Вкратце предыстория. Полгода назад Караван.kz рассказала о советском ученом Н.К Скаковском (здесь и здесь), ближайший потомок которого - сам довольно известная личность, проживает в Алматы.
Но, как выяснилось, описанные в них события - своеобразная "обратная сторона" луны. И чтобы пазл сложился полностью, читателям стоит узнать и те недостающие жизненные и исторические части, которые мы публикуем ниже.
***
Здравствуйте, уважаемая редакция!
Меня зовут Елена Евгеньевна Волкова, живу в Белоруссии. Я прочитала в вашем издании статью Елены Яфязовой "Разведчик недр" о Николае Константиновиче Скаковском. Статья начинается со слов о том, что "термин "история" не всегда спрягается с понятием "правда". Но еще есть людская память о самых близких, и вот она-то, как правило, и является самым искренним и настоящим свидетельством".
Поскольку в статье идет речь о родном мне человеке, я решила внести некоторые исправления в эту "историю".
Я понимаю, что Мария Дмитриевна рассказала сыну Саше не все об истории семьи, а что-то рассказала так, как было бы лучше и проще. Это право матери. Но эти неточности затрагивают историю другой семьи, другой женщины и других детей.
Ваш автор пишет: "Вот так Н.К. Скаковский и стал первым проректором Горного института в Алма-Ате - почти с момента открытия его в 1935 году. Он сразу же вызвал из Иркутского Госуниверситета свою невесту, Марию Неудачину…". Но дело в том, что в это время он был уже лет десять счастливо женат на Вере Артемьевне Истратовой, которая тоже геологе. Кстати, и в Тырныаузе и в Коунраде они работали вместе. В семье росли две дочки: Танечка 1927 года рождения (моя мама) и Наташа 1929 года рождения (фотография сделана в 1940 году).
Именно Веру Артемьевну с дочками через какое-то время после ареста Николая Константиновича весной 1937 года выкинули из квартиры на втором этаже дома профессорского состава. Выкинули буквально: комендант дома лично выбрасывал вещи, из окна летела посуда, одежда, книги, игрушки… Это был выходной день и, чтобы как-то поднять детям настроение, Вера Артемьевна повела их в парк. Дома служила домработница. Она-то и приютила семью у себя в саманном домике на окраине города. Потом Веру Артемьевну таскали на допросы. Один из них длился почти трое суток, и ей тоже не давали спать, пить, требуя подписать бумагу о том, что ее муж готовил террористический акт и вербовал сотрудников. Следователь по фамилии Гитлин (потом, рассказывая об этом, она всегда говорила: "Надо же - почти Гитлер"), так вот следователь Гитлин приставлял к виску пистолет и кричал: "Подпиши, сука! Иначе детей поместим в разные детские дома, и они никогда ничего друг о друге не узнают". Много было угроз, было страшно, но она ничего не подписала и не оклеветала своего мужа. А отпустили потому, что после ареста Николая Константиновича она отправила телеграмму в Москву с просьбой разобраться в "недоразумении". Удивительно, но телеграмма дошла до порядочного человека. Из Москвы пришло распоряжение до окончания следствия вселить обратно семью профессора Скаковского в квартиру. Вот и пришлось их отпустить от греха подальше.
Кстати, следователя Гитлина потом самого признали чьим-то шпионом. Время было такое. Конечно, никуда они не вселились - квартира была уже занята другими людьми... А девочек Вере Артемьевне удалось отправить в Орджоникидзе, где жила ее мама и две сестры. С работы ее уволили. По специальности никуда не принимали, пришлось перебиваться случайными заработками.
Страшно было когда знакомые переходили на другую сторону улицы: не поздороваться с бывшей коллегой, у которой не раз бывали в гостях, общались, было как-то непорядочно. А вот поздороваться с женой врага народа страшно: вдруг кто-то донесет, что ты заодно с врагами.
А еще она ходила в тюрьму, пыталась что-либо узнать о муже. Передачи у нее не принимали. Она расстраивалась, но однажды встретила знакомую, которая сказала: "Верочка, это очень хорошо, что передачи не принимают. Значит, Николай Константинович ничего не подписал и ни в чем не признался. Еще можно бороться". Потом была Москва, где несколько месяцев она пыталась попасть на прием к Вышинскому. И все-таки попала. У нее было несколько минут на то, чтобы рассказать суть дела. Она успела, а, кроме того, отдала письмо с коротким и четким изложением ситуации. Возможно, время подошло сажать тех, кто уже сыграл свою роль, возможно, к письму отнеслись серьезно. Но началась проверка по этому делу, и в результате в декабре 1939 года Николая Константиновича освободили за недоказанностью состава преступления. Расстались они уже после его освобождения, о причинах я не буду писать, хотя знаю их.
До самого конца у них сохранялись хорошие дружеские отношения. Более того, когда Николай Константинович жил в Москве (конец сороковых - начало пятидесятых), с ним жила младшая дочка Наташа. Так решили, что Наташа будет вести домашнее хозяйство и помогать в работе с документами. Жили они тогда на Мытной улице, туда и пришла телеграмма о смерти.
Умер Николай Константинович 19 июля 1953 года в поселке Сучан (ныне Партизанск) от сердечной недостаточности - сказались все перенесенные невзгоды.
Еще у Веры Артемьевны сохранилось письмо от коллеги и соседки Николая Константиновича в Сучане, где описан последний день его жизни. Конечно, поехать на похороны на Дальний Восток ни Вера Артемьевна, ни дочери не смогли. Им прислали оттуда фотографии.
В 1950 году у дочери Татьяны родился сын Виктор, первый внук, которого Николай Константинович очень любил. Правда, Витя запомнил немного: дедушка приходил с палочкой, ставил ее в углу, а потом брал его на руки и подкидывал к потолку.
Я родилась в 1953 году, поэтому своего дедушку Николая Константиновича Скаковского никогда не видела. Но слышала много рассказов о нем, о том страшном времени от своей бабушки Веры Артемьевны, от мамы, ее сестры Наташи и от своего папы, который знал дедушку еще с тех пор, когда сам был подростком и во время войны в период эвакуации жил работал в Коиндах.
Да, заслуги Николая Константиновича Скаковского были впоследствии оценены Правительством, в том числе и медалями.
Но главное - он остался в памяти людей.
Вряд ли Александр Николаевич подозревает о моем существовании, а я о нем знала давно. Бабушка рассказывала мне о том, что после смерти Николая Константиновича, они с Марией Дмитриевной виделись, разговаривали.
Я рассказала эту историю не для того, чтобы примазаться к чужой славе или чем-то задеть Александра Николаевича Скаковского, а для того, чтобы он знал, что у него есть родственники по линии отца (у меня самой растет внук - праправнук Николая Константиновича Скаковского), что у нас тоже есть своя память о родном человеке.
Я желаю ему здоровья, удачи и благополучия.
С уважением Елена Евгеньевна Волкова, Белоруссия.
Фото и документы из домашнего архива