На всякое явление можно смотреть с разных точек зрения. И c каждой оно выглядит по-разному. Поэтому сразу предлагаю всем, кто предпочитает прагматический взгляд сверхъестественным вывихам сознания, не напрягаться и материал этот не читать. А верить, что Костанайский регион – оплот трезвого разума. И никаких загадок!
Сама я – сродни Фоме неверующему. Иначе говоря, в сверхъестественное верю мало. И, в принципе, наверное, можно было бы гордо считать себя прагматиком и реалистом, если бы... Если бы в моей жизни нет-нет да и не проскакивала бы некая чертовщинка. Обычно, когда со мной происходит нечто необъяснимое, я веду себя так, как будто этого не было. В целях самосохранения, наверное. Так что правильнее сказать, что в сверхъестественное я упорно отказываюсь верить, предпочитая придумать ему любое объяснение. Правда, объяснение находится не всегда.
Бабушка моя была крепким орешком с точки зрения духовной сущности. Ее закалили четыре класса Садчиковской церковно-приходской школы, раскулачивание прадеда, расстрел 19-летнего мужа, которого подозревали в поджоге, затем роды в убогой землянке в Костанае. Ну и дальше – бег по пересеченной местности отечественной истории. В Бога баба Клава особо не верила. Икону держала за буфетом, и я лично ее крестящейся не видела ни разу. К моменту, о котором я пишу, ей было глубоко за восемьдесят. Однажды она сказала: молока в блюдце налей и в углу поставь. “Зачем – кота нет. Какое молоко…” – отмахнулась я. На следующий день опять услышала: “Мисочку молока налей”...
Допросив бабулю с пристрастием, я решила, что пора обращаться к врачу. Моя ни бога ни черта не боявшаяся старуха утверждала, что к ней приходит домовой и его надо задобрить.. “Что значит, какой он? – сердито отмахивалась она от моих расспросов. – Ну, такой... Круглый, меховой... Подкрадывается... К худу это. Молока налей!”.
Молока тогда я, молодая дура, не налила. Как мне казалось, чтобы не провоцировать старческий психоз. И про мехового-круглого забыла начисто. До тех пор, пока уже после бабушкиной смерти в доме не началась чертовщина: то стекло в окне напротив ее портрета лопнет, то тяжеленная старая дверь комнаты захлопнется перед моим носом и заклинит, то соседский пацан, дощелкав пленку на своем фотоаппарате, обнаружит при проявке посреди комнаты прозрачное изображение лица старой женщины. А я, к ужасу всех близких, опознаю в портрете свою покойную бабушку. Однажды, задумавшись ночью над книгой, уловила боковым зрением какое-то движение и, испуганно обернувшись, на какую-то секунду увидела, что ко мне движется нечто мохнатое, плоское и как бы призрачное. Похожее на меховой блин. Я заорала, “колесо” исчезло. Тут же бросилась расставлять по углам мисочки с молоком и жечь церковные свечи. Сверхъестественные безобразия прекратились и забылись бы, если бы вскоре в разговоре с костанайским охотником за привидениями и всем сверхъестественным Николаем ЛИТВИНОВИЧЕМ не услышала от него подробное описание духа, именуемого в русских домах домовым. Это было именно то меховое “колесо”.
Костанай – город торговый. Во всяком случае, он таковым планировался, когда в 1879 году на берегу Тобола началась застройка и первая тысяча переселенцев из Самарской, Харьковской, Орловской губерний приехали сюда семьями, на лошадях, поскольку о железной дороге в этих краях тогда еще и не слышали… Вдоль Тобола стали появляться поселки, там выращивали пшеницу, овощи. Одним из первых была и та самая Садчиковка, где в семье переселенцев родилась моя бабка. В самом Костанае развивалась ярмарочная торговля. Местные купцы Яушевы, Кияткины, Степановы, Шакхрины богатели, ставили каменные дома. Город обрастал историей. И историями.
До сих пор в центре Костаная сохранилось несколько купеческих построек. В том числе пассаж братьев Яушевых – самый большой торговый дом Костаная в XIX – начале XX вв. Сейчас там областной краеведческий музей. С комплексом зданий бывшего пассажа связано немало легенд. По одной из них, незадолго до революции не то по приказу охранки, не то по каким-то иным надобностям, связанным с ростом революционного движения, под Костанаем прорыли ходы, чтобы неожиданно появляться в разных точках города. Мол, ходы соединили пассаж Яушевых, несколько зданий в центре Костаная и дом купца Кияткина.
“Легенда такая есть, – подтверждает научный сотрудник Костанайского музея Андрей АНДРЮЩЕНКО. – Более того, есть версия, что старик Кияткин, когда произошла революция, спрятал в этих ходах свой клад. И чтобы обеспечить его сохранность, устроился работать сторожем в учреждение, которое расположилось в его доме после того, как его реквизировали. Сторожем Кияткин там реально работал. А вот клад до сих пор не найден, если он, конечно, есть. Что касается сети подземных ходов под Костанаем – игрушка, на мой взгляд, дорогая и мало себя оправдывающая. Но под двором музея действительно есть пустоты. Иногда там земля начинает проседать. Что это, ходы или подвалы, которыми был оборудован пассаж, сказать трудно”.
Кстати, о легендах. История иногда такие анекдотцы подкидывает... Лет пятнадцать назад, когда во дворе музея возводили административную пристройку, строители наткнулись на большое захоронение. Полная яма костей – чьи они? Расстрелянных белогвардейцами красных или наоборот? В 1920-х годах власть здесь менялась так быстро, а победители одинаково не склонны были к милосердию. На место срочно вызвали археологов. Был там и Андрей Андрющенко: “Оказалось, что кости – бараньи. Видимо, жила здесь семья, а кости сбрасывала в яму. Жуткая тайна оказалась анекдотом. Но только на этот раз. Здесь есть расстрельная стена, у которой, как считают историки, в двадцатые годы массово расстреливали своих врагов победившие при очередном перевороте, и казематы, где держали неугодных. В общем, стены краеведческого музея и располагающегося тут же управления культуры многое помнят. Недаром екатеринбургский экстрасенс Владимир Ломаев, ничего не зная об этих зданиях, назвал их как-то при мне “средоточием боли”.
К 30–40-м годам XX века относится более поздняя история Костаная. Еще от свекра, работавшего надзирателем в тюрьме, слышала жуткие истории, как каждый охранник, уходя с дежурства, должен был унести с собой труп расстрелянного или умершего заключенного. Чтобы тайно похоронить. Рассказам я не верила, считала, отец мужа жути нагоняет. Как оказалось, напрасно не верила. Уже в наши дни, когда в Костанае началось строительство, в Западном микрорайоне, а также в ряде районов, соседствующих с тюрьмой, под жилыми домами, построенными после пятидесятых годов, стали находить захоронения людей. Выяснилось: это действительно братские могилы расстрелянных в годы репрессий.
До сих пор никто не выразил готовности изъять из земли неизвестные останки и хотя бы похоронить их, как полагается. Только говорят, что там, где могилы находятся прямо под частными домами, народ стал массово жилье продавать. Утверждают, легкой жизни в этих домах не наблюдалось.
Считается, что в Костанайской области есть несколько аномальных зон, которые четко видны из космоса. Урпекская свастика, Уштогайский квадрат – их вид наводит на мысль о внеземном происхождении этих объектов. Я их видела вблизи – чуть приподнятая земля, будто кто-то когда-то делал насыпь. Костанайский археолог Андрей ЛОГВИН в ответ на мой вопрос о происхождении этих сооружений только рукой машет: это артефакт, а остальное – не знаю. Местный исследователь Дмитрий ДЕЙ выдвигает предположения, что трехлучевая свастика, один луч которой указывает строго на юг, а два других отходят под углом в 120 градусов, – это древний календарь. Космоэнергеты, экстрасенсы и прочие интересующиеся валом валят в торгайскую глушь, чтобы “энергии набраться”. Говорят, после ночевки в центре свастики сердце выпрыгивает и звезды перед глазами пляшут.
Настоящую пентаграмму разглядели на гугловском снимке из космоса, сделанном над территорией области. Местные исследователи проверили. Биолог Елена ПИКЕЛЬНАЯ смеется: оказалось, пентаграмма – звезда, вписанная в круг, – это территория заброшенного пионерского лагеря.
В том же богатом на инфернальное Торгае есть озеро Жаман-Акколь. Как-то к нему рьяно рвался Андрей Андрющенко и его коллеги-биологи. Озеро интересно тем, что около него растет крайне редкий для наших северных мест черный саксаул и гнездятся редкие птицы:
“Когда мы у местных спрашивали дорогу, аксакалы говорили как-то странно – мол, к озеру не всякий раз доедешь. Мы решили, что речь о плохой дороге. Но машина у нас была что надо, джип. Плюс навигация... Если судить по ней и по карте, мы озеро насколько раз пересекли. Место там открытое, линии электропередачи в пределах видимости. И вдруг – линия горизонта близко, мы как бы в низине, никаких столбов в поле зрения, марево какое-то. Но озера и в помине не видно. Немного погодя выскакиваем из этой зоны – опять линии электропередачи видны, горизонт, солнце. А по навигатору – будто мы озеро проехали уже. Так и не нашли”.
“Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам”, – сказал Шекспир много веков назад. Что актуально и сегодня. Как-то в том же Торгае в экспедиции мы натолкнулись на огромный древний мазар из самана, замешенного на костях. Мазар был полуразрушен, но все еще видно было, что он величествен и украшен с не присущей этим местам пышностью. Местные жители сказали, что похоронен тут “добрый человек”. Не бай, не бий, не аулие. Он не был богат. Просто был добрым. У жителей поселка принято: если пасешь скот в этих краях, постоять у мазара. Говорят, усталость как рукой снимает. Мы услышали этот рассказ уже после того, как отмахали по степи километров двести и заглянули в мазар. Заодно и поняли, что привычной усталости нет. Добрый человек забрал, наверное.
Фото автора и Николая СОЛОВЬЕВА, Костанай