Под крылом Шерхана
“Вот уйду из политики, тогда и отвечу на любой, даже самый неудобный вопрос”, – говорил Абиш Кекилбаев при жизни, уклоняясь от всех попыток разговорить его.
Четверть века жизни писателя были связаны с большой политикой. После смерти многие пытаются упрекнуть его в служении власти. Но эта сторона жизни, не выдержав конкуренции с исключительным талантом, очень скоро канет в Лету.
Карьеру литератора Абиш Кекилбаев начинал в газете “Қазақ әдебиеті”. Оттуда ушел заведующим отделом литературы и искусства в республиканскую молодежную газету “Лениншiл жас”, где редактором был в ту пору Шерхан МУРТАЗА. Но знакомство будущего классика казахской литературы и прогрессивного редактора произошло намного раньше их совместной работы.
После окончания в 1955 году Московского государственного университета Муртаза устроился в Казахское государственное издательство “Жазушы”.
– Однажды наш директор в срочном порядке собрал коллектив, – вспоминал писатель. – От природы очень смуглый, тут он выглядел вовсе почерневшим от душившего его гнева. Потрясая в воздухе газетой “Лениншiл жас”, директор кричал: “Это скандал!”.
У нас в издательстве в те годы работал заведующим редакцией человек, фамилию которого я воздержусь называть. Он незадолго до упоминаемых событий перевел книгу одного украинского писателя, а через год написал собственную повесть. Так вот, оказывается, один к одному скопировал сюжет. На его беду обе книги попали в руки шустрому восьмикласснику из какого-то богом забытого аула в Мангистауской области.
Школьник со знанием дела разобрал обе повести и по всем параметрам доказал плагиат. Под статьей, опубликованной в “Лениншiл жас”, стояла фамилия – Кекилбаев.
Не пройдет и десяти лет, как Муртаза, приглашавший обычно в возглавляемую им газету самых талантливых молодых литераторов, выйдет на него. Герольд Бельгер: Мы страшно скудеем умственно
Примитивные переводы
На родине Кекилбаева в областном музее есть плакат, выпущенный в 70-х годах в Германии. Он называется “Ведущие писатели-мыслители ХХ века”. От Казахстана туда попали Абай Кунанбаев и Абиш Кекилбаев.
Но по-настоящему выйти на вселенский масштаб казахскому классику, по мнению российского писателя Анатолия Кима, хорошо знакомого с его творчеством, помешало отсутствие достойного перевода:
– Адекватное восприятие писателя на международной арене происходит через переводы, – говорит он. – А казахский язык в Европе, мягко говоря, недостаточно известен, чтобы читатели могли по оригиналам оценить творчество и масштаб писателя. Единственный путь – переводы. Они, разумеется, должны быть на разных языках, но казахская литература могла обратить на себя внимание только через русский перевод, сделать это напрямую на европейские языки было невозможно из-за отсутствия специалистов.
Что касается русского перевода, сложилась практика – делать его по подстрочникам. А они часто бывали слабые – все на одном усредненном литературно-обывательском уровне.
Даже очень хорошим мастерам русской литературы такие переводы давали возможность ознакомиться только с сюжетной канвой переводимого произведения – чисто с информационной стороной быта и экзотикой казахского мира.
Но ведь настоящий художественный перевод – это не только передача сюжета и даже смысла, но и перевод чувств. Лев Толстой, например, на вопрос, что такое художественность, ответил, что это заражение чувством. То есть там, где казах, читая, плачет или смеется, русский должен чувствовать то же самое. Вот такого перевода в казахской литературе не было.
Когда я прочитал повести Абиша Кекилбаева, мне показалось, что библейский масштаб произведений этого писателя был передан на каком-то социально-бытовом и псевдоисторическом уровне. Этакая экзотика, какие-то междоусобные распри… При встрече я сказал Кекилбаеву, что он представлен в русском переводе не таким, каким он является на самом деле, и изъявил желание перевести “Балладу забытых лет” заново. И он дал мне такую возможность. Эта повесть в моем переводе была опубликована в казахстанском журнале “Простор”.
Политика – жадная токал?
Его давний друг, литератор Герольд БЕЛЬГЕР, сожалея об уходе Кекилбаева в политику, говорил:
– Он мог бы стать гигантом на уровне Ауэзова, но политика-токал лишила нас стольких ненаписанных им книг.
Драматург Дулат ИСАБЕКОВ придерживается иной точки зрения:
– Кекилбаев был и оставался до конца жизни очень большой фигурой в нашей литературе. Я делю писателей, начинавших свой путь в 60-х годах, на тех, кто общался с Мухтаром Ауэзовым, и тех, кто его не видел. Так вот, к студенту филологического факультета КазГУ имени Кирова Абишу Кекилбаеву, видя в нем надежду казахской литературы, классик подходил со словами: “Дорогой мой, где мы с тобой можем увидеться с глазу на глаз? Мне надо поговорить с тобой”. Таким было начало его пути.
Я познакомился с ним поближе, когда учился на третьем курсе университета, а он уже работал литсотрудником в газете “Қазақ әдебиеті”. Встретились мы под лестницей Союза писателей Казахстана.
Им троим: Абишу, заведующему отделом прозы издательства “Жазушы” Магзуму СУНДЕТОВУ и поэту Жумекену НАЖИМЕДЕНОВУ, я читал свой рассказ, рядом стояли двое моих однокурсников-болельщиков.
Когда закончил, наступила гнетущая тишина. После паузы Абиш сказал, что в нем, то есть во мне, что-то есть. Жумекен спросил: “А что это “что-то”? Проясни” – “Сочный язык. Он присущ только южанам”. И вот – чудо! Скучные лица смягчились и подобрели. Опытные литераторы похлопали меня дружески по спине и посоветовали: “Чувствуется, что ты из аула. Читай, читай и читай. Это лучшее лекарство от невежества. А писать не торопись”.
Тот никудышный рассказ я до сих пор храню в своем архиве, чтобы, наткнувшись на него, посмеяться над собой.
На 4-м курсе я написал еще один рассказ. Абиш тогда уже работал заведующим отделом популярнейшей, выходившей миллионным тиражом газеты “Лениншiл жас”. Напечататься там означало в один день проснуться знаменитым. Фантастика! Мой “Шойын-кулак” был опубликован в трех номерах. И с этого момента с легкой и доброй руки Абиша пошли рассказ за рассказом. Кроме литературных проблем, нас в те годы, кажется, ничто другое не волновало. Тем более что гонорарная политика была тогда поставлена очень жестко. Мне даже казалось, что денежные вопросы решаются сами по себе, без всякого вмешательства извне. Написал рассказ на полполосы – получай свои 30–40 рублей.
Столь внимательно Абиш относился не только ко мне. Будучи большим знатоком не только казахской литературы, но и мировой, он учил молодых литераторов осваивать западную литературу.
Приехав из аулов, мы, крестьянские дети, думали ведь, что литературный мир заканчивается хрестоматийной программой. Общаясь с Абишем, Зейнуллой СЕРИККАЛИЕВЫМ и Аскаром СУЛЕЙМЕНОВЫМ, мы открыли для себя совершенно новые горизонты. Дулат Исабеков: Классиком я себя чувствовал пять минут, потом всё улетучилось
“Какой огромный убыток для нашей литературы, когда писатель занимается чиновничьим делом”, – сказал когда-то Чехов. Эти слова и относятся к Абишу Кекилбаеву, и не относятся. Путь в политику у него начинался с того, что в 70-х его пригласили главным редактором “Казахфильма”. “Гаухар-тас”, первый фильм, поставленный по моей одноименной повести, снимали при нем. Это было мучительно. Многочисленные обсуждения сценария на киностудии, в Госкино, в ЦК партии так вымотали, что я даже дал себе слово впредь не открывать дверь киностудии. Может быть, так и сделал бы, если бы не Абиш. Фильм, имевший успех у зрителя, в конце концов вышел.
Жалел ли он сам о том, что ушел в политику? Возможно. Но ведь и как литератор он состоялся так, что его имя стало символом литературного Казахстана.
В начале 80-х он стал заместителем министра культуры. И я поражался! Будучи чиновником такого уровня, Абиш умудрился написать в те годы лучшие свои произведения. Роман “Конец легенды”, повести “Колодец” и “Кюй”…
…Подавляющая часть переводов великого казахского писателя заслуживает, откровенно говоря, самой низкой оценки. Эта работа, прямо скажем, сделана ниже ремесленного уровня. Но даже через беспомощную халтурную работу корректора в последнем пятитомнике, изданном в 2009–2010 годах, пробивается мощный талант писателя. Так достойно, внятно, глубоко и искренне казахам о казахах говорили единицы. Абай, Магжан Жумабаев, Сафуан Шаймерденов… Чингиз Айтматов недаром им восхищался. Известно, что легенду о манкуртизме первым в литературный оборот ввел Абиш Кекилбаев. И кто знает, кто бы из двух писателей был бы более известен, если бы международный неправительственный форум интеллектуалов, созданный в СССР по инициативе Чингиза Айтматова в октябре 1986 года, проходил не на берегах Иссык-Куля, а, допустим, на Балхаше.
И Гёте был министром
Этот последний абзац – ответ тем, кто продолжает считать, что высокая оценка художественного творчества Абиша Кекилбаева объясняется его политической и государственной деятельностью. Перед его громадным талантом блекнет то, в чем пытаются его упрекнуть, – в служении власти.
“Мы знаем Пушкина – человека, Пушкина – друга монархии, Пушкина – друга декабристов. Всё это бледнеет перед одним: Пушкин – поэт”, – написал когда-то Александр Блок. Есть и другие примеры. Гёте был министром, Жуковский 25 лет служил при дворе Николая I, а Вольтера обожал король Людовик ХVI, хотя и запрещал к постановке некоторые его пьесы. А Мухтар Ауэзов 10 июня 1932 году выступил на страницах официальной прессы с покаянным письмом: “Я считаю своим долгом перед лицом всей советской общественности прибавить и свой голос в признание своих прежних ошибок, самоосуждения и искреннего идейного разоружения. Характерные для моей прошлой литературной деятельности произведения, такие как “Енлик-Кебек”, “Каракоз”, отражают далекий от современной революционной действительности быт казахов”...
P. S. Казахстанская полнометражная художественная картина “Шынырау” Жанабека ЖЕТИРУОВА, снятая по мотивам одноименной повести Абиша Кекилбаева, попала в конкурсную программу МКФ “Фаджр” в Тегеране (Иран). Отрадно, что фильм начал свой фестивальный путь именно в год, когда страна готовится отметить 80-летие выдающегося литератора Абиша Кекилбаева.
Алматы