От наспех набросанных строк мурашки бегут по коже. На каждом письме штамп: “Проверено военной цензурой”. Спрашиваю сотрудников музея: “Они действительно проверялись?”. Их же были миллионы. “Проверялось каждое письмо, – говорит сотрудница музея Петропавловска Татьяна ЛАНЬЩИКОВА. – Данные о расположении военной части, планируемые операции, имена командиров сразу замарывали. Посылали весточки с фронта без конвертов, складывая в треугольники”.
В начале войны бойцы посылали только такие письма. С конца 1942-го начали выпускать специальные карточки. Они назывались открытыми письмами. Впрочем, бойцы писали на чем придется: на газетах между строк, оберточной бумаге, на немецких бланках:
– У нас есть письма, написанные на страницах книги на белорусском языке. Доставка почты была регулярной, с разных фронтов. В наших фондах есть письма капитана 1-го ранга Балтийского флота Бархоткина. Он писал жене, как любит ее, как ему дороги она и их ребенок. Но не всегда письма несли благую весть. Приходили похоронки…
Не желая расстраивать близких, солдаты почти не говорили о трудностях, с нетерпением ждали ответа. Это был маленький кусочек родного дома. На фронт шли посылки. Девушки вышивали кисеты, вкладывали в них свои снимки. “Виртуальная переписка” нередко заканчивалась браками после войны. Бывало, в музей Петропавловска приносили одно-единственное письмо, пришедшее с фронта. “У нас такое есть, – говорит Татьяна Ланьщикова. – Его написал боец Седельницкий, погибший при обороне Москвы”…
– Война спутала все планы, мы не знали, что делать, как жить, – вспоминал Павел Чинишлов в автобиографии. Рукопись хранится в музее Петропавловска. Павла призвали в июне 1942-го, направили на 6 месяцев в Ташкент в пулеметно-минометное училище. Маме он тогда писал: “Мне раньше казалось, что я не смог бы преодолеть подобные трудности, а сейчас они, когда тяжело, легко переживаются” (17 сентября 1942 г.). “Каждое письмо – это кусочек родного дома. Мама, не ценил я некоторых вещей раньше, зато теперь все понял и осознал” (12 ноября 1942 г.). “Получив письмо, я понюхал бумагу, и запахло родным нашим домом” (16 ноября 1942 г.).
После учебы Павел попал в 932-й полк 252-й стрелковой дивизии 53-й армии. Сначала был наводчиком в батарее 45-миллиметровых пушек. Их называли “Прощай, молодость”, или “Прощай, Родина”. Писал маме: “31 июля получил боевое крещение. Увидел то, что видел раньше в кино и слышал по рассказам. Жутко было первое время. На моем счету уже один уничтоженный танк. Двигаемся вперед, немец драпает так, что мы не поспеваем за ним. Вчера, за один день продвинулись на 7–10 километров” (5 августа 1943 г.).
Чинишлов – участник легендарного Орловско-Курского сражения – пишет в автобиографии:
“На отдельных участках немцы потеснили наши войска на 25–30 километров. На наше орудие двигался танк, за ним автоматчики. Стрелять в лоб танку из пушки бессмысленно. Толстая лобовая бронь. Благодаря хорошей маскировке экипаж нас не заметил, подставил бок. Я выстрелил, танк загорелся, а мы осколочными снарядами заставили автоматчиков отступить. За это меня наградили медалью “За отвагу”. Все попытки прорвать оборону на нашем участке не увенчались успехом. Подтянув резервы, советские войска перешли в наступление и освободили Орел и Белгород, затем Полтаву и Харьков”.
Строки из очередного письма: “Немец бежит. И мы идем по пятам". (26 августа 1943 г.). А вот еще строчки: “Сегодня воскресенье и как раз Пасха. Всё этот паразит Гитлер – дома бы такую Пасху справили” (из-за ветхости письма дата не видна).
Тем временем советские войска продолжали наступление, вышли к реке Днепр.
– Ночью мы стали пробираться на другой берег, – читаю автобиографию Павла Чинишлова. – Половину расстояния преодолели спокойно, потом нас заметили немцы. Они “навешали” в воздух осветительные ракеты и открыли сильный огонь из орудий и минометов. Нам все же удалось добраться до места. Утром обнаружили, что правый берег Днепра – очень высокий, а рядом с нами – небольшой приток реки. Фактически наша дивизия оказалась на песчаном острове, который потом назвали “остров смерти”. Были как на ладони у врага. Несли большие потери. В ночное время через Днепр увозили раненых, привозили пополнение, боеприпасы и пищу. Наше орудие обстреляли минометом, я получил осколочное ранение в правый висок и контузию. До сих пор это увечье дает о себе знать. После меня ранило в руку. Рана долго не заживала. Я опять попал в госпиталь. Потом в Акмолинск (ныне Астана) в 39-й стрелковый полк – готовить кадры для фронта.
Чинишлов был командиром взвода, обучал пополнение. В 1944-м его полк перебросили в Белоруссию, участвовал в борьбе с бандеровцами. Вот строки, которые захотелось записать в блокнот: “Надеюсь, что наступающий год будет последним в нашей разлуке” (12 декабря 1944 года). Последнее ранение получил в одной из операций по ликвидации бандеровцев. О Победе услышал в госпитале, но окончательно война для него завершилась лишь в марте 1947-го. Домой вернулся в звании старшины с орденами Красной Звезды и Отечественной войны 1-й степени, медалью “За отвагу”. Окончил эвакуированный из Москвы планово-финансовый институт, женился на учительнице Галине Бобковой, 33 года отработал экономистом в Петропавловске на заводе тяжелого машиностроения. Последнее время жил с семьей внучки Юлии, был членом совета ветеранов родного завода. 12 октября 2013 года фронтовика не стало. Но остались письма, воспоминания и ПАМЯТЬ.
Петропавловск