Степная романтика

Пожалуй, самая красочная часть ярмарки, инициатором которой стали сотрудники городского филиала Центральной библиотеки имени Ауэзова, – это рассказ о традициях и обычаях казахского народа. К сожалению, некоторые из них мы начинаем забывать.

Например, обычай денгене был особенно популярен в преддверии Наурыза: несколько молодых жигитов приходили к состоятельному человеку, хозяин резал жирного барашка для них, а жигиты в течение вечера должны были съесть все жирное мясо и выпить всю сорпу. Если они этого сделать не могли – обязаны были возместить ущерб и принести взамен денгене – двух барашков.

Всевозможные состязания были неотъемлемой частью Наурыза. Жигиты мерились силой, поднимая быка или верблюда, переплывая реки и озера, стреляя из лука по мишеням, и так далее. Легенды о силачах передавались потом из уст в уста.

– К примеру, в середине XIX века житель Восточного Казахстана по имени Малмак пронес на руках камень весом 700 килограммов, – говорит заведующая филиалом Алла ЕСЕКЕЕВА. – До сих пор эта глыба находится в Урджарском районе Восточно-Казахстанской области. А легендарный Балуан Шолак в споре с борцом Кароном поднял вес в 51 пуд (более 800 килограммов). Известный всей Сарыарке борец Тасаткан Дуйсекеулы поднял и унес с собой семилетнего бычка, выставленного на спор...

Были и забавные пари. Так, некий Штен на спор проглотил живую ящерицу, а в качестве приза получил жакы – дорогой тулуп. Еще один примечательный эпизод случился в казахском селении под названием Станция: жигиты Жаксылык и Сешлбек на спор съели по 40... ос. Известно, что оба после этого остались живы, помощь врача им не понадобилась. Известны случаи, когда удальцы отдавали себя на съедение комарам в течение четырех часов, выпивали 40 пиал кумыса, бурдюк растопленного масла, съедали целую тушу барана. И все это – на спор!

И весь праздник сопровождался айтысами – соревнованиями между акынами.

– В прежние времена музыканты ходили по аулам, пели песни-сказания о батырах-героях, о родном крае и любимых девушках, – говорит Алла Владимировна. – В этом была какая-то особенная степная романтика…