Кашу кушай, сказку слушай

Напомним, что два года назад наша газета проводила конкурс среди читателей (“Наши шаман и батыр”, “Караван” от 28 мая 2010 года) на участие в этой картине. И вот дождались. Как признают на “Казахфильме”, как минимум 20 лет в стране не снимали сказки. Да и вообще впервые попробовали жанр фэнтези. Примечательно, что в таком объеме компьютерной графики (на ее создание ушло полтора года) раньше просто не было. В фильм включено около 50 тенгрианских мифов, а главные герои – обычные мальчишки (их сыграли Алишер Хаиров и Куан Лекеров) – увлечены чтением сказочной книги, которая вводит их во владения лесных духов и бога подземного мира Эрлика… Понравилась современная Мэри Поппинс – актриса Жанна Куанышева, она и отметила, что последняя казахстанская сказка, в которой ей доводилось играть, была снята в 1984 году – это “Бойся, враг, девятого сына”.

– Для тебя тенгрианство – это больше религия или философия?

– И то и другое. Его просто забыли. Главная проблема в том, что тенгрианство не передается в письменном варианте. У него нет своей Библии или Корана, каждый человек предоставлен сам себе в тенгрианстве. Его главное плечо, на которое можно опереться, – это природа. В этом есть особенность тенгрианской мифологии, она открыта ко всему – и к исламу, и к христианству, и к католичеству. Если у нас есть религия, то у нас должна быть и какая-то философия, определяющая отношение к ней. Не все сейчас могут объяснить свое отношение к религии, обществу, семье. Но при этом я никак не претендую на то, что этот фильм что-то кардинально изменит или будет к чему-то призывать.

– Твой личный мессидж в картине?

– Нужно мечтать и верить в чудо. Если веришь во что-то, то должен сам это реализовывать. Это объединяющий фактор всех человеческих ценностей, если ты хочешь, чтобы что-то произошло, нужно это делать самому. Думаю, это должно быть понятно детям.

– Будешь теперь себя позиционировать как детский режиссер? Ты ведь еще недавно снял детский сериал “Санжар и Кайсар”…

– Я бы не хотел, чтобы меня так позиционировали. Хотя в каком-то смысле Гайдай – тоже детский режиссер. Я сам его смотрел в детстве, и сейчас больше дети его смотрят, чем взрослые. В этом, с одной стороны, нет ничего плохого, потому что аудитория формируется вместе с твоими фильмами, и в будущем им легче рассказывать более сложные истории, к которым нынешняя взрослая аудитория не готова. С другой стороны, мне бы хотелось снять более цельное, глубокое кино… Но пока ко мне приходят идеи, которые нравятся детям. Наверное, потому, что я еще ребенок внутри.

– История написана тобой, она о двух братьях. Знаю, что у тебя есть младший брат. Сколько в фильме от ваших личных взаимоотношений?

– Очень мало общего между этими историями и нашими отношениями, у нас они намного проще. А потом, я с детства все вижу нереально, всегда преувеличиваю и довожу до крайности. Если было пять человек, говорю, что их было двадцать… Я обращаюсь к теме семьи, чтобы сблизиться со зрителем. В американских фильмах всегда показывают, какая семья у главного персонажа. Семья – это то, что наиболее близко человеку, и это многое оправдывает в поведении персонажа.

– Тогда что американского ты привнес в свою картину?

– Веру в то, что твоя мечта осуществится. Американцы – большие мечтатели, на этом основана их жизнь. Моим американским друзьям по 30 лет, а они абсолютно наивные. Я тоже, как ребенок, верил, что на тот момент было нереальным – например, найти за два месяца графистов, собрать команду. Если сейчас я буду что-то начинать, то у меня возникнет больше сомнений. А тогда было просто – вперед. Нужны детское рвение, какая-то дерзость, чтобы все получилось.