Мы с моей датой рождения, с отрезком века как бы не совпали. Когда мне было лет 14, я резко поперла вверх, как та верста коломенская. Время я выбрала совершенно неподходящее: это сейчас высокий рост вкупе с бесконечными ногами - эталон фотомодели и мечта всех подрастающих девиц.
Тогда это считалось патологией, и на меня смотрели как на уродину. А я все росла, росла, пока не обогнала всех девчонок и встала на физкультуре первой в шеренге.
Мои родители вместо того, чтобы рассказывать мне, какая я полнейшая красавица, отводили взор и сочувственно вздыхали. Мои уши обрели необычайную чуткость и, прислушиваясь к разговорам взрослых, я то и дело узнавала новые подробности о своем уродстве.
«И в кого она такая, господи, твоя воля!», - тихо причитала бабушка. «Может, лекарства какие есть? Может, к знахарке ее свозить? Намается ведь девка – кто ее замуж-то возьмет!», - гудел басом дедушка. Приезжала тетушка-портниха и весело советовала носить поперечные полоски: «При твоем ужасном росте! При твоей худобе!».
В школе, уловив мою слабую струну, немедленно начали жестоко играть на ней. Сбитые, ладные, коротконогие девочки, а вовсе не голенастые жирафы, подходили ко мне и, утрированно задирая голову, будто к облакам обращаясь, что-нибудь спрашивали под радостный смех мальчиков. «Длиннота!», - кричали вслед сельские пацаны, когда мы с папой шли по дачной дороге. И папа неуклюже утешал: «Ну, ничего-ничего…». А ведь это было время первых волнений в крови, время, когда так хочется нравиться, притягивать взгляды.
Не пройдя по конкурсу в институт, я устроилась на работу в проектную контору. Семнадцатилетняя неуверенная в себе, плохо одетая, замкнутая девочка попала в общество людей взрослых, веселых, пьющих, флиртующих, гоняющихся за модными тряпками и книгами.
Я была не просто инородным телом, я была здесь инородной душой. И со всей нерастраченной нежностью, великим желанием быть понятой и принятой влюбилась в своего тридцатилетнего шефа. Безответно и безнадежно. Конечно, ни о какой взаимности не могло быть и речи.
Мой комплекс из тяжелого камня стал тяжеленной бетонной плитой. И так неуклюжая, в обществе объекта любви я и вовсе теряла дар речи, словно в ступор впадала. Краснела, бледнела. Естественно, это не осталось не замеченным – кумушки отдела разнесли анекдот по всем уголкам.
Шеф же, отчасти польщенный, не нашел ничего лучшего, как то и дело посылать с дурацкими поручениями на другие этажи, дабы познакомить с молодыми людьми. И я не могла отказать. Постепенно и все другие стали использовать меня как курьера – бумаги отнести, чашки помыть, за пирожками сбегать…
Мне так хотелось быть для них – и для него – такой же нужной, важной, интересной, как и они сами друг для друга, что я соглашалась на все сверхурочные, без слов занимала деньги из своей крохотной зарплаты, бегала и за пирожками, и за пивом. И за чертом лысым побежала бы, если бы сказали. И улыбалась почти угодливо, и смеялась пошлым шуткам громче всех, и сама шутила невпопад.
Когда человек глубоко изнутри недоволен собой, он вынужден все время искать оправдания себе и, вообще, своему существованию. Но поскольку сам себя человек уже успокоить не может, ему приходится искать подтверждение хоть какой-то своей ценности вовне - в окружающих людях и их мнении.
Любовь – а это, поверьте, была она, настоящая – вновь перевернула все мое существо. Я даже хотела покончить с жизнью. И не было ни одного человека на свете, который вселил бы в мою неокрепшую душу хоть капельку уверенности в себе. Я знала твердо – все дело во мне, я не такая, как все.
Дура, уродина, зачем я только на свет появилась… Броситься под поезд однако духу не хватило, кишка тонка. Жалея больную маму, я даже умудрялась дома делать «веселенький» вид - как будто все хорошо, и я есть полноценный член коллектива, активный участник общественной жизни. Коллектив же продолжал вовсю ездить на мне, пользуясь такой чудесной безотказностью.
Что ж, в прекрасного лебедя я превратилась нескоро – точно по завету Коко Шанель: «Если к 30 женщина не стала красавицей, значит, она просто дура». К 30 я научилась одеваться и подавать себя так, что мужики, как один, оборачивались вслед.
Да и стандарты изменились – теперь девушки котировались именно высокие, с ногами «от ушей» - точь-в-точь как у меня. И я по сравнению с ними выглядела достаточно обычной молодой тетенькой – подумаешь, 176 см.
Эх, если бы раньше! Вся моя юность была отравлена комплексом неполноценности. Это означало: некрасивая обувь на плоской подошве, вечная сутулость и стремление сжаться, сделаться менее заметной.
При немалом размере ноги и тогдашней, довольно продолжительной, моде на юбки миди зрелище в целом было еще то. И вдруг оказалось, что я могу – о чудо! – носить каблуки, и мне это не только нравится, но и идет. К тому времени я уже закончила институт, работала в совершенно другой организации, где хватало всяких – и высоких, и маленьких, и кривоногих, и конопатых. Но пережитые удары были такими сильными, что раны остались надолго…
Теперь-то я понимаю, что за моим неумением быть собой и отстаивать свои интересы стоял самый обыкновенный страх. Страх утратить чужое внимание и остаться в одиночестве – то есть, в том состоянии, когда от своих недостатков и внутреннего разлада с собой уже никак не спрятаться.
Отказать - значит, поставить под удар хорошее к себе отношение, а значит, лишиться тех крох любви, пусть даже кажущейся, призрачной, в которых так нуждаешься. А это страшно.
Я была слаба и нерешительна, потому как просто-напросто не любила… себя. Никто не научил меня нахальству и прелести завышенной самооценки. Никто не внушил мне, как это здорово – быть оригинальной и неповторимой, я не ощущала этого куража, увы.
Конечно, сейчас я могу позволить себе быть собой - думать по-своему, поступать по-своему, соглашаться, отказывать, быть стервой в чьих-то глазах, быть чьим-то врагом и так далее. Все это никак не нарушает моего внутреннего комфорта и сознания, что я в порядке.
Внутренний покой и умиротворение никак не зависят от чужого мнения - хорошего или плохого. Как говорится, ни жарко, ни холодно. И потому мой совет всем: не бойтесь быть собой и не бойтесь говорить «нет»!
Прямо и незатейливо, без подробных объяснений, почему вы не можете что-то сделать. Да, для этого нужна достаточная смелость, особенно, когда приходится преодолевать зависимость от чужих мнений и, наконец, искать опору в самой себе.
Поверьте, вы не останетесь в одиночестве! Способность спокойно и с достоинством отказать, напротив, вызывает уважение и интерес к человеку. Какого бы роста он ни был…