Федор Шаренда родился 6 февраля 1913 года в Белоруссии в селе Госмиро Витебской области. Его отец погиб в Первую мировую войну – в 1915-м. Сын со своей первой войны, финской, вернулся в марте 1940-го, а в июне 1941-го фашисты уже бомбили его родную землю. Федора направили в самое пекло – в Смоленск. Бои на этом направлении на два месяца задерживали войска группы армии “Центр”, мешая планам молниеносной войны.
В середине июля в Смоленске уже шли ожесточенные бои. “Улицы переходили из рук в руки, – вспоминает Федор Аксенович, попавший на Западный фронт рядовым артиллеристом. – Сначала перед нами ставили задачу освободить город. Но, как отчаянно мы ни бились, фашисты за две недели захватили почти весь Смоленск. Приказ уже был удерживать оборону любой ценой… Однажды я забежал в избушку на окраине, чудом уцелевшую в пожарищах. В полумраке сидели три старушки и гадали на картах. Хозяйка, протянув ковш с холодной водой, сказала: “Пройди, сынок, в горницу. Передохни”. Я попросил погадать. “Три опасности вижу, – сказала старушка. – Если удастся спастись – век твой будет долгим. Масть победы”. Всю войну грели меня эти слова”.
“В начале августа по радио я услышал, что взяты Витебск и окрестные села, в том числе и родная деревня Госмиро. Сердце сжалось, – продолжает ветеран. – Письма домой и из дома не шли, почта отвечала: “Территория оккупирована, связь отсутствует”. Всю войну не знал, живы ли мои родные… После отступления от Смоленска была сформирована 10-я танковая бригада. Я стал механиком-водителем. Экипаж был интернациональный: командир орудия – украинец, нам всем в отцы годился. Наводчик – казах Мухтар, стрелок – ингуш, заряжающий – русский Петр, а я, водитель, – белорус. Мы как одна семья до самой Москвы держались. Потом Мухтара и Петра перевели в другой экипаж.
Два месяца мы оборонялись на смоленском направлении. Многих потеряли, – вздыхает ветеран. – Бывало, перед боем выкуришь цигарку с другом, а после боя – нет его уже… Несмотря на изнурительные бои, в сентябре мы перешли в наступление. Однажды подбили два танка, и машина вдруг содрогнулась и остановилась. Мина! Танк стал мишенью для врага. Я последним вылезал из люка, и буквально над ухом просвистел снаряд… Ну, думаю, не зря бабка говорила. Пронесло. Только припали к земле, как наш КВ взорвался”.
За девять дней упорных атак бригада Шаренды продвинулась лишь на несколько километров. Видя измотанность войск, Ставка приказала прекратить наступление и занять оборону.
“5–6 октября сообщили, что мы, весь Западный фронт, – это пять армий – окружены, – рассказывает Федор Аксенович. – Немцы перерезали трассу Москва – Минск. Попытки прорвать окружение были безуспешными. Помню, вечером 11 октября командир сказал: “Готовится прорыв. Рано утром всем приказываю выйти на Рожново поле и двигаться без промедлений”. В ночь на 12 октября брешь в окружении буквально наскоком прорвал кавалерийский отряд. Пользуясь замешательством немцев, наши войска в течение двух часов выходили из котла. Выносили раненых, шли танки, пехота. Каждая минута стоила жизни сотен тысяч солдат. После нас прошло еще два десятка танков, и начался обстрел. Гитлеровцы получили подкрепление, и кольцо вновь сомкнулось”.
Федор Шаренда был в числе 85 тысяч бойцов, которым удалось вырваться из Вяземского котла. В плен же попали 688 тысяч советских бойцов.
Чудом выйдя из Вяземского котла, Федор Аксенович вновь попал в жернова смерти – на Можайскую оборонительную линию. Это было последнее серьезное препятствие на пути к Москве.
“Мы держались на Можайском рубеже неделю, из танка не выходили по нескольку суток. Бои были адские. Днем было темно от налета “хенкельсов”, а ночью светло от разрыва снарядов. Грохот – себя не слышно. Враг за сутки продвигался всего на 50–60 метров. Каждый метр защищали ценой огромных жертв. Нам – голодным, измученным непрерывными боями, слабо вооруженным – было страшно: как защищать Москву? Но ее укрепили отлично: окружили рвами, поваленными лесами, заминировали все подступы.
Шестого декабря мы перешли в контрнаступление, – продолжает ветеран. – Почувствовали уверенность. Впервые за много месяцев нам дали отдохнуть, сменить белье, помыться. Подхожу к блиндажу, а там очередь – в бочке вшей варят. Так называли стирку одежды. Чтобы избавиться от вшей, в бочку с кипящей водой закладывали шинели и кипятили, пока вся живность не погибнет. Летом одежду закапывали в землю, оставляя лишь край. Сверху закидывали соломой. Вши устремлялись на поверхность. И солому поджигали вместе со всеми паразитами. “Что, Федя, зоопарк на шинели принес?” – шутили друзья…”
Во время декабрьского наступления 1941-го Шаренда едва не погиб: “Командир кричит: “Влево! Влево!” – и через мгновение раздался взрыв. В себя пришел только в госпитале. Однополчане рассказали, как у нашего Т-34 снесло башню. Экипаж погиб, разорвало всех… Я как механик-водитель находился в нижнем отсеке. Взрывной волной меня оглушило и контузило. По слабому пульсу поняли, что жив. “Ну, Федька, в рубашке ты родился!”.
Контузия стоила солдату потери зрения левого глаза и возможности быть танкистом. В строй Федор Аксенович вернулся уже как шофер.
“Когда в апреле 1942-го гитлеровцы отступили, нашу бригаду перебросили на Кавказ, – вспоминает ветеран. – Я участвовал в боях за освобождение Румынии, Польши, Венгрии и Чехословакии. Города и села Украины и Белоруссии были сожжены дотла. Отступая, фашисты колоннами гнали пленных. В моем родном селе сохранилась лишь одна улица. Казалось, немцы зверствовали, понимая, что Германия обречена. Моя супруга была узницей концентрационного лагеря Дахау. Рассказывала, что погибла бы от побоев и истощения, если бы не старый немец-мастер – иногда он украдкой давал ей кусочек хлеба… Победу я встретил в Праге. Ранним майским утром 1945-го комбат закричал: “Война закончилась! Германия капитулировала!”. Что было, трудно передать. Мы кричали, смеялись, кто-то рыдал…”
И вот дорога домой… Мелькают сожженные города и деревни Белоруссии. Наконец долгожданный знак с надписью “Госмиро”. Как истосковался он по звукам деревенского утра, по родному дому!.. Но что это? На опушке – ряды могил с деревянными крестами. Здесь были расстреляны женщины, дети, подростки. Ком подступил к горлу – живы ли близкие?! Родные и сын Федора Шаренды выжили в оккупации…С Северным Казахстаном его навсегда связала целина. С семьей он приехал жить в село Ильич Тайыншинского района в 1962 году. “Наверное, права была гадалка, – говорит Федор Аксенович. – Трижды я был на грани жизни и смерти, и трижды судьба давала шанс”.
Гульнара ТУРСУНОВА, Северо-Казахстанская область – Астана