Настя – одна из ведущих актрис алматинского Театра имени М. Ю. Лермонтова, играющая главные роли в спектаклях “Пигмалион”, “Пожар в сумасшедшем доме во время наводнения”, “Дама сердца прежде всего”. Некоторое время назад она стала участвовать в постановках театра “АРТиШОК”. О комплиментах, предынфарктном состоянии и любви Анастасия Тёмкина рассказала нам за чашкой чая на уютной кухне.
Любимый мужчина – Матвей
– Вот мой возлюбленный – Матвей! – с этими словами Настя, предвосхищая первый вопрос, выносит из комнаты большого бежевого медведя с вытянутой мордой и маленькими глазами. – Пощупай, какой он мягкий! Это мой стрессосниматель. Когда мне плохо, я его обнимаю. У него такое туповато-доброе выражение лица, он беззлобный, а сейчас это большая редкость. Мне его подарил старший брат – он у меня тоже большой и добрый. Если говорить об игрушках, я вообще медведей люблю.
– А живых?
– Живых – нет, и животных в целом тоже. Не потому, что они мне что-то плохое сделали, но всегда не любишь то, чего боишься. От животных ведь не знаешь, чего ждать… (Пауза.) Хотя обезьян люблю. Они как-то ближе к людям.
– Или к актерам?
– (Смеется.) Слушай, да. И они обаятельные!
– “Не знаешь, чего ждать” все-таки относится к диким животным. Или к домашним тоже?
– Тоже. Я кошек, например, не люблю.
– И у тебя никогда не было домашних животных?
– Нет. В то время, когда я сильно просила у родителей собаку, у них всегда была железная отмазка: “На 16-м этаже животное взбесится. Высота плохо влияет, пожалей!”.
– Сколько тебе было лет?
– Восемь-девять.
– Плакала, когда смотрела мультик про девочку, которая сделала себе собачку из варежки?
– О-о-о! Депрессивный мультик! Нельзя такое детям показывать. Мама говорит: “Мы воспитывали в тебе человечность”. А мне ставили пластинки “Черная курица”, “Отшельник и роза”, я забивалась в угол и слушала. Мне было страшно! Горько, мрачно! Наверное, тогда мне психику и расшатали и превратили меня в актрису (смеется).
К старости сойду с ума
– А у всех актрис расшатанная психика?
– Конечно. Любая творческая профессия – это отклонение от нормы. Особенно если профессия, где нужно накручивать себя, раздергивать, входить в обстоятельства, которые требуют слез, истерического смеха, горя, радости. Я такой нервной, как сейчас, никогда не была.
– Получается, у тебя это состояние нарастает?
– Да.
– И значит, когда-то может наступить предел?
– Мне кажется, к старости я с ума сойду. Потому что я очень слезливая, впечатлительная, обидчивая, очень остро на все реагирую.
– После спектакля “Пожар в сумасшедшем доме…” плачешь в гримерке?
– Нет, настолько большой выплеск происходит там, на сцене.
– На сцене плачешь взаправду?
– Конечно. Я всегда честно иду на эмоцию. Если не могу ее из себя извлечь, то и не делаю вид, что плачу. А в “Пожаре…”, когда произношу текст: “Посмотри, жизнь какая вокруг – никто никому по-настоящему не нужен”, слезы сами текут. Это естественно, когда ты сливаешься со своей героиней и чувствуешь то же, что и она.
Ну вы что, совсем?
– Сколько у тебя спектаклей в год?
– Наверное, где-то 70–80… А сказки тоже считать? А еще ж репетиции!
– И получается, что четверть, а может, даже треть своей жизни ты проживаешь, будучи в прямом смысле не в себе. Не боишься, что предел наступит быстрее, чем можно подумать?
– Ты как моя мама! “Я не могу, когда ты плачешь!” Но я-то человек адекватный, и на спектакли у меня уходит не целый день – я же не встаю с утра в образе.
– То есть ты не вытираешь пыль, как Орлеанская девственница, подобно Адели из “Летучей мыши”?
– На самом деле все начинается где-то за час до спектакля. Потом после занавеса пришла, вытерла слезы, умылась и пошла по своим делам.
– А как проходит день до спектакля? Влияет ли то, какой именно спектакль вечером?
– Очень сильно. Допустим, если раньше для меня по степени физических затрат самым сложным считался “Пигмалион”, то теперь “Пожар…” Я в этот день стараюсь вообще ничего не делать. Но, как правило, у меня с утра сказка, где я 85-я фрейлина на 90-м балу и всю дорогу танцую! (Смеется.)
– Зато по концентрации эмоций несколько часов спектакля, наверное, переплюнут весь оставшийся день?
– Если по-честному тратишься, то да, конечно. Я читала, что у актеров во время спектаклей сердце работает в режиме предынфарктного состояния. Но у меня больше нервов уходит на волнение перед выходом к зрителю. Особенно в “АРТиШОКе” страшно – потому что ты видишь глаза каждого. Они-то смотрят спектакль, как кино, иногда забывая, что никакой границы между нами нет – нормально так все обсуждают. И мне в такой момент хочется, как Гришковец, повернуться и сказать: “Ребята, ну вы что-то совсем охренели!” Но он может себе это позволить – это его моноспектакль.
– Вы же себе такое позволить не можете…
– Нет. Но я знаю, что если надсадно звонит телефон и человек его не только не отключает, но и говорит: “Але, да! В театре сижу!”, то, например, Сережа Уфимцев свою реплику говорит не партнеру, а выходит на авансцену и говорит тот же текст, но с посылом этому зрителю. И делает это очень грамотно, в канве спектакля. Но кто дает таким вот зрителям право мешать актерам? Ох как бывает обидно! Выпадаешь из образа мгновенно.
Аль Пачино – офигительный мужик!
– Давай покончим с негативом. В какие моменты ты зрителей особенно любишь?
– Когда они всхлипывают вместе со мной (улыбается). Думаешь: “Ох, вы мои золотые! Все не зря, все не зря”. И сразу хочется для этого всхлипа работать. Точно так же со смехом, если комедия.
– Цветы?
– Цветы? Да-а-а! Мне очень приятно. Стараешься каждому посмотреть в глаза, сказать спасибо. Я не понимала бы состояния зрителя, дарящего цветы артисту, если бы сама один раз в жизни не выносила на сцену букет – Гришковцу. И я помню свои ватные ноги, когда ты, как полный идиот со взглядом зомби, бормочешь: “Спасибо вам, я вас так люблю”…
– Есть актеры – наши или не наши, театральные или киношные – которыми ты восхищаешься?
– С кровью отца и молоком матери впитала я нежную привязанность к Аль Пачино. Всегда потрясающий актер и офигительный мужик!
Из женщин самая великая актриса для меня – Инна Чурикова. Такой высший пилотаж, который по учебникам не освоишь. Ей подвластно все, просто все.
Из наших я обожаю Олю Коржеву, вызывающую массу противоречивых мнений, но я очень люблю такой тип актрис – один мой знакомый называет его “воинствующая женственность”. Тип Маргариты Тереховой. Вот она вышла, и – “А-а-ах, вышла Актриса!” Я поклонница таланта Вероники Насальской – актрисы, которая тоже может играть все.
– А какой самый лучший комплимент ты получала от коллег?
– “Ты все больше талантом похожа на Лёвку”. Самый лучший, так как я знаю, что значил мой отец для тех, кто его знал и помнит.
Невлюбчивая я
– Давай, кстати, вернемся к тому, с чего начали. Ведь, помимо плюшевого Матвея, в твоей жизни появился и другой любимый мужчина.
– (Пауза.) Скажу только, что он самый талантливый, интересный и красивый.
– А чем выражается его талант?
– Он художник.
– Где вы познакомились?
– В “АРТиШОКе”, конечно. Где ж еще знакомиться? (смеется)
– И я могу написать, что Анастасия Тёмкина влюблена?
– На сегодняшний день с уверенностью – да! Я не думала, что свой 31-й день рождения…
– Цифру тоже можно напечатать?
– Конечно! Так вот, что свой 31-й день рождения я встречу в состоянии влюбленности!
– А в каком состоянии ты его предполагала встретить?
– Спокойствия, умиротворения, общей биографической устаканенности. А тут – бабах! И это очень странно для меня. Я человек невлюбчивый, последний раз влюблялась лет в 18.
– А что было с 18-ти до 31-го?
– Поиск комфорта, подходящего человека, который бы не раздражал, с которым было бы спокойно, тепло, с которым бы хотелось просыпаться утром. Ну, или, по крайней мере, не противно (смеется). А последние года три был такой период – мол, ну и ладно, и живут ведь люди одни, без любви.
И вдруг – такой вот мне подарок! Я не знаю, сколько это продлится, но то, что сейчас со мной происходит, прямо как в школе. Причем люди абсолютно разные, никакого умиротворения, спокойствия и устроенности. Наоборот, все время какие-то острые углы, какие-то бури и взрывы.
– Почему ни к чему не привел поиск удобства? Не нашлось тех, с кем не противно просыпаться утром?
– (Пауза.) Сейчас объясню. Я просто поняла, что без любви не могу. Если я не люблю человека, то начинаю мерзеть, начинаю срываться – а кому это интересно? Как-то вот так. (Пауза.) Сгущенку будешь?
Дмитрий МОСТОВОЙ, Иван БЕСЕДИН (фото)