Любовь Казарновская: Режиссерам нужен скандал

Вдобавок к редкому вокалу Любовь Казарновская превосходная актриса. Или наоборот – вдобавок к ее актерскому таланту она замечательно владеет голосом. Выходя на сцену, певица разительно отличается от степенных оперных матрон тем, что по-настоящему живет ролью и способна передать самые разно­образные страсти.

На мировую оперную сцену Казарновская попала с благословения величайшего дирижера Герберта фон Караяна. С этого момента жизнь молодой солистки Кировского (ныне Мариинского) театра круто переменилась. Нью-йоркская Метрополитен-опера, миланский Ла Скала и так далее, и так далее. Среди русских певиц таким количеством западных ангажементов не может похвастать почти никто.

Футляров с голосом больше не будет

– Любовь Юрьевна, вы столько лет на сцене, но, должен заметить, не ассоциируетесь с образом матерой оперной дивы. Вы намеренно избегаете такого имиджа?

– Да. Когда меня в детстве повели в Большой театр и я увидела знаменитых певцов и певиц, которые не могли на балу в “Евгении Онегине” станцевать вальс, это произвело совершенно жуткое впечатление. Мама показывала мне фотографии прежних примадонн, таких как Фелия Литвин, Медея Фигнер, Мария Каллас, Рената Тебальди, и все они были стройными и красивыми женщинами. Каллас вообще настаивала на том, что сценический образ должен соответствовать тем персонажам, которые ты создаешь. Допустим, если ты 15-летняя Саломея, ты не можешь быть таких (широко разводит руки) размеров.

Прошло то время, когда на сцену выкатывались футляры с голосом. Мне кажется, это даже в каком-то смысле оскорбительно для публики, если они видят забронзовевшую дамочку, которая пытается изображать юношеские страсти. Сегодня время кино, красивых актрис, глянцевых журналов. Это не значит, что я хочу походить на этих гламурных девиц. Отнюдь. Но все-таки для меня очень важно быть стройной, подтянутой, уметь хорошо двигаться на сцене, если нужно, станцевать, как это было вчера на концерте. Все это очень важные детали, поскольку они создают определенный сценический образ, и зритель такому артисту верит.

Сполна прочувствовала вес Паваротти

– Насколько я понимаю, вы вообще стараетесь не придерживаться оперных канонов. В ваших программах можно услышать и оперетту, и романсы, и даже шансон. Я уже не говорю о дуэтах с Басковым и Киркоровым...

– Вы знаете, с ними мы пели в шоу, которое я делала в концертном зале “Россия” к 20-летию своей творческой деятельности. Мне захотелось показать публике панорамную программу, которая включала в себя оперу, оперетту, танец, шансон и современные кроссовер-дуэты, которыми знамениты, допустим, Андреа Бочелли и Сара Брайтман. Тогда мы с Филиппом исполнили их знаменитый номер “Time to say goodbye”. И все говорили, что Киркорова таким не видели никогда, потому что это был действительно красивый мужчина, который умеет прекрасно петь на английском языке, с верхними нотами и так далее.

– У вас был любопытный эпизод, связанный с Лучано Паваротти. Однажды вам пришлось его буквально поддерживать во время исполнения арии. А ведь “король верхнего до” никогда не отличался миниатюрностью…

– Да, у него был огромный вес. Однажды я вышла с Паваротти на сцену нью-йоркской Метрополитен-опера в опере “Паяцы”. И вдруг он мне говорит: “Слушай, можно я на тебя обопрусь?”. Ему только что была сделана операция на левом колене, и в результате тяжело было ходить. И когда на меня эта гора навалилась, то весь его вес я прочувствовала сполна. Но, знаете, стоило ему открыть рот, я забыла абсолютно обо всем – такое это было совершенство. Он настолько выстрадал эту роль изнутри, это была такая достоверность в вокале, что больше ничего не надо было. Фантастика!

Но еще раз говорю, эстетика таких певцов, как Паваротти и Кабалье, конечно, канула в прошлое. Кабалье прощают полноту и все остальное, потому что ее помнят еще той. Это магия имени, бренд. Но сегодня, думаю, у нее карьеры не было бы. Сейчас, допустим, в контрактах можно встретить такой пункт: “Укажите ваш вес, и если это не будет устраивать режиссера, мы вам рекомендуем похудеть”.

Время пиара и гламура рождает штампы

– Вы как-то сказали, что в последнее время исполнители из России и Восточной Европы заполонили западные театры, но все дело не в их особых талантах, а в том, что они просят меньше денег. Неужели в России нет никого стоящего, кем можно удивить мир?

– Мир сейчас вообще перестал удивляться. Потому что, с одной стороны, вроде везде нужны яркие исполнители, а с другой – нынешние режиссеры нивелируют все. Им нужно ставить такие спектакли, в которых нет смысла, зато есть скандал, через который прежде всего пиарится сам постановщик. Артист должен вписываться в картинку режиссера. А эта картинка, как сейчас происходит в большинстве театров, дурацкая.

Недавно я видела в Гранд-опера скандалёзный спектакль “Волшебная флейта”, из-за которого даже Париж встал на уши. Генеральному директору театра сказали, что такое терпеть невозможно, и выгнали его. В опере Моцарта была показана гомосексуальная любовь с женской и с мужской стороны, мальчики и девочки в розовых и голубых пачках бегали по сцене и совершали неприличные движения типа совокупления.

Режиссеры идут на скандал, а личностям места не остается. Как только появляется кто-то интересный, его одевают в какую-то упаковочку, цепляют розовый бантик и говорят: “Вот с этого дня вы должны этого исполнителя любить”. Почему любить, что он создал такого, за что его можно и нужно любить – непонятно. Но он рекламирует все – от часов до трусов – и появляется во всех глянцевых журналах. При этом слушает, что ему говорит режиссер: “Пойдешь из левой кулисы в правую, здесь встанешь, здесь посмеешься, здесь покривляешься”. Поэтому исполнители, которые могут удивить, боюсь, больше появляться не будут. Сегодня время гламура и пиара, которое рождает одни штампы.

Большой театр сейчас очень плох

– То есть вы не можете назвать ярких личностей с потенциалом?

– Может, они и есть. Например, среди моих учеников я вижу двух, которые могут быть очень интересными артистами. Я им все время говорю: “Не вставайте в общую очередь этих пиаровских продуктов. Занимайтесь своим духом, стройте свою индивидуальность. Это долгий путь, но только так можно выстрелить. Пусть даже через 10 лет”.

Многие не могут ждать и хотят быть звездами сегодня. Но это очень опасный путь, потому что вы поддаетесь искушению дьявола. Так же он искушал Христа, обещая ему царства, богатства. И важно не поклониться ему.

– Насколько я знаю, вы сейчас ни в одном российском театре не служите.

– Просто я не вижу для себя возможности творить в тех театрах, которые существуют. Вы знаете, в каком виде сейчас Большой? В очень плохом. А я уже вышла из того возраста и положения, когда нужно заглядывать в глаза посредственностям и говорить: “А когда у меня следующий спектакль?”. Мне удалось добиться в своей жизни того, что я прихожу и говорю, что хочу сделать такую-то антрепризную постановку. И делаю ее.

Многие боятся высказываться на эту тему и плывут по течению, хотя думают так же, как я. Но мало кто имеет смелость сказать, что Ведерников (главный дирижер и музыкальный руководитель Большого театра. – Авт.) – третьесортный дирижер и что такой человек не может стоять во главе Большого театра.

Опера строгого режима

– Мы уже начинали говорить о том, что многие оперные исполнители склонны к полноте. Как вам удается сохранить форму? Вы до сих пор предпочитаете выступать на голодный желудок?

– Да, я ничего не ем, потому что сразу можно отличить певца, который на сцене переваривает котлеты и бифштекс вместо того, чтобы дарить зрителю энергию души. А кроме того, поддерживаю форму тем, что хожу в фитнес-клуб, занимаюсь на тренажерах и очень люблю бассейн.

– Насколько я понял, переедание для оперных певцов – серьезная проблема?

– Серьезная, потому что вокалисты тратят очень много энергии. Диафрагма во время пения давит на желудок, и возникает ложное ощущение, что вы голодны. Многие певцы думают, что им надо поесть, потом еще и еще, и в результате оказываются размерами с диван.

Здесь очень важен режим. Например, Паваротти, несмотря на то что был такой большой, в день спектаклей и концертов ел в 12 часов дня. А спектакль начинался в 7 или 8 вечера. Он говорил мне: “Я съедаю хороший кусок мяса или полцыпленка, но это все. Потому что иначе мне хочется прилечь на диван и поспать”. И это правильно. Артист должен быть наполнен энергией, чтобы отдавать ее залу. Допустим, такая замечательная певица, как Рената Скотто, в день выступления выпивает чашку чая или кофе и съедает один банан.

Любовью надо заниматься серьезно

– Как-то я наткнулся на ваше высказывание по поводу режима у оперных певцов в сексуальной жизни…

– Это Хворостовский высказался, когда его журналисты достали вопросами… Дима тогда сказал, что ему очень хорошо за день до спектакля иметь отношения с женщиной. Возможно, для него это так. Одна певица написала, что вызывала мужчину в день оперного спектакля прямо в гримуборную. То ли это пиар-акция, то ли у нее какой-то безудержный темперамент, который надо чем-то унять…

Я знаю свой режим, и потому должна себя в этом плане ограничивать за три дня. Вы знаете, оперный певец – как спортсмен-спринтер. Ведь наши связки – это те же мышцы. Все наше тело должно быть наполнено энергией. И если рассматривать интимные отношения как спорт, то это одно. А если как любовь и эмоциональную отдачу, то совсем другое. Если вы отдаетесь, то отдаетесь этому как следует. А не так – сделал дело и побежал дальше. Многие артисты, я знаю, после этого остаются просто без сил. Я считаю, любовью, как и любым делом, надо заниматься серьезно.

Артем КРЫЛОВ