Недавно в мажилисе обсуждали поправки в УК РК, по которым вводится уголовная ответственность за клонирование человека (во времена Брежнева сказали бы: мы даже знаем, как этого человека зовут) – от 4 до 7 лет. Отечественные законодатели, наверное, чересчур хорошо думают о состоянии отечественной науки, а может, просто много знают.
Дело в том, что в Гарвардском университете США лабораторию генетики возглавляет наш соотечественник – Архат Абжанов, пишет "Экспресс К". Под его руководством человека ещё не клонировали, но уже создали цыплёнка с мордой крокодила. А вот если бы губы Никанора Иваныча да приставить к носу Ивана Кузьмича...
Правда, вылупиться из яйца подопытному не позволили – "по этическим соображениям". Однако сам факт появления "генномодифицированного крокоцыпа" дал некоторым товарищам основания предполагать, что уже совсем недалеко и до появления реального "Парка юрского периода". Дело в том, что птицы – это ближайшие родственники вымерших динозавров, их ДНК очень схожи, и именно гены пернатых могут помочь воссоздать генетический код динозавров. Со всеми вытекающими последствиями.
Мы связались с г-ном Абжановым и расспросили его о цыплятозаврах, Франкенштейне, евгенике, теории Дарвина, казахстанской науке и клонировании.
– Как давно вы работаете в Гарварде?
– Я пришёл в Гарвард в 2000 году, после того как закончил докторантуру. Проработал 4 года постдоком (post-doctoral fellow) в департаменте генетики Гарвардской медицинской школы в Бостоне, затем ещё два года "инструктором" (начинающая профессорско-преподавательская ступень в медшколе) и в 2006 году перешёл на профессорскую позицию в свой нынешний биологический департамент – через реку в Кeмбридже (не путать с английским Кeмбриджем!), где открыл свою лабораторию.
До отъезда я учился на биологическом факультете в КазНУ (тогда ещё КазГУ) и последний год провёл в лаборатории профессора БЕРСИМБАЕВА. Лаборатория занималась физиологией и молекулярной биологией растений.
– Почему вы уехали из Казахстана?
– Я учился на старших курсах в начале 90-х годов. Сами знаете, что это за время. Всем было не до науки, тем более – большой. И потом, Казахстан даже в советские времена был научной провинцией, и продвинутые студенты мечтали уехать в Москву. А Штаты – это мировой центр современной молекулярной биологии и генетики, львиная доля исследований в биологии проходила и проходит именно в США. Поэтому мне как биологу имело смысл стремиться именно в Америку.
– Почему вы решили посвятить себя генетике?
– Генетика – очень точная наука. С помощью генетических инструментов можно добраться до сокровенных биологических механизмов. Кроме того, мы не занимаемся генетикой в чистом виде: генетические методы используются в комбинации с методами и идеями из морфометрии (детальное изучение морфологии организмов как в двухмерном, так и трехмерном пространстве. – Ред.), молекулярной и клеточной биологии, биомеханики, биохимии и т.д. Такие комбинации могут быть очень синергичны.
– Существует куча литературных произведений и фильмов, посвящённых экспериментам с генами и ДНК. Пафос большинства из них – в том, что человеку не надо брать на себя роль Всевышнего и пытаться породить новые формы жизни. Вы как на этот счёт?
– Человечество порождало новые формы жизни тысячелетиями, используя селекцию. Сложно назвать такие организмы, как современная кукуруза или собачка чихуахуа, "естественными": в природе их не существует. Кроме того, человеку, не верящему в "создание" живых существ кем бы то ни было, а считающему, что все они появились и существуют благодаря законам природы и в результате определённых природных процессов, очень интересно поэкспериментировать с генетикой организмов, чтобы разобраться, как всё работает. Физики пытаются синтезировать новые частицы и элементы, химики постоянно создают новые химические вещества – а чем биологи хуже? Если серьёзно, то во всех таких исследованиях должен быть смысл, например, желание ещё лучше понять окружающий нас мир.
– Известие о том, что вы и ваша команда создали цыплёнка с мордой крокодила, облетело всю планету. А какова конечная цель вашего эксперимента?
– Главная цель – понять генетическую природу процессов, которые привели к появлению таких "продвинутых" и во многом уникальных существ, как птицы. Они произошли из рептилий-архозавров ("архозавры" – "правящие ящеры"), a точнее – из тероподных динозaвров (небольшие двуногие хищные динозавры). Современные птицы значительно отличаются от своих предков-динозавров – у них появились новые черты вроде клюва без зубов и крыльев. В то же время осталось много особенностей, роднящих их с динозаврами – например, перья, которые эволюционировали задолго до появления птиц. Но самое главное – птицы до сих пор пользуются лишь частично изменённой генетической программой своих рептильных предков. Благодаря морфометрическим исследованиям мы знаем, какие конкретно изменения произошли в черепе рептилий, когда они эволюционировали из примитивных архозавров в более продвинутых динозавров и далее – некоторые из них – в птиц. Такое знание чрезвычайно важно, но недостаточно, чтобы объяснить, что произошло за последние 200 миллионов лет. Поэтому, чтобы понять природу генетических изменений, мы сравниваем эмбриональное развитие у птиц (куриный эмбрион берётся как эталон) и у аллигаторов. Аллигаторы принадлежат к отряду крокодилов, а крокодилы относятся к самым примитивным архозаврам – у них был общий давний предок с динозаврами и птицами. Между прочим, это ближайшие ныне живущие родственники птиц, что весьма удобно для наших исследований. Мы сами собираем яйца аллигаторов из гнёзд на юге США в штате Луизиана и "насиживаем" их в инкубаторе в лаборатории. Детальное сравнение эмбрионального развития аллигаторов и птиц позволяет нам понять, как именно изменилась генетическая программа рептилий во время эволюции птиц. Вот эти изменения нас и интересуют. Модификации в работе конкретных генов мы можем "отредактировать", используя современные методы молекулярной генетики. Мы ожидали, что если удастся заретушировать "птичью программу", вернуть её в первоначальное состояние, то птичий эмбрион вполне может произвести признаки своих предков-рептилий – и это мы, в принципе, увидели.
– В некоторых сообщениях, посвящённых вашему открытию, их авторы утверждали, что уже недалеко до создания "Парка юрского периода". Так ли это?
– Тут важно напомнить, что это проект, который ещё далёк от завершения. Предстоит очень многое узнать и улучшить наши молекулярные "инструменты". В настоящее время неизвестно, чего мы сможем добиться. А до "Парка юрского периода" пока ещё далеко.
– Насколько мне известно, законодательная база почти всех стран мира ещё не готова к работе с возможными результатами генетических экспериментов. Наши уже начали суетиться. Как быстро наступит тот день, когда законодателям придётся всерьёз задуматься: что делать со всем этим? Какова сейчас правовая база в США на этот счёт?
– В США, Западной Европе и Японии проводится масса экспериментов по генетической модификации самых разных организмов – как животных, так и растений. Все эти исследования, использующие так называемые трансгенные организмы, чрезвычайно полезны для науки. Другое дело, что довольно жёстко регулируется доступ таких организмов к "живой природе" вне лабораторий. Нам, например, нельзя производить взрослые организмы из наших экспериментальных эмбрионов.
– С некоторых пор человечество озаботилось поиском эликсира бессмертия. Насколько это вообще реально – изобрести такое средство?
– Понятия не имею. Знаю только, что в этой области сейчас ведутся весьма активные и интересные исследования, в том числе учёными Гарвардской медицинской школы.
– Как вы относитесь к клонированию?
– Копирование ради копирования – неинтересно. Клонирование как один из инструментов в генной инженерии может быть весьма полезно.
– А к евгенике (учение о селекции применительно к человеку, а также о путях улучшения его наследственных свойств; оно призвано бороться с явлениями вырождения в человеческом генофонде. – Ред.)?
– Весьма сложный вопрос. Теоретически профилактика и исправление нарушенных генетических программ при достижении определённого уровня знаний и технологий могут стать привлекательными как для докторов, так и для пациентов (прежде всего родителей детей с нарушениями).
Практическая реализация будет зависеть от того, насколько общество окажется готово принять такие методы "исправления" болезней. В мире будут по-разному на это смотреть с моральной и культурной точек зрения. Кроме того, общества сами меняются со временем. Что является табу сегодня, вполне может стать "мэйнстримом" через одно-два поколения.
– Что насчёт моральной стороны экспериментов с геномами животных и человека? Люди со временем попривыкнут к ним? Не появятся ли новые Франкенштейны? Не грозит ли энтузиастам-учёным участь доктора Моро (учёный из романа Герберта Уэллса, которого растерзали подопытные полулюди)?
– Создание и изучение трансгенных организмов сейчас чрезвычайно активно и плодотворно используется как для чистой науки, так и для биомедицинских исследований. У нас есть проекты, где мы используем трансгенных мышей, которые были созданы для изучения конкретных генетических заболеваний у людей. Именно так мы можем узнать, что и как работает, чтобы в будущем помочь детям с такими врождёнными проблемами. "Франкенштейны" – надуманная проблема, а множество детей по всему миру с серьёзными генетическими заболеваниями – реальность.
– С недавних пор эволюционная теория Дарвина подвергается массированной критике и кое-где даже объявлена деструктивной. Что занятно, такая обструкция возникает как в США, так и в Казахстане…
– Никаких особо сильных атак сейчас в США не наблюдается – скорее, наоборот. А вообще эволюционная теория подвергается атакам со стороны креационистов (сторонников идеи сотворения мира. – Ред.) уже полтора века – с самого момента своего появления на свет в 1859 году. За время своего существования влияние теории эволюции на науку в целом и биологию в частности только росло, и сейчас среди серьёзных учёных, в особенности биологов, у неё попросту нет никакой значимой научной оппозиции. Мнение креационистов не есть научное, и по многим причинам. Оппозиция идеям органической эволюции в основном встречается среди людей, мало знакомых с современной биологией и слабо разбирающихся в огромной массе научных фактов, накопленных самыми разными областями науки – начиная с геологии и физики и кончая генетикой и молекулярной биологией. Сейчас существует очень много как косвенных, так и прямых доказательств самых разных механизмов эволюции, и учёные давно уже фокусируются на деталях этого сложного процесса. Недавно я проводил собственные исследования на знаменитых вьюрках, обитающих на Галапагосских островах в Тихом океане, – тех самых, клювы которых заставили молодого Чарльза Дарвина во время его кругосветной экспедиции на "Бигле" задуматься над изменяемостью видов. Что и привело его к теории эволюции. В результате работы над этими замечательными птицами мы нашли и опубликовали точные механизмы изменения работы определённых генов, объясняющие эволюцию клювов самых разных форм у вьюрков (например, в зависимости от адаптации к различным источникам еды).
Завершу свой пассаж словами знаменитого генетика Феодосия Добжанского (СССР/США), который в своё время прямо заявил: "Nothing in biology makes sense except in the light of evolution” (“Ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции”). Я подписываюсь под каждым его словом.
– Сегодня в Казахстане делают такой упор на развитие науки, чтобы заманить ведущих учёных со всего мира в Астану. Если вам предложат здесь работу, вы согласитесь вернуться?
– Трудно сказать. Насколько я понимаю, в Казахстане сейчас акцентируют внимание в основном на прикладных науках. А мне очень интересны и дороги также и чисто фундаментальные исследования, которые сложно продвигать не только в Казахстане, но и вообще за пределами главных мировых центров науки, одним из которых является Бостон. Очень многие наши исследования основаны на совместной деятельности учёных – лидеров в своих областях: тут и "прикладные" математики из департамента физики Гарвардского университета через улицу от нас, и биохимики из Калифорнии, и биомеханики из Франции. Такое сложно организовать за пределами этой научной системы. Но я с удовольствием помогу реорганизации нашей науки своим опытом и участием в программах, которые, как я знаю, сейчас запускаются нашим (казахстанским. – Ред.) правительством.
Источник: Алмас Байжигитов, фото из архива Архата Абжанова, газета "Экспресс К"