Приехал на работу – в редакции никого. Вычитал – выправил. Выслал правки. Жду ответа. Тишина. Звоню ответсеку Олегу Сыромолотову. Тот – мне: все сдали еще в шесть вечера!
Иду в типографию. Тихо, как на сельском погосте.
Брожу среди линотипов (были тогда такие шайтан-машины “горячего” набора) – ни души. Спускаюсь в печатный цех – такая же благость. Время – 23.15. А Олег обещал, что Новый год я встречу дома в кругу семьи. Начинаю сомневаться.
Хожу по цехам – “мертвый город”. Ору – в ответ эхо.
В без пяти полночь меня чуть не снесла с лестницы увесистая тетка с банкой квашеной капусты: ты чё тут шаришься? Давай за мной! “За мной” – это в потайной вертеп в катакомбах типографии. А там – вусмерть пьяные типографские: популярный тогда голландский спирт “Рояль” они разбавляли химической заразой “Юпи”. На мою просьбу приступить к работе – издевательский хохот. Потом они пару часов поспали. Почти протрезвели.
В три часа ночи (была такая традиция) выпили по московскому времени – и запустили станок.
Подпись “В свет” я поставил в 3.45 утра 1 января…
Полупьяный бомбила, которому рассказывал эту историю по дороге домой, ржал лошадью. На светофорах нежней – понью (или поней? Ну такой маленькой лошадкой). Подъехали. Даю деньги. Он, пересчитав: плохо ты меня с Новым годом поздравляешь! Я ему: меня еще хуже на работе поздравили!
Захожу домой – сонное царство. Горячие блюда – холодные. Горячительные напитки – теплые.
Махнул в сердцах грамм 100 водки, хрустнул огурцом, завалил оливье, выключил телевизор с новогодним “Огоньком” (туфта средневековая!) – и мордой в подушку…
А наступивший 1990-й оказался для меня удачным во всех смыслах. Поэтому я не верю поверью: как встретишь Новый год, так его и проведешь.
Алматы