Утрата народных обычаев изменила менталитет казахов - Оспанулы

Прошлого уже не вернуть

– Вышло уже второе, расширенное издание вашей книги “Казахские народные обычаи”, будет ли у нее продолжение?

– Продолжения, скорее всего, не будет, хотя еще десять обычаев не мешало бы добавить. После прошлогоднего падения тенге, боюсь, на книжном рынке практически невозможно заработать на жизнь. Спасибо спонсору, что издал этот альбом, в нынешних условиях мне бы его точно не удалось выпустить в свет. Еще одна причина: у меня есть и другие проекты, над одним из которых вот уже шестой год параллельно работаю. Он не менее важный, а может, даже более важный для казахов, для нашей культуры в целом, и уж точно заработать на нем просто нереально. О чем эта книга, к сожалению, пока не могу сказать, но она тоже этнографического направления и имеет прямое отношение к утерянной культуре казахов-кочевников.

– Какой обычай, на ваш взгляд, имеет самую широкую интерпретацию в зависимости от региона, в котором исполняется?

– Единственный казахский обычай, который не утерял своего значения и был всегда в употреблении, – это благословение, то есть “бата беру”. Правда, он тоже растерял многое, но соблюдается, что намного важнее. У нас на юге были, хотя и не повсеместно в употреблении, беташар, бесікке салу, тұсаукесер, арқан аттау. Мне вообще повезло: я собственными глазами видел такой редкий и экзотичный обряд, как кемпір өлді! (один из старейших свадебных обрядов, когда одна из женщин аула невесты падала перед женихом, изображая умершую. “Оживала” после того, как ей в руку клали подарок. – Прим. авт.). Причем совершила его моя мать Оразкуль, она долго уговаривала своих снох, но те застеснялись, где-то, может, даже испугались, и тогда мама растянулась прямо на асфальте и получила от сватов кәде в виде червонца. Это было в начале 80-х годов. Кстати, моей маме тогда не было и 60. Скончалась она, уже действительно будучи настоящей кемпір, на 81-м году жизни.

– За какие обычаи обидно, что они навсегда утрачены?

– Из прошлого, забытого много чего жалко, всего и не перечислить. Самое обидное, что с потерей народных обычаев изменился ведь и менталитет. Не целиком, конечно, но его весомая половина. Причем, так сказать, “рухнули несущие конструкции”. На ошметках трудно будет возродить что-то, разве пробудить некоторый интерес к прошлому, что я и попытался сделать. Еще в 80-х годах ХІХ века выдающийся тюрколог В. В. Радлов написал: “Всякое оседлое племя давно погибло бы, если бы ему пришлось столько скитаться по необозримым степям, пережить столько битв и восстаний, сколько известно нам из истории казахов за прошлое столетие; а для кочевников, напротив, это была счастливая пора, ибо именно в этих условиях выросли богатство и влияние киргизов. С тех же пор, как в Казахской степи воцарились мир и покой, все более заметен упадок благосостояния киргизских племен, усугубляющийся по мере нарастания порядка”. Для цивилизованного Запада, включая, к сожалению, Россию, тот факт, что у кочевых казахов когда-то было очень высоко организованное общество, является чем-то невероятным, но если бы они проявляли больше интереса к культуре и степному праву, вместо ископаемых богатств степного края, то много интересного открыли бы для себя. Так, например, у казахов был закон об уплате сүйек құны за убийство известного акына, музыканта, ювелира или другого человека, обладавшего талантом. То есть убийца или его соплеменники должны были выплатить сүйек құны, равный 100 лошадям, уже в двойном размере, то есть 200 лошадей, потому что понесли потерю не только близкие покойного, а осиротел весь народ. Не думаю, что где-то еще на земле существовал такой закон. Одним словом, степные законы были насквозь пронизаны народными обычаями, и об этом можно написать целый трактат. Но прошлого уже не вернуть, и искусственно обычаи не адаптировать под реалии наших дней. Так что не будем о печальном. Это действительно вызывает боль, лучше поговорим о чем-нибудь светлом.

 

 

Вступился за Абылай-хана

– Вы работали над иллюстрациями к книге Пауло Коэльо “Заир”, удалось ли познакомиться с самим автором бестселлеров?

– Да, было дело. Но работа над этой книгой – полностью заслуга моего друга художника Досбола КАСЫМОВА. Вот он с Коэльо подружился, возил его в Тамгалы, они даже там заночевали. А я лишь был приглашен поработать над книгой. Насколько я потом слышал, наше издание было отмечено на книжном биеннале в Санкт-Петербурге, а испанцы даже написали в издательство “Атамұра”, чтобы перепечатать книгу в нашем дизайне, но что-то между издательствами не срослось. Кстати, и сам Коэльо тоже написал Досу и сказал, что ни одна его книга не была так хорошо издана и это лучший дизайн из всех его книг. Порадовали тогда два казаха-художника... Скажу честно: Коэльо мне абсолютно неинтересен. Просто друг попросил приехать и вместе поработать. Другому бы отказал, но Досу не мог – это уникальный художник. Образованный и тонкий. Добрый.

– У вас у самого довольно богатый литературный опыт – писали сказки, притчи, пьесу и кинороман “Абылай”. Кажется, что на литературном поле вам не менее комфортно, чем в графике, так ли это?

– Тогда все на “Казахфильме” носились с Абылай-ханом. Мне случайно попал в руки сценарий будущего фильма, и меня охватил ужас. То, что потом киношники нам показали, – это уже обрезки, остатки гениальных задумок. Чего там только не было: и секса хватало, и шаолиньских монахов с прыжками таэквондистов и отменой рабства... Полный кич. А еще, помню, выступал по телевидению Рустам ИБРАГИМБЕКОВ (азербайджанский кинорежиссер, драматург, писатель. – Прим. авт.) и нес полную чепуху. Мол, кроме парочки народных легенд об Абылай-хане, в истории казахов ничего о нем не сохранилось. И тогда я сел писать свой роман-сценарий, в создании которого помогла мне Роза ДЖУСУПОВА, директор популярной тогда галереи “Шежіре” в Астане. К тому времени у меня было несколько написанных глав. Роза прочла их и взяла меня в оборот, заявив, что не отстанет, пока не закончу. Презентация книги состоялась в 2004 году у нее в галерее. Весь тираж ушел в течение двух лет через телефонные звонки друзей, знакомых и абсолютно чужих людей, которые узнали о ней и выходили на связь. Но самым ценным для меня был звонок Наили БЕКМАХАНОВОЙ, дочери нашего великого историка Ермухана БЕКМАХАНОВА, который является прямым потомком Абылай-хана. Она пригласила меня в гости и на прощание подарила дорогой отрез материи и преподнесла в дар моей матери красиво расшитый камзол из Индии. Кстати, сама она выкупила у одного старого антиквара клинок сабли Абылай-хана, на котором сохранилась дарственная надпись русской императрицы, и подарила нашему Президенту, в его лице – государству.

– Ваши художественные панно продаются среди ВИП-сувениров известного бренда, а рисунки украшают детскую настольную игру “Көкпар”, такое ощущение, что вы буквально заполонили собой все, где есть графическая интерпретация истории и народной жизни… Как удается совмещать столько фронтов работы?

– Ну вы слишком громко сказали насчет того, что заполонил. На самом деле это лишь капля в море, если не в океане. Зайдите в любой книжный магазин или сувенирный бутик, и вы убедитесь, что там и и без моего участия хватает хороших вещей. Над сувенирами я вообще не работал – просто предоставил свои старые рисунки. Про настольную игру “Көкпар” могу лишь сказать, что мне понравилась идея автора, Элины Ширай, и я решил безвозмездно помочь ей, все-таки это ведь наша, казахская культура, и кто, если не я, должен выполнить свой долг.

 

 

“Проза жизни: берегу глаза”

– Как работы шымкентского художника, как пишут, попали на мировые аукционы Sotheby’s and Christie’s, удалось ли что-то продать?

– Мои работы продавались только на аукционах Christie’s в 2008 году, в Лондоне, да и то в благотворительных целях. Я получил определенную плату, а все, что удалось выручить поверх этой суммы, полностью было потрачено организаторами на нужды детей-инвалидов в Алматы. Затем, спустя четыре года, прошел такой же аукцион в филиале этого же аукционного дома, но уже в Нью-Йорке. Больше меня туда не приглашали, а мне жалко тратить свое время на достижение успеха за границей. Мне вообще жалко тратить время на “саморекламу”, и я крайне редко выхожу в “эфир”. Но коль уж потихоньку становлюсь публичным человеком, то это налагает определенную ответственность.

– Три года назад вы выставлялись в Warmstreets gallery, в США. Был ли какой-то резонанс, что показывали американцам и что хотели им сказать?

– Это была небольшая, камерная выставка, где были выставлены только принты, то есть распечатки моих работ. К нам в Шымкент забрел один художник-любитель, и ему захотелось представить мои работы своим землякам. Мне даже в голову не пришло полететь в Америку, хотя он просил найти спонсора. Главное то, что американцам понравилось, значит, он не зря старался.

Кстати, я при всем желании не смог бы сделать там, в Америке, полноценную выставку из оригиналов. Их у меня просто нет, потому что в последние годы я рисую только для тех, кто заказывает. Проза жизни: берегу глаза. Они у меня действительно порядком поизносились, устали. У меня ведь на рабочем столе целых четыре пары очков лежит, на все случаи жизни – смотреть, читать, разрабатывать эскизы и рисовать.

Алматы