Весь букет
На днях служба “Казгидромет” обнародовала информацию о загрязнении рек и водохранилищ Восточного Казахстана. Высокий уровень загрязнения зафиксирован в речках Брекса, Тихая, Ульба, Глубочанка, Красноярка. К умеренно загрязненным отнесены Иртыш, Уба. Причем в Брексе, Тихой и Глубочанке качество воды ухудшилось.
Никакой сенсации здесь нет. Похожую картину экологический мониторинг показывал весной, когда пробы из Красноярки в один из дней показали концентрацию цинка, почти в 90 раз превышающую предельно допустимую. И в прошлом году, и в позапрошлом, и пять лет назад. Из года в год пробы в Красноярке, Брексе, Глубочанке и Тихой показывают высокую степень загрязнения по тяжелым металлам, марганцу и другим веществам.
Заметим, речь не о техногенных авариях.
Источником загрязнения служат старые отвалы, шламонакопители, отработанные рудники и прочие “приветы” из индустриального прошлого края.
Около 10 лет назад экологи по итогам инвентаризации опубликовали такие данные: более чем на 100 техногенных объектах накоплено свыше 3 миллиардов тонн твердых отходов горно-металлургических производств. Под отвалы и хвостохранилища цветной металлургии за последние 60 лет ушло больше 4,5 тысячи гектаров.
Из 20 миллионов тонн ежегодно перерабатываемой горной массы только 4 процента превращается в полезную продукцию.
Почти треть компонентов остается недоизвлеченной и складируется в отходы. Иначе говоря, может вымываться и просачиваться. Самое грустное – многие отвалы расположены в зоне водосбора Ульбы и Иртыша, то есть по берегам притоков. Жуткая экологическая катастрофа в Восточном Казахстане
– Если говорить о Риддере, в прошлом там было полное безобразие, – дал комментарий специалист областного ЦЭБ (Центр экологической безопасности) Юрий КУДИНОВ. – Водоотлив из шахты и воды обогащения сбрасывали в Брексу. Но около 40 лет назад там провели серьезную работу – построили Таловское хвостохранилище, отстойник шахтных вод, мощную систему очистки. Сбросы прекратились. Оставшиеся в русле на бортах “хвосты” настолько тяжелые, что почти не сносятся течением. Конечно, они влияют, но все равно ситуация улучшается. Речка сегодня затянута водорослями, водится живность.
На качестве воды в Ульбе, в том же Риддере сказывается исторический отвал, возникший десятки лет назад из вскрышных пород Тишинского карьера. Идет частичное вымывание руды.
Выше города от рудника Чекмарь осталось 8 миллионов тонн слабоокисленных пород с содержанием полиметаллов. Пока шли работы, действовали дренажные канавы и очистные сооружения. Сегодня все остановлено, что-то может попадать в Убу.
Похожих точек, где вымывается, просачивается или стекает, по области не одна и не две.
В Глубоковском районе после закрытия Березовского рудника шахтная вода начала поступать в ручей Березовский и дальше прямиком в речку Красноярку.
Этой истории уже больше 20 лет, и теперь Красноярка – одна из самых грязных рек страны. В том же районе после запуска Снегирихинского рудника в пробах некогда чистейшей речки Карагужихи начали фиксировать многократные превышения по цинку, меди и свинцу. Причем историческим рудник не назовешь, – он работал 15 лет до 2017 года.
В Уланском районе вблизи Иртыша расположено огромное количество “хвостов” бывшего Белогорского комбината.
В Усть-Каменогорске после закрытия крупного конденсаторного завода в грунте остался слой совола – вещества, относящегося к стойким органическим загрязнителям, первого класса опасности. Пятна могут подмываться подземными водами, попадать в Иртыш.
Много или достаточно?
Список можно продолжить. Между тем специалисты ЦЭБ оценивают ситуацию с загрязнением рек в целом как стабильную. Причем слово “стабильная” экологи употребляют в самом лучшем смысле. Нет таких ураганных сбросов, как в 50-е годы. Та же Ульба в Усть-Каменогорске показывает ИЗВ (индекс загрязнения воды) 3–4, что соответствует категории “загрязненная”, изредка 5 – “грязная”. Главное, говорят специалисты, мониторинг не фиксирует экстремальных значений.
Ясно, что в глазах обывателя индекс загрязнения больше единицы с трудом увязывается со словом экология. Тем не менее, по убеждению ЦЭБа, даже снижение до порога ИЗВ 4 потребовало серьезных усилий.
К примеру, в 2011 году горно-металлургическая компания помогла в Риддере рекультивировать исторический Шубинский отвал. Породы покрыли геомембраной, сверху нанесли почву, посеяли траву. Запустили дренажную насосную для перехвата любых стоков. Та же компания на отвале Тишинского рудника построила похожую систему сбора, нейтрализации и очистки дренажной воды. Такие меры позволили понизить содержание цинка в стоках со 159 миллиграммов на литр до 42 миллиграммов. Общая сумма вложений составила 2,6 миллиона долларов. Хотя, согласитесь, “приправа” из 42 миллиграммов цветмета в каждом литре промсбросов – тоже не “айс” для горной реки.
Лишь отчасти снята проблема исторического загрязнения в Усть-Каменогорске.
В свое время экологи заявили о накопленной в районе промплощадки подземной линзе из кислот, тяжелых металлов, сульфидов, нитратов, радионуклидов и прочих “прелестей”. Под открытым небом в черте города к 2000 году оказалось складировано более 28 миллионов тонн твердых и жидких отходов. Избавиться от такого бэкграунда предложили с помощью проекта “Восстановление окружающей среды города Усть-Каменогорска” стоимостью почти 70 миллионов долларов. Предлагалось укрыть четыре промышленных отвала и два шламонакопителя, чтобы исключить стоки. Перехватить и очистить загрязненный водоносный слой. Организовать постоянный контроль за качеством грунтовых вод.
Два года назад проект завершился. В итоге на одном шламонакопителе, содержащем хлориды, работы зависли. К работам по отвалу с отходами обогащения уранового производства не приступали. От идеи очистки линзы подземных вод отказались – это дорого и долго.
Словом, проект завершился, головная боль осталась.
Риск – дело не государственное
Какими технологиями снижения влияния исторического загрязнения на водные источники располагает Казахстан? По мнению опытного специалиста, сотрудника ЦЭБ Юрия Кудинова, все способы, которые можно назвать эффективными, основаны на том, чтобы предотвратить вымывание. “Выровнять профиль изоляционным слоем, покрыть геомембраной, – высказал мнение Юрий Анатольевич. – Дренажные стоки собрать, очистить, для контроля сделать наблюдательные скважины”.
Представитель алматинского научно-производственного центра Виктор МАКАРОВ привел ряд примеров применения такого минерала, как шунгит. В 2011 году им перегородили речку, загрязненную аварийным сбросом цианидов.
– Подсчитали объем загрязнения, объем материала на один литр, – привел детали специалист. – Привезли 90 тонн, сделали габионы – ячеистые короба. Установили при впадении в пруд и на выходе поперек течения, чтобы вода перекатывалась. Еще 350 тонн в шахматном порядке уложили в озерцо. Сделали анализ. Если в первое время показатели загрязнения зашкаливали, то через две недели они упали.
В Павлодаре городской Водоканал с 2005 года использует шунгит для очистки воды. В Курчатове в Институте радиационной безопасности и экологии провели испытание: после шунгита радиоактивность воды упала на 99 процентов.
Как пояснили в ЦЭБе, наука и бизнес могут предложить массу похожих и других инновационных разработок для снижения уровня загрязнения в реках и водоемах. Тем не менее государство отказывает в их финансировании именно в силу новизны. Ульба станет чище
– Специалисты могут увлеченно рассказывать о полезных свойствах материала, но есть Экологический кодекс, – пояснил директор ЦЭБ Геннадий КОРЕШКОВ. – По закону проект невозможен, если в нем не прописаны сроки, способы рекультивации, оценка воздействия на окружающую среду и так далее. У бизнеса далеко не всегда есть деньги, чтобы составить и утвердить такой проект. А государство не вправе рисковать бюджетными деньгами, если нет гарантии успеха.
Получается парадокс: реконструировать очистные сооружения по технологиям, прописанным и утвержденным в 60-е годы прошлого века, проще, чем применить что-то новое.
Судя по отчетам, выложенным на сайте областного управления природных ресурсов и регулирования природопользования, здесь последовательно придерживаются консервативной политики: устанавливают водоохранные зоны и водоохранные полосы. То есть ограничивают деятельность, опасную новым дополнительным негативным воздействием. Не пропускают такие проекты, в которых не предусмотрены очистные сооружения и площадки под те же бытовые отходы. Жестко контролируют природопользователей. Как заметил эксперт Виталий ЧЕРНЕЦКИЙ, такой подход позволяет упредить ухудшение ситуации.
– Проекты по очистке от исторических загрязнений дорогостоящие и долгие, – отметил специалист. – А государству удобнее программы в рамках одного бюджетного года. Даже если у акимата нет больших комплексных проектов, свою роль играют точечные проекты. Они могут быть незначительными на первый взгляд, но в сумме дают заметный результат.
По счастью, в наших горных реках работают естественные силы самоочищения. Что-то аккумулируется в виде донных осадков, что-то поглощается растениями.
В литературе говорится, что восстановление биогеоценоза происходит через два года. На деле природа справляется быстрее. Даже после аварийных сбросов через полгода течение смывает грязь, с верховий спускаются речные обитатели. Природа сама исправляет ошибки антропогенного влияния.
УСТЬ-КАМЕНОГОРСК