Как известно, Генеральная прокуратура выступает за сохранение этого института, что вызывает резкую критику со стороны ряда правозащитных организаций и особенно – журналистских кругов. В этой связи хотелось бы высказать ряд соображений, которые могли бы помочь участникам дискуссии прийти к какому-то компромиссу.
Начать необходимо с того, что вопрос о соотношении конфликтующих прав всегда был одним из самых сложных в правовой науке. На наш взгляд, ни одно право или интерес не должны априори иметь преимущества перед другими: в каждом случае необходим справедливый баланс между конкурирующими интересами. Баланс, который в идеале должен быть закреплен в законодательстве и защищаться судебной практикой.
В свете этого сама постановка вопроса о том, что важнее для общества: право журналиста (да и вообще любого лица) свободно получать и распространять информацию или право каждого на неприкосновенность своей чести и репутации – выглядит неверной. В демократическом обществе необходимы оба права, и любая попытка заведомо поставить одно из них выше другого ведет, в конечном счете, либо к тоталитаризму, либо к хаосу. Дискуссия может разворачиваться только вокруг уже упомянутого баланса интересов, который должен, с одной стороны, дать журналисту возможность информировать общество о наиболее актуальных проблемах, с другой – предоставить каждому лицу удовлетворительную правовую защиту от клеветы.
Позиция журналистов понятна: декриминализация клеветы или, как минимум, смягчение грозящих за нее санкций. В свою очередь, авторы проекта УК настаивают как на сохранении уголовной ответственности за клевету, так и на возможности применения за нее санкции в виде лишения свободы. Чья позиция ближе к искомому балансу интересов в демократическом государстве?
Здесь уместно не изобретать велосипед и обратиться к международному праву и прецедентной практике наиболее авторитетных международных судебных органов. Первое, что бросается в глаза, это тот факт, что статья 17 ратифицированного Казахстаном Пакта о гражданских и политических правах прямо относит честь и репутацию к элементам права на неприкосновенность частной и семейной жизни и гарантирует каждому защиту закона от посягательств на них. Попутно заметим, что хотя статья 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод не содержит упоминания о чести и репутации, Европейский Суд в своей практике придерживается однозначной позиции: неприкосновенность чести и репутации защищается наряду с другими элементами частной жизни
(решения по делам «фон Ганновер против Германии», «Путистин против Украины» и др.).
С другой стороны, статья 19 Пакта, провозглашающая свободу выражения мнения, тут же закрепляет две стратегические нормы:
-это право налагает особые обязанность и особую ответственность;
-это право может быть ограничено, помимо прочего, для уважения прав и репутации других лиц.
В принципе, сходную структуру имеет и статья 10 ЕКПЧ, которая связывает свободу выражения мнений с самым большим числом оговорок и ограничений.
Таким образом, международное право требует от каждого государства вводить эффективные средства правовой защиты против злоупотребления свободой слова. Невыполнение этого требования само по себе может рассматриваться как неуважение к правам личности.
Впрочем, не все так просто. Сторонники декриминализации клеветы могут возразить, что международное право допускает лишь такие ограничения свободы слова, которые «необходимы в демократическом обществе», то есть без которых достижение баланса интересов невозможно. Журналисты утверждают, что в Казахстане такой необходимости нет. По их мнению, сам факт уголовной ответственности и строгих санкций за клевету нарушает равновесие в сторону государства, так как может иметь сдерживающий СМИ эффект и использоваться как средство борьбы с неугодными властям мнениями.
На наш взгляд, здесь происходит подмена одной обсуждаемой темы другой. Следует четко различать два вопроса: существующие в государстве правовые механизмы борьбы с клеветой, с одной стороны, и их использование против свободы СМИ – с другой. Наличие среди таких механизмов уголовной ответственности само по себе представляется необходимым, но использование ее против свободы слова уже недопустимо.
В этой связи нужно обратить внимание на то, что необходимым элементом состава преступления при клевете является ее заведомая ложность. Этим она отличается от так называемой диффамации или деятельности папарацци, вмешивающихся в частную жизнь. Ни один суд не вправе признать журналиста (и вообще кого-либо) виновным в клевете, пока не будет доказано, что подсудимый знал о том, что распространяемая им информация не соответствует действительности. Причем бремя доказывания этого, в соответствии с презумпцией невиновности, лежит на обвинении. Это страхует СМИ от необоснованных наездов и репрессивных мер. Впрочем, может быть, наши журналисты хотели бы получить иммунитет даже в отношении распространения заведомо ложных клеветнических сведений? Тогда дело другое – но об этом нужно честно сказать обществу. Попутно (что гораздо сложнее) обосновать необходимость такой привилегии.
Опыт большинства государств мира показывает, что наличие в уголовном законодательстве статьи о клевете необходимо как сдерживающий фактор, причем сдерживающий не свободу слова, а попытки использовать ее против законных прав и интересов личности.
Никто не спорит, что практика применения этой статьи УК может грешить перегибами, политическими заказами или просто судебными ошибками. Часть из них связана с объективными трудностями квалификации клеветы, например – с необходимостью точно разграничивать факты от мнений (истинность последних не нуждается в доказывании). Другие проблемы могут быть обусловлены недостаточной независимостью судебной власти, исторической нехваткой терпимости общества к гласности, низкой профессиональной культурой журналистов и т.п. Но все это – совсем другие проблемы, ничего общего не имеющие с вопросом уголовной ответственности за клевету.
Попутно заметим, что пресловутые «особая ответственность» и «особая обязанность» СМИ как раз и предполагают высочайший уровень профессиональной этики журналистов. Она по умолчанию предполагает, что журналистика и распространение клеветы (лжи) – это разные вещи: нельзя заниматься и тем и другим одновременно. Если ты занимаешься журналистикой, то можешь быть спокоен: эта статья УК будет функционировать совсем в другой реальности, никак не пересекаясь с тобой. И напротив – если ты клевещешь на кого-либо, это уже не журналистика. Будь добр отвечать.
Хотелось бы обратить внимание на ряд важных правовых позиций международных органов, которые выработаны при рассмотрении дел о клевете и диффамации.
Во-первых, как уже было сказано, введение эффективных средств борьбы с клеветой является обязанностью каждого государства. Эта обязанность проистекает из необходимости защиты прав человека, а не каких-то отдельных чиновников или даже государства в целом. Если в Конституции Казахстана человек, его права и свободы объявлены высшей ценностью государства, логично предположить, что это касается и права на неприкосновенность чести и репутации. В этом контексте возможные санкции за клевету (особенно с использованием СМИ) должны быть достаточно серьезными, чтобы иметь профилактический эффект.
Во-вторых, международные органы исходят из особой роли профессиональных журналистов (хотя с развитием Интернета журналистика перестала быть привилегией только профессионалов) в деле информирования общества. В этом смысле журналист находится под особой защитой: ему позволены преувеличение и даже некоторая доля провокации. Но – и это ключевой момент! – лишь в том случае, когда он поднимает актуальную для общества тему, вносит вклад в публичное обсуждение волнующих людей проблем. Чем актуальнее тема – тем больше прав у журналиста и тем больше ему позволено: важность затронутых вопросов начинает перевешивать частный интерес отдельных лиц.
В-третьих, публичные политики (лица, претендующие на выборные должности и лидеры политических партий) должны быть более открыты и терпимы для критики. Обществу небезразлично, кто идет во власть; такие люди должны быть готовы к самому пристальному вниманию ко всем сторонам их жизни, включая частные аспекты. Соответственно, пределы критики политиков шире и, опять-таки здесь журналисту позволено многое. Все сказанное с известными поправками применимо и ко всем публичным персонам, вызывающим общественный интерес.
В-четвертых, предыдущее правило не относится к государственным служащим, которых следует отличать от публичных политиков. Государство должно пользоваться уважением и доверием своих граждан – иначе чиновники не смогут эффективно выполнять свои функции. Поэтому, как ни парадоксально, государственные служащие имеют право на особую защиту государства от необоснованных нападок: любая клевета в адрес чиновника есть клевета на государство в целом, так как подрывает его авторитет в глазах населения.
Исходя из этих правил, можно сделать следующий вывод. Факт сохранения уголовной ответственности за клевету сам по себе не нарушает ничьих прав, наоборот – защищает права человека. Использование соответствующей статьи УК в отношении журналиста, поднявшего актуальную для общества проблему, следует расценивать как посягательство на свободу СМИ и нарушение баланса общественных интересов. Пределы допустимой критики публичных политиков предельно широки, тогда как в отношении профессиональных госслужащих, напротив, они сужаются. С соответствующим подходом в судебной практике.
Короче говоря, нужно различать, когда журналист участвует в общественной дискуссии по значимому вопросу, а когда он использует свой статус для сознательного уничтожения доброго имени других людей. В первом случае он обладает почти абсолютным иммунитетом от преследований, во втором должен нести суровое наказание.
Вместо постскриптума следует также добавить, что зачастую сказанное в прессе слово имеет куда более катастрофические последствия, чем растоптанная репутация отдельных лиц. Геноцид в Руанде начинался с травли тутси всеми государственными СМИ. Поэтому в государствах, где мир и спокойствие держатся на единстве людей разных национальностей, языков, культур и религий, ответственность журналиста вырастает стократно. Это и есть та самая «особая ответственность», о которой говорит Пакт о гражданских и политических правах.