– Вячеслав, вопрос банальный: вам понравилась петропавловская публика?
– В этом замечательном северном городе душевный зритель. Я уже в третий раз сюда приезжаю. Еще я был в Алматы и на Байконуре. Даже видел запуск ракеты. Земля реально под ногами трясется. Остался даже сертификат о констатации факта моего пребывания там.
– Как исполнителя для себя я открыла вас недавно и случайно. И ни разу не видела в телевизионных концертах. Почему?
– Потому, что нет авторской песни в телевизоре!
– Ну а Трофим, к примеру?
– Ну да, согласен, наш человек, но все же это несколько другой формат. Трофиму удалось пробиться в шоу-бизнес. У меня такой задачи нет, я пою песни для души, для людей. У нас даже на студиях не слушают авторскую песню. Многие советуют просто перестать называть свое творчество авторской песней, к этому словосочетанию уже прочно привязалось другое – “неформат”.
– Сейчас вы зарабатываете только этим?
– Да (смеется), профессиональный авторский любитель.
– А до того, как стали гастролировать?
– Был директором небольшого концертного зала в Санкт-Петербурге.
– Вы как-то говорили, что в сорок лет у вас случился кризис и в личной, и в профессиональной деятельности. Что помогло вернуться?
– Мои песни! Появились композиции – “Мое”, “Хранители Москвы”, “Парашют”…
– “Хранители Москвы” – отличная композиция! Легко писалась?
– Я не плодовитый автор. Приходит на ум какая-нибудь остренькая фраза, еще не знаю, что дальше… Но эти слова крутятся в голове, и вокруг начинает “нарастать”. Напеваю одно и то же по сто раз, на гитаре бренькаю, и тут раз… прорвало… пошло… Это ниточка, а дальше бисер… Помните, как у Гребенщикова: “Ко мне приходит мотив, я подбираю слова”. Я же накопитель эмоций. Потом они выстреливают, и получаются две-три, а если повезет – и четыре новые песни. Строчка о “Норд-Осте” в “Хранителях” родилась не сразу после теракта… Там были люди, которых я знал. Это была и моя боль, и все переживалось глубоко.
– Авторская песня, по моему мнению, всегда созвучна со временем, в котором она написана.
– Песня – не античная скульптура, жизнь ее короче... Есть долгожители. Мне льстит, что у многих моих песен длинная жизнь.
– Где вы черпаете вдохновение: в любви, женщинах, в том, что происходит вокруг?
– В переживаниях, когда сталкиваюсь с чем-то таким, мимо чего эмоционально мне пройти трудно. Я помню, когда смотрел беслановские очерки по телевидению, плакал…
– А как же любовь?
– Настоящей любви было мало (смеется). О многом жалею. Был холост, доступен и неразборчив… Подлинная любовь ко мне пришла только сейчас, это моя Юлия – потрясающая женщина, в сентябре у нас свадьба. Хотелось бы верить в то, что это на всю жизнь. Мне кажется, что явная неудача с предыдущим браком специально была послана, чтобы я научился ценить то, что имею сейчас. Тогда я говорил сам себе, что справлюсь. Буду себя правильно вести, буду хорошим, и тогда все должно наладиться. На самом деле я просто жил не с тем человеком. После внутри остался выжженный лес…
– Ваше личное счастье вас вдохновляет?
– Да, конечно!
– Вы писали для нее?
– Пока нет. Но это случится. Мне бы очень хотелось отразить в песнях эту подлинность и искренность наших чувств. Вообще, кажется, сейчас я нахожусь в правильном состоянии. Не в какой-то искореженной позе, а в лотосе – я релаксирую…
Петропавловск