Господи, если ты есть, не суди меня строго за то, что я сейчас напишу. Потому что за правду карать нельзя, а говорить ее, как известно, легко и приятно.
Так вот. Я не верю в воскресение из мертвых как таковое, но очень люблю христосоваться с хорошенькими женщинами в тот день, когда оно, согласно библейским канонам, произошло. И вообще в этот день как-то особенно на душе.
Не верю я и в то, что некто в образе человеческом восседает на небесах и решает, куда наслать мор, а куда - глад. Но совершенно отчетливо, будучи в твердом уме и трезвой памяти, я знаю: кто-то на самом деле управляет моей судьбой. Потому что несколько раз в жизни я столь ясно и жестко ощутил это управление - словно коня твердой рукой поворотили в нужную кому-то сторону - что отпали всякие сомнения в существовании этого "кого-то".
Странные мы люди. Двадцать первый век на дворе, а мы покупаем или печем куличи с разноцветной присыпочкой, узорами раскрашиваем яйца, моем окна в "чистый четверг". И разговеться надо чем-нибудь вкусненьким, как будто и впрямь постились сорок дней. (Впрочем, я знаю людей, которые пост блюдут честно, без дураков). И ведь никто не учит и не заставляет, каким-то инстинктом сами знаем: скоро пасха. Что это - гены?
Моя неграмотная бабушка, в крестьянской мудрости которой я убеждаюсь всю свою взрослую жизнь, в Бога верила. А в церковь не ходила - не любила попов и все эти помпезные штуки с золотыми ризами, песнопениями и целованием рук. У нас в доме даже иконы не было, но я знаю, что она молилась - за сыновей своих, убитых на войне и оставшихся в живых, за их жен, за нас, малолетних обалдуев.
Родители же мои были атеистами, особенно отец, который никак не мог простить всевышнему установления советской власти. Мама происходила родом из кронштадтской семьи ярого коммуниста - военного моряка и тихой научной сотрудницы. Поскольку та моя бабушка умерла в ленинградскую блокаду, о степени ее религиозности мне ничего неизвестно. Не говорили мы никогда и с мамой об этом. Но за несколько дней до смерти она, уже не встававшая с постели, сказала: "Может, мне покреститься?" Я отшутился тогда: мол, если что, бог и так разберется, кто из нас какой человек. А теперь не могу себе этого простить… Все время думаю: может, ей было бы легче…
Так что пойми, господи: она, моя голубушка, не виновата, что у меня такой шурум-бурум в голове и в сознании. Одно знаю твердо - души хороших людей не должны страдать. И за это я выпью контрабандного кагора в светлое воскресенье, и пусть меня услышат.