Участников исторического Парада Победы 24 июня 1945 года осталось совсем немного. Иван Степанович Гапич, которому в начале войны было всего 17 лет, – один из них. Сейчас ему 97 лет, но события тех времен до сих пор перед глазами. Такое не забывается.
– Каким запомнился вам парад на Красной площади 1945 года?
– Когда война закончилась, наступил всенародный праздник. Тут я узнал, что приказом командования зачислен в Первый сводный фронтовой полк 1-го Прибалтийского фронта для участия в Параде Победы в Москве. Для меня это была большая радость! Победу я встретил в Кёнигсберге, и когда объявили, что парад будет 24 июня, мы сразу же начали тренироваться.
За время войны мы разучились строевой подготовке, да и никто нас там этому не учил, а тут надо.
Вначале мы тренировались в Кёнигсберге. Жили в немецких казармах и маршировали на их плацу. Потом нас погрузили в теплушки, и мы поехали в Москву. Почти без остановок. Остановились в Хлебниково, а тренировались в Москве, на Новослободской. В 6 утра начинали маршировать под оркестр. Люди смотрели на нас из окон.
Генеральная репетиция проходила на центральном военном аэродроме Чкалова в присутствии маршала Жукова.
А 24 июня рано утром нас подняли и привезли на Манежную площадь, оттуда вывели на Красную площадь. И вот в 10 часов утра, когда начали бить куранты, на трибуну Мавзолея поднялись Сталин и другие члены правительства. Командовал парадом маршал Рокоссовский. Под бой курантов из ворот Спасской башни выехал Жуков на белом коне, навстречу ему – Рокоссовский, который доложил о готовности войск к параду. Жуков объехал войска, поздоровался, поздравил с Победой, поднялся на трибуну и произнес приветственную речь. И парад начался.
Знамя Победы, которое было водружено над рейхстагом, несли Егоров и Кантария. Потом наши бойцы пронесли знамена фашистских войск, среди них штандарт фюрера, и бросили к подножию Мавзолея. Сталин улыбался.
– По каким параметрам отбирали на этот парад? И вас лично за какие заслуги выбрали?
– Отбор был солидный. Нужен был рост – не ниже 170 сантиметров. В первую очередь проходили Герои Советского Союза, кавалеры орденов Славы, потом награжденные орденами, у каждого должно было быть не менее двух правительственных наград.
Рост у меня был 173 сантиметра, из правительственных наград – орден Красной Звезды, орден Отечественной войны, орден боевой Славы III степени, медали “За отвагу”, “За боевые заслуги”, “За взятие Кёнигсберга”, “За Победу над Германией”. В этом плане все было в порядке. Думаю, сыграло еще то, что я был участником спецоперации и с весны 1942 года полгода находился в тылу у немцев в районе Смоленщины.
– Чем вы занимались в тылу врага?
– Начнем с того, что Смоленск – это ворота к Москве, и его обороне придавалось огромное значение. Немцы взяли город. Тогда был создан специальный отряд. Его задачей было пускать под откос поезда с топливом, продовольствием и войсками. Поступило сообщение, что в этом отряде убит радист. А я в то время служил в 375-м радиодивизионе, который обслуживал штаб Западного фронта. Им командовал Жуков, а начальником войск связи был Николай Демьянович Псурцев, впоследствии министр связи СССР.
Вот он меня и пригласил к себе, по всем данным я подходил – комсомолец, доброволец, я был физически крепкий, спортивный. Он со мной побеседовал. Тут был еще такой момент. Моя фамилия Гапич, и он меня спрашивает: “А генерал Гапич – не твой родственник?”. Я отвечаю: “Нет у меня в семье высокопоставленных воинских начальников”. Оказалось, этот генерал, Гапич Николай Иванович, был начальником войск связи РКК. Меня направляли в тыл врага, а генерала сместили с должности. Позже он был репрессирован и сидел в лагере. Жуков лично участвовал в его реабилитации. Уже после войны я собрал о нем сведения, оказывается, он был достойный генерал, все время бил тревогу, что войска плохо обеспечены средствами связи. А значит, было нарушено управление войсками, и многие из-за этого попали в окружение. Тот генерал Гапич был уроженец Дальнего Востока, а я всю жизнь прожил в Казахстане. Война ничего не спишет
– Как вы попали на немецкую территорию?
– Получилось так, что первым на самолете полетел другой связист – Александр Худолей. Но его засек в воздухе и расстрелял немецкий мессершмитт. Было принято решение: не прыгать с самолета. И меня доставили просто на У-2 “ночные ведьмы”. Так фашисты называли наш женский авиационный полк.
Полгода я был в тылу. Приказ был такой: не пропускать эшелоны, которые двигались на Восточный фронт. Ведь они везли продовольствие, горючее и многое другое. И очень важно, что люди знали – рядом есть армейское подразделение, что Красная Армия жива, вопреки немецкой пропаганде. Мы минировали железку, пускали под откос поезда, взрывали мосты. В общем, делали то, что и было положено – вредить.
– А как вы попали на войну?
– Я окончил 9 классов, занимался спортивной гимнастикой, имел второй спортивный разряд, и наша команда Карагандинской области поехала на республиканские соревнования в Алма-Ату. Тогда не было прямого поезда, надо было ехать по маршруту Петропавловск – Омск – Новосибирск – Барнаул и только потом – в Алма-Ату. Всего пять суток.
И вот на перегоне Петропавловск – Омск услышали сообщение Молотова о том, что немцы напали на СССР. Приехали в Алма-Ату. Но какие тут соревнования? Шла всеобщая мобилизация. Не до спорта. С трудом добрались до дома, и сразу – штурмовать военкомат.
Военком Баранов, как сейчас помню, говорит: куда вам? У вас даже специальности нет. Меня направили в Ташкентскую военную школу связи. Я выучился на радиотелеграфиста и в конце ноября попал в Москву. Мы уже знали о подвиге наших земляков-панфиловцев и очень гордились ими. А через некоторое время я был направлен в 375-й отдельный радиодивизион в составе 3-го Белорусского фронта, который обеспечивал связью штаб Западного фронта. С тех пор началась моя воинская биография.
– Какие эпизоды войны вам больше всего врезались в память?
– Работа в тылу. Там приходилось находиться под постоянным прицелом фашистов.
"А так, начиная с Подмосковья...", участвовал в жестоких боях за Вязьму, Смоленск, Оршу. Там во время операции “Багратион” я находился в 35-й стрелковой дивизии генерала Щербины, это была дивизия прорыва. Немцы не хотели сдавать Оршу, оборонялись. Тогда наши обошли город с двух сторон и взяли его штурмом. 25 июня 1944 года меня контузило, и я попал в медсанбат. Меня хотели отправить в госпиталь, но я не согласился и вернулся в свою часть. Потом были жестокие бои за Вильнюс, Каунас, Познань, Гумбиннен и особенно Кенигсберг. 5–9 апреля 1945 года штурмовали Кёнигсберг, с ходу не удалось его взять. Это был город-крепость, которую опоясывали сплошные линии дотов, дзотов, фортов и глубоких рвов, наполненных водой. И только с помощью авиации и тяжелой артиллерии на пятый день мы взяли Кёнигсберг. Но до Берлина не дошли, там без нас обошлись, войну я закончил в Восточной Пруссии.
– После окончания войны вы еще два года оставались в строю, с чем это связано?
– Шла подготовка, мы изучали новую технику, новые радиоустановки. Во время войны у нас были небольшие рации, а когда стало поступать оборудование из Америки, там были уже машины с радиостанцией. И нас начали обучать новым средствам связи.
– В армии остаться не хотели?
– Предлагали, но я не захотел, потому что у меня была заветная мечта – поступить в юридический институт. Еще со школы мечтал. В марте 1947 года я демобилизовался и улетел в Алма-Ату. Поступил в Алма-Атинский государственный юридический институт (АГЮИ). Хотел быть прокурором.
– И всю жизнь посвятили работе в прокуратуре?
– Да, после окончания института по распределению попросился в Караганду. Это город моей юности. Оттуда я ушел на фронт и вернулся туда же. Начал работать помощником районного прокурора. А в 1961 году приказом Генерального прокурора СССР был назначен прокурором Кокчетавской области. Последние 20 лет работал заместителем прокурора Западно-Казахстанской области. А потом так и остался в Уральске. Хороший город, люди здесь хорошие.
– Что для вас 9 Мая?
– Как и для всех людей советской эпохи, это самый светлый праздник. Мы отстояли честь и независимость Родины, это самое дорогое. Сейчас на Западе политиканы всех мастей пытаются переписать историю. Мол, Победу во Второй мировой войне одержали чуть ли не США. Но автографы на рейхстаге оставили советские солдаты, американских там нет.
– Как вы относитесь к тому, что те, кого мы освободили, тоже пытаются переписать историю?
– Я же был в Польше, в Кракове, он был полностью заминирован. Не будь советских воинов, Краков взлетел бы на воздух. Но вот сейчас они пытаются всё перевернуть. Поэтому нам нужно делать всё для того, чтобы люди знали правду о Великой Отечественной войне. Мы победили!
УРАЛЬСК