Дело в том, что после скандального фильма “Борат” Марат Бисенгалиев познакомился с родным братом Саши Барона Коэна, музыкантом, трубачом и композитором Эрраном, и предложил тому написать пьесу по мотивам казахской народной музыки (за внушительный гонорар, разумеется). Так появилась “Зере”, которая была исполнена в Лондоне, в соборе Святого Джеймса. Марат дирижировал казахстанским симфоническим оркестром “Туран Алем”, а американский канал "PBS" снял об этом событии документальный фильм “Музыка без границ”, который прошел в эфире 354 частных каналов.
Напомним: премьера фильма “Борат-2” назначена на 23 октября 2020 года, всего за несколько дней до президентских выборов в США. Он будет размещен на стриминговом сервисе Amazon Prime Video.
– Когда я узнал о продолжении сиквела, то специально вылетел в Лондон, чтобы встретиться с Эрраном Бароном Коэном и напомнить ему о нашем договоре, который дороже денег, – рассказывает Марат. – Он был о том, что этот характер, тупого казахстанского журналиста Бората, будет убран.
Саша Барон Коэн выступил тогда, лет 15 назад, с заявлением о том, что он убьет своего персонажа.
Но, видимо, персонаж настолько был успешен в коммерческом плане, что, когда деньги закончились (а это, скорее всего, так), он на волне мирового локдауна решил сделать фильм о ковиде (это одно из основных направлений фильма). Так как всё завязано вокруг темы выборов в США, где сейчас идет острая борьба между демократами и республиканцами, то здесь замешана также политика. И здесь явно кто-то кому-то что-то проплачивает. Трудно судить, но, скорее всего, проплата сделана демократической партией.
Во всяком случае, я встретился с Эрраном в его студии, где он заканчивал писать музыку к “Борату-2”, чтобы просто напомнить ему об обещании. Был основательный разговор, я не буду подробно его пересказывать – слишком много придется объяснять. Сказал, что, мне кажется, сейчас политическая корректность находится на более высоком уровне и сам образ казахстанца может сыграть в этот раз для его создателей негативную роль, так как в фильме присутствуют очень чувствительные элементы. Причем реакция пойдет не от нас, казахстанской интеллигенции, а мировой общественности. Если раньше был какой-то вакуум, то теперь он заполнен более или менее. Появились звезды настоящего глобального уровня. Это Димаш Кудайберген и другие. И еще в какой-то мере сыграет свою роль тема угнетенной нации – не в самом Казахстане, а в Синьцзяне.
– А договор между вами и семьей Коэн был официальным?
– Нет, никакого официального документа не было. Просто после выхода фильма “Борат” я подружился с семьей Эррана Барона Коэна. Мне казалось, что эта дружба является как бы залогом того, что человек не будет использовать опять эту болезненную тему. Но деньги оказались важнее.
Когда я спросил напрямую Эррана, почему они не сдержали слово, он ответил, что его брат Саша сам себе хозяин, он не слушает никаких советов и ему совершенно бесполезно говорить что-то.
Я понял, что он просто отмахивается – на мое замечание: “Но ведь музыку-то к фильму пишешь ты”, Эрран ответил, что просто исполняет заказ. В общем, дал понять, что его хата с краю.
В поисках компромисса я, возвращаясь к прошлому, пытался говорить с ним еще и еще раз. Он же и сам не скрывал, что тема Казахстана появилась совершенно случайно, она не была основной, вначале они хотели использовать Узбекистан, но само слово показалось братьям Коэнам немного длинноватым.
– Вы когда-то очень хорошо отзывались о фильме “Борат”. Теперь ваша позиция изменилась?
– Нет, нет! “Борат” действительно был революционным фильмом, это новое слово в кинематографе. До Саши Барона Коэна никто не использовал реальные интервью с тем, чтобы средствами уже художественного кино обнажить истинную сущность людей. Он фактически создал сатирический портрет истеблишмента. Это по плечу очень и очень немногим. Поэтому автора можно назвать гениальным журналистом и актером.
Тот грубый юмор, который он использует, срабатывает. Он в первую очередь направлен на экспозицию тупости американского истеблишмента, американского образа жизни и вообще самих американцев.
Я обожаю английский юмор, построенный на тонкой, изысканной игре слов. Именно поэтому он трудно переводим, порой то, что на английском звучит убийственно смешно, в буквальном переводе на русский выглядит просто примитивно. Напрочь пропадает тончайшая игра смыслов, терпкость и пряность фразы. Первое, с чем я столкнулся, переехав в Англию, это язык. До сих пор, прожив там много лет, не могу сказать, что хорошо знаю английский. Он постоянно удивляет, то и дело ставит в тупик, подбрасывая всё новые сюрпризы. Из-за этого в самом начале моей английской жизни случались курьезные моменты.
Помню, как давал свой первый мастер-класс в Leeds-collеge. Мой английский напоминал чирикание, или, как говорят англичане, он был голубиным. Невольно я очень оплошал, сказав юной англичанке: имей в виду, твоя левая рука вибрирует слишком медленно. В чем дело, почему хохот в зале? А когда я сказал девушке, что ее вибрирующая рука имеет только одну скорость, все просто попадали со стульев. Пришлось демонстрировать наглядно, какие виды скорости должны быть у скрипача: кольцевая, фаланговая, кистевая. Тут и выяснилась причина всеобщего веселья. Оказывается, по моим словам выходило, что у девушки… плохо работает вибратор.
Трудности, связанные с пониманием английского юмора, и есть причина, почему фильм “Борат” не принят в Казахстане.
Намеренно коверкая английский, Саша Барон Коэн создал особый юмор, который в переводе умирает. У нашего зрителя он вызывает совершенно противоположный эффект. “Это что, смешно? – злятся они. – Да этот Коэн – просто кретин!”.
Чтобы оценить революционность “Бората”, нужно знать английский в совершенстве. Специфический юмор фильма принципиально непереводим. Люди, дающие интервью в кадре, совершенно не представляют, что это материал для художественного фильма. “Журналист” Борат по-актерски входит в роль, а собеседники, уверовав в его недалекость, дают себя использовать, простите за грубость, в качестве туалетной бумаги.
Образ Бората – это своего рода инструмент для выявления тупого, чванливого превосходства тех же американцев над остальным миром, в том числе и над бедным Казахстаном. Это то, что у нас никто не понял, ни истеблишмент, ни народ. А жаль.
Насколько я знаю, в новом фильме опять будет высмеивание американской реальности с использованием образа тупого казахского журналиста. В этом вся и проблема, что Коэны повторно используют нас. Для меня это явилось неким сюрпризом. Как так?! Мы ведь поддерживали отношения. Как только вышел первый фильм, я встретился с этой семьей, мы очень долго разговаривали, подружились. Коэны приходили на мои концерты. Я заказал Эррану с помощью спонсоров музыку на казахские темы, которую мы исполняли и в Казахстане, и в Англии. Это было, мне казалось, настоящее мужское рукопожатие.
Саша объявил официально о том, что убивает созданный им характер, но прошло 15 лет, и он решил снова эксплуатировать имидж, который является самым успешным среди тех, которые он когда-то делал.
В “Бруно”, втором фильме Саши, он, рассказывая о судьбе австрийского гея, пытался повторить успех “Бората”. Повтор не удался, на мой взгляд, здесь нет гениальных провокационных интервью с публикой, ничего не знающей об авторе. “Борат” сделал его настолько знаменитым, что скрыться под каким-либо камуфляжем ему уже невозможно... Как ему удалось в этот раз сделать так, чтобы его не узнали, я не могу понять. "Будем поднимать шум и дождемся третьей части" - кинокритики о том, почему второго "Бората" не стоит запрещать в Казахстане
Мне будет интересно посмотреть, но я не думаю, что “Борат-2” будет иметь такой же успех, как и первый фильм. Во-первых, он будет идти (видимо, в связи с ковидом) не в кинотеатрах, а по телевидению. Это уже сужает сам импакт, то есть количественное воздействие. Во-вторых, сейчас многое изменилось. Если смотреть немного шире, то теперь уже совсем другая атмосфера. Есть проблемы, про которые никто не хочет говорить.
Это угнетенные казахи – не в Казахстане, а за рубежом, а это очень чувствительная тема, которая может разжечь недовольство мировой общественности точно так же, как антисемитизм, геноцид армян и так далее.
На это, конечно, можно смотреть как на пиар. Как говорят англичане, пиар хорош в любых проявлениях. Но меня очень огорчил тот факт, что наш неофициальный договор не был выполнен, эта нечестность так меня расстроила, что я срочно встретился с ним, чтобы напомнить о договоренностях и, может быть, предложить какой-то противовес, сделать, например, какой-то серьезный проект в Казахстане. Делал я это только из каких-то патриотических чувств. Казалось, что возможен какой-то компромисс, и потом просто хотелось увидеться с Эрраном с глазу на глаз и напомнить о негласном договоре с их семьей. Зная, что у тебя есть друг-казах, с которым ты поддерживаешь отношения, и делать такие фильмы, это не совсем корректно.
– Как давно был этот разговор?
– Буквально неделю назад, где-то 12 октября, есть даже фотография встречи с Эрраном. Теперь меня, наверное, сограждане линчуют за это. Многие ведь не поймут, почему я встречаюсь с этой семьей. Но пусть. Я не боюсь осуждения, потому что считаю, что с врагами надо дружить, а для этого с ними надо работать. Саша очень умен, он ждет от нас истеричной реакции. Для него это как корм, как некий заряд. Он на этом зарабатывает. Поэтому нам, казахстанцам, наоборот, надо успокоиться, дать возможность этому фильму выйти, а его создателям – выгореть.
АЛМАТЫ