– Что предопределило ваш путь к академической музыке?
– С шести лет я начал заниматься музыкой по настоянию мамы. Мои родители не имеют к искусству никакого отношения: отец всю жизнь проработал на шахте, мама была врачом. Я полюбил классику благодаря творениям таких гениальных композиторов, как Пуччини, Бетховен, Рахманинов, Вивальди, Бах, Моцарт… Среди музыкальных гениев ближе всех к Богу был Моцарт. Нормальному человеку не хватит ста лет, чтобы написать то, что создал он за 35 лет своей жизни. Музыка рождалась в его сознании мгновенно, без помарок нотами ложась на бумагу.
– Почему выбрали именно дирижерскую стезю?
– Плох солдат, не мечтающий стать генералом, как и тот музыкант, не желающий быть дирижером. После окончания музыкальной школы я поступил на специальность “Хоровое дирижирование”. Соприкоснувшись с этой профессией однажды, невозможно уйти от нее. Конечно, есть свои сложности. Дирижер может заниматься с оркестром максимум два раза в день в определенное время. В отличие, например, от скрипача, который может взяться за скрипку в любое время суток. Но дирижерская палочка рождает музыку именно в тех красках, в каких ее вижу я.
– То есть дирижер имеет право на редакторскую деятельность?
– Отчасти дирижирование – это режиссура. К примеру, мы ставили казахскую хоровую музыку. Все произведения, написанные в 20–40-е годы, я подредактировал: сменил темпы, динамические и смысловые оттенки. Музыка тех времен – одна, а слушатель теперь другой, поэтому приходится адаптироваться под него. Чисто хоровым пением не возьмешь, нужно брать какими-то новыми красками. Конечно, мы не беремся редактировать Пуччини или Бетховена, эта музыка вечна.
– Как за рубежом воспринимают казахскую хоровую музыку?
– Не преувеличу, сказав, что для европейцев наша музыка – в высшей степени экзотика! Это же причудливое сплетение восточных и западных мотивов! Узбекская, таджикская, уйгурская музыка – это определенно Восток. А мелодии “Бір бала”, “Қосми Қорлан” совмещают в себе не только черты восточного звучания, но и западного. Мой близкий друг Алан Бурибаев рассказывал, что немецкие музыканты были просто счастливы играть оперу “Абай”. Ее поставили в Лейпциге на немецком языке, чтобы адаптировать под их зрителей. Они оценили ее именно как европейскую, а не восточную. Еще Римский-Корсаков, впервые услышав кюи Курмангазы, сказал: “Если этому человеку дать музыкальное образование, он стал бы великим композитором”. А дирижер Артуро Тосканини много лет добивался постановки оперы Мухана Толебаева, правда, она так и не была поставлена.
– Чувствуете ли вы публику, стоя спиной к зрителям?
– Да! Дыхание зала улавливается не только через аплодисменты, но и во время концерта. Могу сказать, что на Западе нас слушают с таким же интересом, как мы в своей стране Плетнева или Мацуева. А на конкурсе церковной музыки в Польше для зрителей стало откровением, что православную музыку исполняют казахи, дважды завоевавшие Гран-при фестиваля.
– То есть музыка не имеет границ...
– Именно так. Спустя пять лет на конкурсе церковной музыки, где выступали все лауреаты последнего десятилетия, мы повторили результат. В прошлом году, сидя в концертном зале уже как член жюри этого конкурса, я поймал себя на мысли, что являюсь единственным мусульманином в зале, да еще и оценивающим православную музыку.
– Ваш коллектив стал лучшим хором на Китайском международном фестивале в прошлом году...
– Это была отличная школа для нас. Конечно, амбициозно было предполагать победу в конкурсе, где собрались лучшие оркестры 166 стран, но мы ехали именно за первым местом. Правда, послушав, как звучат китайские коллективы, я даже чуть испугался. Дисциплина у них сумасшедшая, продуманно и профессионально поставлено буквально все: от музыки до костюмов. На выступление давалось всего десять минут, за которые требовалось продемонстировать все мастерство. Мы успели представить лишь три произведения.
– В свете успехов вашего камерного хора можно ли говорить о высоком уровне казахстанского хорового искусства?
– Я считаю, что мы находимся на достаточно высоком уровне. Многие отечественные музыканты играют или солируют в зарубежных оркестрах. А такие имена, как Ермек Серкебаев, Бибигуль Тулегенова, Нуржамал Усенбаева, Майра Мухамедкызы, сделали Казахстан узнаваемым в мире музыки. А Айман Мусаходжаева – скрипачка, каких в мире – единицы.
– Как вы оцениваете современного зрителя? Нет ли опасения, что эстрадная музыка перетянет классику?
– Конечно, классическую музыку нельзя отнести к массовому искусству, это пласт высокой культуры, это изыск. Она обладает более мощными магическими свойствами, чем эстрадная музыка. После напряженного рабочего дня я включаю любимые симфонии Рахманинова или Пуччини, и замечаю, что это дает силы, помогает привести в порядок мысли. Увертюры и симфонии Бетховена, наоборот, очень драматичны и способны вызвать агрессию. Как говорил Шостакович, “любителями и знатоками музыки не рождаются, а становятся”. Чтобы постичь всю красоту классической музыки, нужно просто чаще ее слушать. И тогда вы поймете, что не полюбить ее просто невозможно…
Астана