Откуда у узбека индийская грусть

а мелкими, но такими жизненными деталями – лавками на базаре прямо из восточных сказок, общительностью местных жителей и почти полным отсутствием полиции.

Пчаки – детям не игрушка!

С чего надо начинать экскурсию по восточному городу? Глупый вопрос. Конечно, с базара! Выйдя из машины, мы – я, фотокорреспондент и наш водитель-проводник Михаил – попытались было прорваться к рынку через сплошной поток микроавтобусов Damas, которые здесь являются чуть ли не единственными представителями общественного транспорта. Честно говоря, сперва было несколько непривычно видеть малюсенькие экипажи – чудо корейско-узбекских технологий – с номерами и расписанием маршрутов на лобовых стеклах. Да и зазывные крики водителей (что-то вроде нашего

“Опт-о-о-овка, барахо-о-олка!”) только добавляли картине нереальности. Это шутка какая-то: автобус на пять посадочных мест! Так не бывает!

Андижанские водители общественного транспорта излишней вежливостью, как и их казахстанские коллеги, не страдали – бодро мчались с середины дороги к обочине, подрезая друг друга, шугали зазевавшихся пешеходов и не стеснялись оглашать окрестности звуками слабеньких клаксонов. Может, их поведение и поставило в нашей картине мира все на свои места – ребята, это ведь точно автобусы! Наши так же ездят! Тут уж мы знали, как себя вести, с очередной достаточно большой группой пешеходов перебежали улицу, остановив на время поток маленьких машин.

Базар был как... обычный базар. Таким, каким ему полагается быть – от Алматы до какого-нибудь Хайдарабада. Шумный, людный, грязный, бестолковый, где продается, кажется, все на свете, вот только именно то, что тебе нужно сейчас купить, приходится почему-то искать.

Продавец ножей – узбекских пчаков – какое-то время вертел в руках перед нами свой товар. Потом теми же ножами мы, едва получив багаж, так же задорно размахивали в зале прилетов Алматинского аэропорта только затем, чтобы услышать свист рассекаемого воздуха, ощутить в руке резную костяную рукоятку. Наши упражнения в фехтовании оценил единственный свидетель, оказавшийся по странной прихоти судьбы оперативным дежурным линейного отдела полиции. “Пройдемте, граждане. Э-э-э, откуда у вас такой арсенал?”. Что мы ему могли ответить? Что-то с нами сделал воздух Узбекистана, опьянил, до сих пор не отошли, товарищ, виноват, господин капитан.

“Я готов вам все рассказать!”

Больше мы на базаре ничего не покупали – только смотрели. А посмотреть было на что. В лавках, в глубине которых слышится грохот молотков и лязг разрезаемой жести, жестянщики кроят и собирают очередное ведро или лейку. Напротив – такая же лавка сундучных дел мастеров. Чуть дальше – скобяная, затем опять жестяная.

Причем рядом киянками по жести стучали седобородый устаз, прямо как из сказки про Ходжу Насреддина, и юные подмастерья.

– Ученики? Из профтехучилища? – поинтересовался я, по-видимому, у хозяина лавки, восседавшего на стуле рядом с развалом товара.

– Зачем из училища? Всех отцы сюда привели, – хозяин охотно поддержал беседу. – С 12–13 лет работают, лет через пять – уже готовые мастера: все знают, все умеют.

– Отцы, наверное, тоже жестянщики?

– Обычно да.

– И деды? И сколько поколений в династии?

– Не вспомню. И деды у всех жестянщиками были, и прадеды, и… 5-6 поколений, а может, и больше. Сколько себя помнят – все этим ремеслом занимались.

В том, что патриархальные устои Андижана, видимо, если и нарушались, то не очень заметно, мы могли убедиться еще не раз. Хотя туристы оставили в Андижане вполне заметный след. Наши незагорелые лица вызывали у определенного вида местных жителей практический интерес: “Доллары? Евро? Рубли? Чейндж? Чейндж, говорю, есть что?”.

Один раз в базарной толпе нашу небольшую группу остановил пожилой человек представительного вида в костюме и обязательной тюбетейке. Представившись (“Я доктор (пусть будет) Абдымомунов, местный житель, все тут знаю, готов все подробно рассказать”), он потребовал от нас верительные грамоты: “Телевидение? Европа? Фильм? Туристы?”. Узнав, что мы почти соотечественники, доктор и местный житель, вежливо попрощавшись, молниеносно растворился в толпе. Для нас так и осталось тайной, что именно хотел нам сообщить этот незнакомец.

Пыль истории

Понятно, что следующим пунктом нашей культурной программы должна была стать покупка полного доспеха бухарского еврея: бархатной шапки, отороченной мехом шакала, и толстого ватного одеяла, сшитого в виде халата, скажет иной злоязыкий комментатор. Ну, почти так – мы отправились в краеведческие музеи. Сначала в один, потом в другой. Избито? Неоригинально?

Первый – собственно краеведческий музей – запомнился, помимо стандартных экспозиций быта и ремесла каких-то там веков, знакомством с реставратором, оказавшимся по совместительству художником-портретистом. Махмуд Казиев, получивший свою профессию по наследству, быстро проведя экскурсию по основной экспозиции, повел нас в залы, где хранилась живопись. В залах пахло пылью. Это был действительно музей – здесь хранилась пусть и не такая древняя, но история. Напоследок мы сдержанно похвалили экзерсисы нашего гида и вырвались на солнечный свет. Прямо у входа в музей женщины, расстелив на земле куски брезента, перебирали свеклу.

После созерцания этой картины мы, как положено всем туристам, сделали глубокомысленные выводы (в который раз!) о том, что ничего-де на ферганской земле не меняется, властители приходят и уходят, а простой народ остается так же перебирать свеклу, и направились в другой музей, посвященный Бабуру.

Здесь свои "Гималаи" и "Тадж-Махал"

Андижанцы посвятили знаменитому земляку множество и других более практических заведений. То там, то здесь мы наталкивались на кафе и магазины с названиями, напоминающими о далекой Индии, – “Гималаи” или “Тадж-Махал”. Не прошло и нескольких часов наших странствий по городу, как мы догадались, откуда у узбеков индийская грусть, то есть тоска по местам с экзотическими названиями.

В музее мы согласились выслушать лекцию на узбекском языке о жизненном пути великого полководца и литератора. Гид заверила нас, что мы все поймем. Что интересно – не обманула. Едва мы зашли в первый выставочный зал, как погас свет. Гид посмотрела на часы: “Два часа. Всегда в это время выключают. В четыре свет будет”.

По словам экскурсовода, музей размещается в здании бывшего медресе, в котором учился когда-то потомок основателя династии Великих Моголов. Стены этого почтенного учебного заведения стоят нетронутыми почти с тех самых пор, как их покинул один из семинаристов, чтобы наследовать трон Ферганского улуса. Мы с недоверием потрогали удивительно ровные кирпичи подозрительно современного вида, но спорить и переспрашивать не стали.

Множество маленьких комнат, в которых расположились экспозиции, выходили в аккуратный зеленый дворик. Перед тем как войти в зал, гид широко распахивала дверцы комнатки во двор, и дневной свет немного освещал очередной портрет Бабура. На прощание нам предложили чаю – “жарко, ведь, вы уже давно на ногах – заметно”. Не во всех даже всемирно известных музеях вот так попросту предложат чаю туристам.

Бутылочки не выбрасывайте

Мечеть Джами мы осмотрели издали – базар и два музея утомили нас. Порядка ради мы еще немного побродили по улицам Андижана, фотографируясь в парках и у хоть чем-нибудь примечательных зданий. Устали, пошли искать скамейку, купили на лотке какой-то сладкой газировки.

– Ребят, вы только бутылки потом тут оставьте, ладно? – сказал нам вслед продавец, когда мы повернулись и побрели в глубь какого-то сквера.

Так мы узнали, что в Андижане в цену лимонада бутылочка не входит – остается у продавца. Причем у нас было сильное подозрение, что эта традиция завелась в городе не из соображений борьбы с горами мусора из упаковки и тары всех видов. Деталь, однако.

Еще одну деталь мы “подметили”, точнее вспомнили, когда уже покинули Андижан. Увы, но у большинства наших сограждан этот узбекский город ассоциируется не с автором шедевра тюркской поэзии “Бабур-намэ”, не со знаменитыми ножами, не с мечетью Джами, а с трагическими событиями 2005 года. Так вот, в Андижане мы встретили всего одного (!) человека в форме – на пороге роддома стоял молодой полицейский с характерным свертком на руках.

Все. Больше мы не видели ни одного стража правопорядка, ни тем паче военнослужащего с оружием или без оного. Может, это результат нашей исключительной наблюдательности, может, андижанские полицейские, чтобы не нервировать местное население, теперь ходят поголовно в штатском, может, все наличные силы органов бросили на посадку какой-нибудь ценной сельскохозяйственной культуры – я не знаю. Первых людей в форме мы увидели на посту по дороге в Ташкент – мы возвращались из узбекской провинции в столицу…

Филипп ПРОКУДИН, Руслан ПРЯНИКОВ (фото). Андижан – Алматы