– Для тех, кто любит кино, ваше награждение, как вручение олимпийских медалей нашим спортсменам. Верили, что добьетесь такого триумфа?
– Пока не объявили мое имя со сцены, я ничего не знал. Не думал ни о каких наградах – это ведь только моя вторая картина. Мы, конечно, шутили на съемочной площадке, что нас неминуемо ждут статуэтки, но “Серебряного медведя” в виду, безусловно, не имели. И абсолютно неправильно считать награду только моей – это наша общая победа. Я – не тщеславный человек. Конечно, признание профессионалов важно для меня, но я никогда не ставил во главу угла сам успех.
– На сцене вы говорили так уверенно и спокойно, словно давно приготовили речь…
– Наверное, это потому, что я – спокойный человек, даже молчаливый. Друзья привыкли, что я больше слушаю, чем говорю. У меня не было заготовленного текста, даже не знал, на каком языке говорить. Только во время вручения понял, что скажу на английском. Ведь переводчик все равно не воспроизведет слова так, как ты хочешь сказать.
– Когда вы выходили за наградой, зал потонул в овациях! Нечасто так встречают дебютантов…
– Спасибо! Мы верили, что фильм отметят, ведь после показа получили очень хорошую критику и были в числе первых в рейтингах кинокритиков.
– Как дома поздравили? Как и принято у нас на Востоке – пышным семейным торжеством и ключами от машины в подарок?
– Я был бы не против такой встречи (улыбается). На самом же деле, когда прилетел, папу положили в больницу, я поехал за город домой, к маме. Собрались родственники, были поздравления, пожелания. Мама даже дом украсила к моему приезду!
– В этом году на Берлинале было столько мэтров, получили от кого-то личные поздравления?
– На ужине после вручения наград мы тепло поговорили с председателем жюри, живым классиком – режиссером Вонгом Карваем. Еще меня познакомили с выдающимся голливудским оператором Эдом Лахманом (снимал “Сладкий ноябрь” с Шарлиз Терон, работал с Ульрихом Зайдлем, Стивеном Содербергом). Когда мне сказали, что познакомят с интересным человеком, я и не подозревал, что это сам Эд Лахман! Мы проговорили два часа и обсудили, как снимали, на что, какие были сложности… Было очень приятно.
– Ваш брат Адиль Жамбакиев – известный продюсер. Как ему удалось не затянуть бы вас в мир шоу-бизнеса – тогда вы, вероятно, стали бы клипмейкером?
– Не сказал бы, что он меня как-то оберегал от этого мира, наоборот – туда бросал! Понимаете, я с детства хотел стать музыкантом, но поскольку вырос в небольшом городке – Иссыке, то не получил должного музыкального образования. Тем не менее мне хотелось быть частью этого мира, и Адиль посоветовал попробовать себя в роли кинооператора. Я снял свой первый клип в 18 лет, когда был первокурсником. Я понятия не имел, как к этому подступиться. Адиль собрал для меня команду и… уехал, я остался один! Это был для меня большой психологический удар (смеется). Самое интересное, что для участия в клипе я приглашал Эмира Байгазина, но он не смог прийти. Так вот, стали снимать, к двум часам ночи у нас сели аккумуляторы, запасных батареек я не нашел. Просидел часа два, прежде чем отважился позвонить Адилю. Ему пришлось в четыре утра ехать в другой конец Алматы. Но когда выяснилось, что все необходимое лежит во внутреннем кармане моей сумки, – это был другой психологический удар! (Смеется.)
– У вас с Адилем разница в 17 лет. Какие у вас отношения и как это, когда в одной семье два творческих человека?
– В нашей семье три творческих человека. Отец писал и пишет стихи. А с братом у нас отношения многогранные – и братские, и профессиональные. Если раньше он мне что-то советовал на правах старшего, то теперь больше предлагает.
– Чем сейчас заняты?
– Обнуляюсь (улыбается). Беру творческую паузу, что касается кино. Если говорить о музыке, то готовлю свой сольный альбом. Думаю, вы о нем еще услышите.
Галия БАЙЖАНОВА