги, что приглаживать, причёсывать и склеивать её беллетристическими соплями не просто бессмысленно, но и элементарно неприлично.
Журналист от французского “жур”, день. Он рядовой, припухающий пожизненно на “передке” между злобой дня и туманным завтра, а в его ранце накапливается, как стронций в костях, прошлое, которое “вчера”. Когда ранец переполнен, есть нужда его опорожнить – так рождается книга репортёра, которая становится фактом литературы. Борейко был: рядовым репортёром, рядовым редактором, главным редактором, шеф-редактором, очеркистом, колумнистом, ответственным секретарём, продюсером теленовостей, блогером, руководителем веб-сайта, маркетологом, мемуаристом, словом, служил на всех вербальных фронтах и во всех частях словесного воинства.
Пришло время, и Борейко опрокинул свой отяжелевший вещмешок и вывалил из него четыре пуда всякой всячины: времён минувших анекдоты, дневниковые записи, почеркушки на манжетах, заметки, статейки, очерки, репортажи, колонки, некрологи, зарисовки, хохмы, приколы, блоги, интервью, туристические картинки, архивные протоколы и прочие не поддающиеся определению тексты, укладывающиеся в понятие “пост”.
Пост сдал – пост принял.
С гиканьем и свистом, пинками и матерками согнал он эти разбредающиеся словесные стада в кошару, и получилась книжка “Котелок”. Её следует прочитать. Почему? Отвечу.
В борейкиной книжке есть воспоминания, но нет “размышлений”, за что ему огромное и отдельное человеческое спасибо. Время размышлений ещё не настало, попытки номенклатурных старичков, укладывающих в мемуарный гроб мощи своего траченного молью тщеславия в расчёт не берутся – оставьте мертвецам хоронить своих мертвецов. В книге Борейко есть живой и шальной автор-повествователь, гуляка праздный, летописец-расстрига, который, напялив портобелловский котелок, как шутовской колпак, паясничает и “прикалывается”, прежде всего – над собой, нелепым и вечно хмельным репортёром-шрайбикусом, от пристального ока которого, впрочем, не ускользнуло ничего. Вот это крайне важно. Повествуя о разных периодах своей газетно-телевизионно-сайтовой работы, выстраивая на авансцене смешные этюды всех своих глупостей и мелких злодейств, автор невольно высвечивает разрозненные и рваные сегменты гигантского эпического полотна жизни. Тот самый исторический бэкграунд, в чудовищное гравитационное поле которого мы невольно были вовлечены. И эти куски времени чудодейственным образом срастаются, подавляя нас своей громадностью и обескураживающей неопознанностью. Борейко под сурдинку, под частушечный перепляс собрал на секционном столе громадные куски не переваренной нами действительности, но выступил не патологоанатомом, даже не прозектором и не санитаром, но просто дедом Щукарём с балалайкой, напялившим на себя портобелловский колпак с бубенчиками. Котелок.
И этот котелок варит.
И приятного вам аппетита, судари мои.