– Порвала ахилл, – объясняет Елена Павлова. – Было такое ощущение, будто тебе кувалдой по икре ударили. Обидно, что травму получила на ровном месте. На площадке было мокро, и я поскользнулась. Теперь знаю, как рвется ахилл и как при этом больно.
– Есть с чем сравнивать?
– За карьеру, конечно, были травмы: и плеча, и колена, но чтобы требовалась операция… Это мой первый и, надеюсь, последний горький опыт.
– Какой была первая реакция мужа (Асхат Житкеев, серебряный призер Олимпиады-2008 по дзюдо. – Прим. ред.) на это известие?
– Он, конечно, расстроился, стал успокаивать: “Она же у тебя все равно болела”. “Ну да, – говорю. – Только болела левая, а порвала я правую”. Нужна была операция. И чем быстрее, тем лучше.
– Почему выбрали для этого Германию?
– Пока я возвращалась в Алматы, Асхат, наверное, переговорил со всеми специалистами в городе. Все в один голос утверждали, что после операции надо ставить гипс. А это значит как минимум два месяца без движения. После нужно еще время, чтобы разработать ногу. В Германии же мне, сделав операцию, наложили лангет, а на следующий день надели специальный сапог, который помогает ноге восстанавливаться.
– После Олимпиады-2008 вы, казалось, завершили карьеру. Почему решили вновь выйти на площадку?
– Я постоянно поддерживала физическую форму, ходила в тренажерный зал, раз в неделю немного тренировалась с девчонками. Видимо, где-то екнуло, захотелось попрыгать. Ну и допрыгалась (смеется). Перед турниром из состава выпала Ольга Дробышевская, мы поговорили с тренером талдыкорганского “Жетысу” и решили, что я поеду и помогу.
– Другими словами, никаких долгосрочных планов не строили?
– Для меня это был пробный шар. Хотела посмотреть на свое состояние после такого большого перерыва. Если бы почувствовала, что нахожусь не в той форме, чтобы играть, я бы это быстренько пресекла на корню. Но, как назло, я оказалась в очень хорошей форме (смеется). Видимо, история с травмой – это был знак свыше, что хватит играть в волейбол.
– Чем теперь будете заниматься?
– Пока не знаю. Война план покажет. Возможно, поступлю в магистратуру Академии спорта и туризма. Еще я прошла в Алматы тренерские курсы FIVB – Международной федерации волейбола, получила сертификат первой степени.
– Ваш муж после завершения карьеры остался в дзюдо, а ваш опыт так и не востребован…
– В этом я с вами соглашусь. О волейболе стала больше думать, только когда начала тренироваться перед поездкой во Вьетнам. Я была настолько истощена и морально, и физически, что сразу сказала: “После Олимпиады уйду”. Особенно тяжело мне дался последний сезон в Японии. Там год отыграть – как три в Европе. В Японии все другое – и менталитет, и подготовка, и соревновательный процесс. Будто в другой мир попадаешь.
– В чем это проявляется?
– Японцы очень много работают. Я смотрела матч за третье место на Олимпиаде-2012 между Японией и Кореей и после его окончания сидела и плакала. Потому что знаю этих девчонок, играла с ними, тренер Масаёси Манабэ – из моей команды “Хисамицу”. Эти девчонки за свое упорство даже олимпийское золото заслуживали – не то что бронзу. Нам природа дает и рост, и силу, и прыжок. У них этого нет, и они это компенсируют постоянной работой. Тренировка назначена на 9 утра, я прихожу в зал в 8.15, а они уже работают. Уходишь с вечерней тренировки, они остаются неизвестно до какого времени.
– Несмотря на усталость, Япония понравилась?
– Конечно. Я люблю Японию как страну. Люблю ее культуру. К примеру, какое там уважение к старшим. Во время фуршета сначала старшие набирают себе еду, потом идет молодежь. Если девочка видит, что за мячом идет кто-то из старших, она постарается тебя опередить и подать мяч. Мне было очень неловко, когда девочки брали у меня после тренировки вещи, чтобы постирать. Переводчица сказала, что у них так положено.
– Вы ведь очень рано уехали играть за границу…
– Да. В 19 лет меня пригласили на пробы во Францию. Там даже не знали, где находится Казахстан. Они не понимали, почему я, Лена Павлова, по национальности русская, родившаяся в Узбекистане, имею паспорт Казахстана. Я им это объясняла два года.
– Трудно было привыкнуть к новой стране?
– Нелегко. Однако я понимала, что сейчас тяжело, но когда встану на ноги как игрок и покажу все, на что способна, то имя будет работать уже на меня. А еще в чужой стране, не зная языка, даже в магазин не сходишь. Ты хочешь тот хлеб, а не этот, тычешь пальцем, а на тебя смотрят, как на ненормальную.
– Вы считаете свою маму Ларису Михайловну – олимпийскую чемпионку-1980 по волейболу – звездой спорта?
– Да, конечно.
– А себя?
– Нет. Да, я знаю о своих заслугах, достижениях, но звездной болезнью никогда не страдала.
– Когда начали заниматься волейболом, вас часто сравнивали с мамой?
– Только один раз тренер, еще в Узбекистане, сказал, что я купаюсь в лучах славы своей мамы. Я до сих пор не понимаю, что он имел в виду. Конечно, ее гены передались, да и мама мне наставления делала. Но при этом и я сама много работала.
– Как думаете, вашим детям будет сложно в жизни, имея знаменитых родителей?
– Я об этом не задумывалась. Хотим воспитать детей так, чтобы они сами всего добивались и сделали выбор, кем им стать и что делать в жизни. Четырехлетняя Тамирис, например, уже заявила, что будет играть в волейбол, но после травмы я ей сказала: “Нет!”.
– Ваша мама ведь тоже была против волейбола?
– Да, и я не могла ей перечить. Но однажды выбросила спортивную сумку с формой в окно, пошла якобы мусор выносить, а сама убежала на тренировку. Мама со мной долго не разговаривала, а потом сказала: “Хорошо, это твой выбор, но я не хочу слышать от тебя, что ты устала или тебе надоело”. По сей день она этого не слышала.
– Насколько я знаю, мама долгое время работала в Национальном олимпийском комитете Узбекистана…
– Она стояла у истоков его образования. Первым президентом стал Сабир Рузиев, а мама была вице-президентом. Когда папы не стало, я настояла на том, чтобы мама перестала работать и просто наслаждалась жизнью. Я же прилагаю всяческие усилия, чтобы у нее все было хорошо. Она живет то у нас в Алматы, то в Ташкенте с бабушкой.
– Я не помню ни одного интервью, где бы вы говорили об отце Вячеславе Викторовиче…
– О папе я не рассказываю, потому что его 11 лет, как нет. Светлая ему память! У меня о нем – только хорошие воспоминания. Папа играл в баскетбол, в 90-е годы ушел в бизнес. Он был ростом 190 сантиметров, хорошего телосложения. Друзья его называли не Славик или Вячеслав, а Большой.
– Есть ли у вас какой-нибудь талисман или примета?
– Они есть у каждого. К примеру, я начинала мотать пальцы в определенной последовательности. А мой талисман – это игровой 13-й номер. Мне всегда игралось под ним комфортно. Правда, в Японии не было такого номера, и я играла под 11-м. А в начале карьеры у меня был 5-й номер, как у мамы. Этим я хотела сделать ей приятное.
– Почему, выбирая между двумя знаменитыми тренерами – Николаем Карполем и Нелли Щербаковой, мама посоветовала вам поехать в Казахстан?
– Вопрос больше стоял не в том, к кому идти, а отпустит ли меня папа. Он мечтал, чтобы я стала юристом. И я честно хотела учиться на юриста, но не получилось. Считаю, что если ты занялся каким-то делом, то нужно ему себя полностью посвятить, а не распыляться. Что касается Нелли Алексеевны, то она – прекрасный тренер, которая дала нам очень многое. Пройдя ее школу, мы пересмотрели некоторые ценности в жизни, у нас появились новые приоритеты.
– В Японии до пяти лет детям разрешают делать все, что им вздумается. А как у вас в семье?
– А нас дети не спрашивают, сами делают что хотят (смеется). Я стараюсь, чтобы они знали слова “нет” и “нельзя”, пытаюсь привить ко всему уважительное отношение. У нас двухлетний Расул всегда говорит “спасибо”, если ему что-нибудь даешь. А Тамирис понимает, что нельзя без разрешения встревать в разговор старших. Мы как-то попробовали им все разрешать, но тогда они просто вышли из-под контроля. Поэтому ремешок нужен, пусть и просто для острастки.