– Вот. Дарю. Сынок вашего мужа. Я, конечно, понимаю, что вы не ждали не гадали появления наследника, вам-то точно уже никогда не родить, так что пользуйтесь чужим добром. Обо всех подробностях расспросите агашку.
Дверь гулко хлопнула, шаги на лестнице скоро затихли. Из кулька раздалось кряхтение. Оксана, лишь сейчас понявшая, что произошло, поспешила с “подарком” в спальню, где на большой кровати еще отдыхал после корпоративной вечеринки муж.
– Вставай, вставай сейчас же! Не смей спать, когда у меня к тебе есть вопросы!
Муж протер глаза и уставился на жену.
– Что это? Кто это? Как ты мог?
Флегматичный Марат положил кулек на колени, развязал скреплявшую его грязную ленту. Под пледами обнаружился мирно спавший розовощекий полуторагодовалый малыш.
– Подкинули?
– Нет, не подкинули. Женщина привезла, сказала, что мальчик – твой сын.
– Мой сын… Ну-у-у… Я в курсе того, что у меня есть сын. Но увидеть его никогда не стремился. Будешь упрекать? Нет?
Оксана растерялась. Она Марату за много лет семейной жизни так и не смогла родить ребенка. И легко принимала его уверения в том, что он ее любит и такую. Неспособную на биологическое материнство. А сейчас? Всё рухнет?
– У тебя есть другая?
– Глупости. Грех случайный. О нем я не раз сожалел. Мама этого мальчика – горничная в провинциальной гостинице. В командировках, сама понимаешь, чего только не происходит. Она звонила года 2 назад. Сообщала о беременности. Я посоветовал ей сделать аборт. Даже денег перевел на карточку. То, что она не пошла в больницу, ее проблемы.
В чем здесь виноват малыш? Женский взгляд на гарем, или Шведская семья по-казахски
Ни в чем. Через 2 часа Оксана с Маратом уже бегали по магазинам, стараясь купить всё, что нужно, – белье, одежду по росту мальчишке и детское питание. С ребенком пока сидела домработница, и хозяева каждые 15 минут звонили ей, чтобы справиться, как дела. А дела шли нормально – мальчик с удовольствием ел, смотрел телевизор, играл набором столового серебра и совсем не плакал.
Марату пришлось перезвонить маме отпрыска, узнать, как его всё-таки зовут, нет ли у него на что-либо аллергии, а также – действительно ли она хочет его отдать.
Мама собиралась замуж, от “дитенка-ошибки” хотела избавиться любым способом, звали его, как папашу, Маратиком. Раньше жил Марат-младший у дальних родственников в ауле. Наверное, ничем не болел. Вроде всегда был вполне нормальный. В суде уже лежит иск об установлении отцовства, все документы, что нужны, мама подпишет.
Жизнь стала другой. Маратик быстро покорил сердца новых родителей, которые в приливах едва изведанной любви к своему чаду были щедры, самоотверженны и внимательны. Им всё нравилось – купать, кормить, катить по тротуару коляску, выбирать в аптеках баночки пюре. И всё бы хорошо, но… ребенок молчал.
Было видно, что он едва понимает Оксану и Марата, а уж объяснить ему что-либо представлялось совсем невозможным. Те слова, которые парнишка иногда пытался произнести, не имели аналогов в памяти родителей. Может, ребенок все-таки с отклонениями в развитии? С этой, как его, олигофренией?
Обеспокоенные супруги отправились к детскому психиатру. Тот выслушал их, посмотрел на Марата и переспросил:
– Вы же с ним по-русски разговариваете, да? А он у вас с самого рождения и почти по сию пору жил в ауле. Он действительно вас не понимает. И потом, вы как к нему обращаетесь? Марат? Могу предположить, что до вас родня его называла каким-нибудь детским прозвищем, как это принято у казахов: Мако, Мико, Монти, Матончик. Масса вариантов на самом деле.
Барьер у вас, сударь и сударыня. Языковой барьер. И уж поверьте, сыну сейчас не легче, чем вам.
Это кажется, что ради определенной цели легко освоить язык, на котором до 45 лет не говорил. Марат, выросший в Петропавловске, усваивал казахские слова даже хуже, чем Оксана. И эти слова отказывались складываться в предложения. Знакомая преподавательница казахского языка посоветовала чаще бывать на людях, в толпе, слушать, как разговаривают между собой другие, повторять фразы целиком, запоминать их.
И семья стала ходить по вечерам на прогулки, в выходные толкаться на рынке, сидеть в свободное время с соседями на скамейке во дворе. Однажды Маратик сказал “папа”. Радости не было предела. Слово “мама” было встречено с еще большим энтузиазмом. А потом помог розовый заяц.
Оксана с сыном шли по торговому дому, как вдруг малыш как вкопанный остановился у витрины с игрушками. Под искусственной елкой сидел громадный розовый заяц с барабаном в лапах. С полминуты мама с сыном его разглядывали, потом Оксана тихо потянула ребенка за руку. Пойдем, мол, пора. Магазин огласил вопль:
– Мама! Бер! Дай! Мое! Ку-ки! (Очевидно, что это было слово “купи”.)
И всё встало на свои места. Маратик понял, что мама не собирается покупать чудесного зайца, для Оксаны было ясно, чего ребенок хочет. Но, главное, они запросто общались. Женщина схватила сынишку, расцеловала в обе щеки и внезапно выдала:
– Аламыз ба? Купим? Да?
Через год Маратик Ахметов пошел в детский сад. Читает сейчас на утренниках стишки и на русском языке, и на казахском.
На занятиях рассказывает, что сильно любит маму, папу, розового зайца и кошку Мусю. И еще ананасы, мультики и самолетик с пропеллером. Не знаю, какое прозвище у него было до того, как он получил фамилию Ахметов, а сейчас мама зовет его очень просто – Айналайын.
Как часто для того, чтобы мы стали лучше и мудрее, мир должен переворачиваться с ног на голову…
КЫЗЫЛОРДА