Лес – это не нефть или хлеб. И на первый взгляд состояние лесного фонда напрямую не касается кармана каждого казахстанца. Истребление соснового бора Прииртышья, западноалтайских пихтачей или южноалтайской лиственницы, поджоги и незаконные вырубки не вызывают массовых протестов. Широкой публике они просто не видны.
По всей видимости, не хотят замечать очевидного и проверяющие – иначе давно бы уже остановили беспредел.
Тревогу бьют разве что только журналисты. Только они рассказывают о сплошных рубках в районе Станового хребта и прибрежной нерестовой зоны речки Убы и о варварских лесозаготовках в последних девственных уголках Западного Алтая.
Но их, похоже, тоже не слышат.
Хитрый пост
Дорога на рудник Чекмарь подсыпана гравием и хорошо накатана – явно не простаивает. За риддерской окраиной она ныряет в скалки, заросшие осинником. Еще лет тридцать назад здесь стояла тайга, местный люд в двух шагах от околицы брал лиственницу на дрова.
Сейчас зеленые хвойные вершинки только изредка заметны в желтом море осин, по пальцам пересчитать. Настоящий лес отступил километров на двадцать.
Как раз возле его кромки дорогу перегораживает лесхозовский пост – образцово-показательный барьер для браконьеров. Таким любая комиссия, прибывшая в риддерское лесоучреждение, останется довольна.
Нашу легковушку пропускают без лишних слов. И идущие нам навстречу из тайги лесовозы тоже пропускают. Короткая запись в журнале, смешок, шутливый жест “под козырек” водителю – и груженные до отказа машины идут в сторону города. С отборным ровным, мощным, здоровым лесом, бревнышко к бревнышку. Минимум, по 30 кубов в каждом кузове. Идут открыто, на глазах у всех, с интервалом в 15–20 минут!
В Таловке люди рассказали нам о местных новшествах. Отныне дрова для дома полагается покупать только у риддерского лесхоза. Отдашь 25 тысяч тенге – тебе привезут десять кубов.
– Никогда такого не было! – жаловались старики. – Всегда здесь по праву рождения и жизни дрова отпускали бесплатно и самовывозом. Почти у каждого есть лошадь, зачем отдавать лесхозу пенсию за четыре месяца, если мы сами можем привезти валежник и бурелом?! Но директор лесхоза заявил, что в лес населению нельзя – ни ногой! Он сам обеспечит всех дровами. На дороге пост стоит, всем приходится ехать в лесхоз и платить по 2,5 тысячи за куб. А лесовозы через пост идут днем и ночью…
Как губили речку
Возле рудника Чекмарь накатанное полотно петляет вверх – к старым разработкам. Мы решаем заглянуть на заброшенный карьер, еще недавно снабжавший металлургов полиметаллической рудой. Каждый виток серпантина – сюжет андеграунда. Рытвины, воронки, ямищи, груды щебня, отвалы… А на верхней площадке среди раскромсанной горы – свалка колес! Десятки, сотни резиновых шин от самосвалов! Где грузили руду, там и бросали сношенные колеса. И никто за это варварство посреди тайги не понес наказания, ни одно природоохранное ведомство не заявило об экологическом правонарушении. Природа сама зализывает раны, осинки из года в год все больше “рекультивируют” отвалы. Но закрыть свалку им не под силу. Под черной резиной никогда не вырастет трава.
Мы возвращаемся к руслу Убы и пытаемся проехать вдоль речки. Размочаленная дорога через несколько минут становится непроходимой. Только большегрузы могут пройти участки из валунов, бродов и грязи. Похоже, именно для лесовозов и соорудили этот проезд по руслу Убы мимо местечка Васинево до Станового хребта. А ведь эта лесовозная дорога – неприкрытое экологическое преступление! При ее сооружении гусеницами попросту смяли всю береговую кромку. Весь прибрежный лес пошел под нож бульдозера. Да и речные острова снесли.
“Клюет?” – спрашиваем мы застывшего над водой с удочкой рыбака. “Да какой там, – морщится тот. – Откуда рыбе быть – речка скоро совсем пересохнет, по колено уже перебредаем”.
На камнях, оголившихся на мелководье, – следы весенних паводков. Бревна, грязь, мазут, мусор… Все это в половодье легко сносится с искусственной дорожной насыпи в русло Убы. И остановить захламление и гибель таежной речки уже невозможно.
Хищники
Километрах в десяти от Чекмаря открываются горы, пройденные лесозаготовками. В устье речки Коровихи разбит стан с вагончиками, техникой… Тяжелые тракторы тащат сразу по 7–8 пихт, снося горные склоны, сминая лесную поросль. На пройденных участках вместо пихтовых склонов – проплешины. Исполосованные, с вырубленным мощным здоровым лесом и брошенным сухостоем, кривым тонкомером. В лучшем случае лес здесь восстановится лет через сто пятьдесят. Если вообще восстановится. Ни нам, ни нашим детям, ни даже внукам его уже не увидеть.
На бумаге меры к сохранности леса принимаются. Например, вводится мораторий на вырубку. Но если до моратория на сплошные рубки в области заготавливали около 100 тысяч кубов хвойных пород, то после его введения – свыше 130 тысяч кубов! Не иначе как под видом санитарной выборки тайгу валят сплошными концентрированными рубками.
Теоретически после таких санитарных заготовок не нужно лесовосстановления, остался же вроде оздоровленный лес. Практически самый лучший мощный пихтач вырублен, а больной, сухой брошен! Сегодня в убинской тайге свалены тысячи кубов “дров”, не нужных заготовителю. Не надо быть специалистом, чтобы понять, какую опасность несут такие завалы – пиршество для лесного пожара и вредителей.
– Налицо парадокс, – говорит Владимир Резанов, руководитель региональной ассоциации лесной, деревообрабатывающей и мебельной промышленности. – Закон освобождает лесхозы от налога на лесопользование, потому что деловой лес рубить нельзя, но лесхозы “санитарят” тайгу исключительно сплошными рубками. Получается, что бюджет теряет около 100 миллионов тенге в год да еще полностью содержит лесхозы! Ну и зачем, скажите, лесным начальникам заботиться о лесе, если ресурсы им достаются бесплатно да еще государство год от года подбрасывает все больше денег?
все шито-крыто?
В Васинево, как раз перед заимкой лесника (!), заготовители соорудили погрузочную площадку. Осенью они двинулись рубить дальше, а ненужные остатки древесины так и бросили грудой на лужайке. Напротив окон лесника. Наверное, чтобы тот лучше видел, кто в тайге хозяин.
По всему видно, западноалтайские хвойные массивы уничтожаются открыто, масштабно, с полной уверенностью в безнаказанности. Выкошенные искромсанные берега реки за ширмой не спрячешь, проплешины “санитарных” рубок лесхозовским постом не прикроешь. По закону рубки в водоохранной зоне, как и строительство лесовозной дороги прямо по реке, обязаны пройти согласование экологической экспертизы. Казалось бы, любой проверяющий, заглянувший в эти места, должен увидеть вопиющие нарушения.
Но – не видят. Ни природоохранная прокуратура, ни управление охраны окружающей среды, не говоря о департаменте природных ресурсов – очень близком к лесоуправлению учреждении. Потому что, если б увидели, обязаны были бы прекратить, остановить этот беспредел против тайги и против собственной страны. По должности обязаны.
А для этого стоило бы хоть раз выехать в тайгу на настоящую проверку – махнуть на Чекмарь и дальше по Убе, только не на “вертушках” или “хаммерах” с эскортом из местных начальников, а так, попросту. Без помпы, рядовыми путниками. Глядишь, открыли бы для себя немало любопытного.
Но, видно, гораздо спокойней сочинять благостные отчеты о том, что в лесном хозяйстве все в порядке, сидя в теплых кабинетах. Не утруждая себя проверками каждого тревожного звонка. Вот и получается, что у властей – одна правда, а у тех, кто живет в тайге, – своя. Неудивительно, что народ уже и не верит в то, что власти заинтересованы в спасении алтайских лесов.
Через пару недель западноалтайскую тайгу вместе с пнями вырубленного пихтача накроет снег. А весной следы заготовок скроет молодая трава. Несведущему человеку ни за что не догадаться, какой здесь стоял пихтач. А лесники никому не расскажут – себе дороже. И все останется шито-крыто.
Вместо леса ковыль?
“Кто рубит?” – снова заговариваем мы со встреченным на Убе рыбаком. “Кому надо, тот и рубит, – сердится тот. – Здесь такие вопросы не задают. Есть такое слово “мафия”, слышали?”.
Видно, только так, по-итальянски, и можно назвать весь этот лесной беспредел.
Ни в русском, ни в казахском языке нет подходящих слов, чтобы объяснить, почему так плотно областное начальство закрывает глаза на хищническое уничтожение уникального алтайского леса.
Про лес можно сказать много важных слов: стратегический ресурс, выполняющий водоохранную, почвозащитную, рекреационную и другие функции... Регулятор климата, барьер для наступления пустынь, хранитель родников, ручьев, рек…
Можно вспомнить, что в Казахстане леса, когда-то занимавшие четыре процента территории, всего за 10 лет уменьшились почти вдвое! Их уничтожают лесные пожары и варварские вырубки.
Во многих селах некогда лесного Бескарагайского района родилось целое поколение детей, убежденных, что их малую родину всегда окружала степь. Родительские рассказы о могучем сосновом боре для них – сказка! Детские впечатления и чувства связаны уже не с лесом, а с бесконечным ковылем. И это самая страшная реальность.
Галина ВОЛОГОДСКАЯ, Виктор ВОЛОГОДСКИЙ (фото), Восточно-Казахстанская область