Мушкет “Энфилд” и нарезное ружье Тувенена били на 1 000 шагов. Тогда как лучшие русские штуцера поражали цель на 850 метров. Для любых генералов это был ужас во плоти: враг мог расстреливать цепи войск на большем расстоянии, чем могло добить свое оружие. Ужас был еще более ужасным, так как для союзников нарезное оружие было стандартным, а в царской армии штуцера были только у каждого 20-го солдата. Все остальные 19 имели в руках старое доброе кремнёвое ружье с прицельной дальностью до 200 метров.
Перевооружалась армия долго и мучительно. Как раз на середину XIX века пришлась техническая революция, поэтому за 20 лет военные перескочили не только от гладкоствольного оружия к нарезному, но и от дульного заряжания к унитарному металлическому патрону. Перспективы открывались сумасшедшие. Хотелось всего и сразу. Поэтому на вооружении русской армии одно время находилось до 20 образцов стрелкового оружия. Тоже ужас, но уже для снабженцев.
В 1889 году была создана комиссия по выработке магазинного ружья. Сначала она исследовала французскую винтовку Лебеля. Ушлые французы порох к своему патрону засекретили, но дали на испытания гильзу и пулю. Изучили австрийскую “Манлихер” и бельгийскую Нагана. Сравнение показало, что лучшие показатели винтовки Лебеля получены за счет лучшего пороха.
Исследование стреляных гильз показало почти полное отсутствие нагара в них. По остаткам крупиц было установлено, что использовался новый, не смесовый порох. Записка военного агента, наблюдавшего учения французов, пояснила: залпы почти не дают дыма, не закрывают цели от стрелков. Эти необычайно важные подробности подтолкнули комиссию к изучению бездымных порохов.
Быстро стало ясно, что новый французский порох представляет собой неизвестную ранее разновидность пироксилина. У него куча достоинств. Но слишком он был капризным и постоянно взрывался. Чуть грязноватым будет сырье – жди беды. И до сих пор взрывается. Последняя крупная трагедия случилась в китайском порту Тяньцзинь в 2015 году, через который перевозили нитроцеллюлозу.
Весной 1890 года морское и военное министерства предложили химику Менделееву создать свою версию бездымного пороха для армии и флота. Уже летом он во главе научного десанта отбыл в Европу. Его задачей было понять, какой состав пороха используется, по какой технологии он готовится и какие меры предосторожности нужно предпринять для обеспечения безопасности.
В Лондоне и Париже Дмитрия Ивановича знали как ученого. Тем более у него была протекция от военных. Делегацию познакомили с последними достижениями, показали процесс производства. Но категорически отказались поделиться секретом химического состава. И дали два грамма пороха. Для исследований.
Этим же летом русский химик начал исследования. Увиденного, путевых заметок и двух граммов хватило, чтобы получить формулу французского пироксилина. Более того, он предложил технологическое изменение – очищать нитроцеллюлозу от серной кислоты не водой, как французы, а спиртом. Это было проще и дешевле.
Но сам порох Менделееву не понравился. Слишком быстро он набирал влагу. Поэтому предложил свою версию – пироколлодийный порох. Более безопасный и дешевый.
То, что случилось позже, будто было взято из современной истории Казахстана. У французов в России сложилось очень сильное лобби. Сторонники всего французского подняли на смех результаты испытаний и продавили принятие на вооружение именного пироксилина по французской технологии. Их не смущало то, что пироксилин боялся влаги. Мокрые морские снаряды не стреляли. А если попадали в цель, то не разрывались. Плохой порох, кстати, стал одной из причин поражения в Цусимском сражении с японским флотом.
Пироксилин заложили и в первый русский унитарный патрон калибра 7,62 миллиметра. Теперь это самый старый боеприпас, используемый военными. На его основе была создана и винтовка Мосина 1891 года.
Пироколлодийный порох был принят на вооружение армии США. И во время Первой мировой Российская империя широко закупала его в США, так как своего пироксилина армии не хватало.
Раз в 2–3 года в Казахстане точно так же возрождается идея импортозамещения. Сама идея возникла еще в начале нулевых, когда крупные предприятия начали выводить деньги за рубеж, завозя оттуда всё – от технологий до воды. Ежегодно наша экономика теряет миллиарды долларов на ненужном импорте. Тем не менее закупки идут. Большинство отраслей не могут работать без внешнего мира. Зависимость от зарубежных поставок колеблется по отраслям от 50 до 95 процентов. При этом большую часть нужных товаров мы можем производить сами.
За 15 лет к этой работе подключали нацкомпании, агентство по защите конкуренции, социально-предпринимательские корпорации, минфин. Сейчас задачу перекинули в НПП “Атамекен”. Но отчеты о сделанном поразительно напоминают все то, что писали их предшественники.
Может, все-таки найти, кому это выгодно, а потом решать проблему?
Алматы