– Мне кажется, вас знает едва ли не каждый третий алматинец, хоть раз побывавший в 5-й горбольнице? – задаю вопрос доктору.
– Знают-то знают, но только по глазам, – отвечает Абайдулла Мухитдинович. – Ведь в клинике для пациентов, находящихся в экстремальной ситуации, мы все на одно лицо: в медицинских колпаках и белых халатах. А вот на улице меня часто задумчиво спрашивают: “Мне кажется, я где-то вас видел!..”.
– Как получилось, что мальчик из далекого села Курам Енбекшиказахского района стал одним из ведущих хирургов Казахстана?
– Поначалу быть врачом я не мечтал. Любил лишь ботанику, зоологию, биологию. Оно и понятно, мы жили на природе, в окружении лугов, полей, пастбищ. Вокруг табуны лошадей, стада коров, овец и вольная жизнь. Но когда я был еще ребенком, сильно заболела моя сестренка. Диагноза я не знаю, но видел, как вокруг нее день и ночь суетились и колдовали врачи. Они вкладывали все силы в ее лечение и спасли. Для меня это было как волшебство. Тогда, наверное, в моем подсознании и возникла мысль лечить людей.
Тем не менее после окончания школы я мечтал поступить на биологический факультет МГУ или в Тимирязевскую академию. Год готовился, но… Москва – это далековато, дороговато и страшновато для крестьянского парня, сына простого дехканина. Поступил в Алматинский государственный медицинский институт. Так материализовались мысли из моего детства.
В институте увлекся хирургией на объединенном факультете “Хирургия – стоматология”. А специализация у нас проходила в 5-й городской челюстно-лицевой больнице.
Мы, студенты, наблюдали там множество пациентов с врожденными патологиями лица, а также после травм и всяких заболеваний. И видели, как врачи исправляли эти дефекты.
Конечно, мне захотелось так же помогать людям обретать себя и свое лицо заново! Работал там поначалу медбратом, потом остался в том же отделении и занялся наукой. И все 44 года моей хирургической практики связаны с этой клиникой.
– Какие проблемы пациентов вам приходилось исправлять?
– Любые врожденные пороки развития. Один из самых часто встречающихся – незаращение верхней губы, твердого и мягкого нёба, в народе это называют “заячья губа”. Среди других – так называемая “волчья пасть”, недоразвитие ушной раковины, носа, масса патологий, связанных с какими-то опухолевыми процессами. И понятно, что их исправление всегда было у нас в приоритете по сравнению с обычной косметической пластикой. Ведь от этого зависят жизненно важные функции организма. Например, если из-за деформаций черепа и лица человек не может есть, жевать, дышать носом, это относится к функциональным нарушениям. Им предназначена первая наша помощь. В мире был такой интересный случай, когда человек в детстве перенес операцию по исправлению незаращения верхнего нёба, а потом сам стал известным пластическим хирургом.
А чисто косметические операции – это добровольно. Бывают моменты, когда люди просят изменить форму носа, сделать круговую подтяжку лица, убрать морщины, провести пластику верхнего или нижнего века, часто мы отговариваем от таких операций. Например, в молодом возрасте, когда тургор мышц лица сохранен, пластику лучше не делать, потому что через какое-то время мышцы возвратятся в свой прежний тонус, и всё может ухудшиться.
– Изменение лица – психологически серьезная вещь?
– Естественно, операции на лице стоит проводить, 100 раз подумав, потому что они могут привести и к психологическим нарушениям. Хорошо, если получится, а если не срастется? Даже если всё пройдет удачно… Вот влюбляются друг в друга женщины и мужчины. И потом идентифицируют свою любовь именно с этим лицом. Молодые, надо не надо, начинают убирать веки, изменять форму носа, естественно, человек становится другим.
Был случай, когда молодая девушка сделала себе подтяжку лица, и операция прошла очень удачно, но муж ушел от нее из-за того, что она изменила свою внешность.
И супруги расторгли брак. Такое тоже бывает.
“Золотой скальпель” – это ответственность
– Я знаю, что ваше имя вошло в энциклопедию “Золотой фонд ученых Казахстана” и вы обладатель звания “Золотой скальпель” за разработку и внедрение новейших хирургических методов. Какие у вас изобретения?
– У меня 14 патентов на изобретения. Это всё то, что мы применяли и применяем на практике. Среди них, к примеру, компрессионно-дистракционный метод для соединения и сращения переломов. Это разновидность аппарата Илизарова, только он свои аппараты делал для трубчатых костей, а мы используем при челюстно-лицевых патологиях, при дефектах нижней челюсти.
Есть патент на препараты для заполнения дефектов полости костей, после удаления костных опухолей, которые мы разработали сами. Сейчас в мире таких костных заполнителей стало много. Но наш мы разработали еще в 90-е годы, в самое тяжелое время, когда не могли даже внедрить это изобретение в производство и изготавливали для нужд клиники вручную.
– А чем отличается современный костный наполнитель от того, который готовили вы?
– Его состав несколько модифицирован и название другое, но основа та же.
– Вы 44 года живете в Алматы, бываете в родных краях?
– Конечно, часто в свободное время езжу туда подышать родным воздухом, походить по улицам. Там живут мои родственники, мои братья. Это в 110 километрах от Алматы, в сторону Шелека.
– Как встречают земляки?
– Даже не они нас, а мы их сами встречаем с удовольствием. Оказываем посильную помощь. Вы же знаете, какое состояние сейчас на селе. Я езжу туда со своими коллегами-врачами. На добровольных началах проводим консультации, делаем в школах медосмотры детей, дарим книги. Вот буквально пару дней назад со спонсорами возили в соседнее село книги, интерактивные доски, компьютеры, потому что образование в сельской местности сейчас страдает. А для меня и соседние села тоже родные. Я ведь еще являюсь заместителем председателя Республиканского уйгурского этнокультурного центра и председателем его алматинского филиала. Так что это еще и моя общественная работа.
– Сколько жителей сейчас в вашем селе?
– От 3 до 5 тысяч человек. Раньше было в два-три раза больше. Большой был совхоз. А потом многие в поисках работы стали уезжать в город. Подобная же картина в других селах. Слава богу, в последние годы условия меняются, понемногу молодежь возвращается. Берут в аренду землю и начинают выращивать овощи, фрукты, появились новые сады. Государство какие-то субсидии выдает.
Самая большая награда
– Когда вы проводите сложные операции, сколько часов вам приходится стоять за операционным столом?
– Не думаю, что операции можно делить на сложные и не очень. Это всегда вмешательство в организм. Бывает, что на замену маленького кусочка ткани глубоко в челюсти тратится от 2 до 4 часов.
– А приходилось ли вам после каких-то чрезвычайных происшествий собирать лицо человека, как говорится, по частям?
– Очень часто! Это наша обыденность. До сих пор помню времена, особенно 90-е годы, когда происходили драки, как итог – огнестрельные ранения. Ночью привозят, то полчелюсти нет, то пуля где-то застряла в черепе или под глазницей, то глаз выбили. Но этого было так много, что стало нашей рутинной работой.
– Опишите самую запомнившуюся историю излечения.
– Расскажу о первой моей удачной операции, когда я молодым врачом только начал свою практику. Был у нас семейный друг. Дома он разгружал с машины оконные стекла. Поднял одно, не удержал, оно упало ему на лицо и отрезало кончик носа. Он прибежал ко мне: “Абайдулла, помоги!”. И в руке держит этот кончик носа. Я быстренько на машине привез его к нам в отделение, промыли оторванную деталь, пришили – и, знаете, так хорошо прижилось! Просто прекрасно! С тех пор мы с ним стали близкими друзьями. Когда я увидел такой результат, это меня вдохновило. Это незабываемо! Потом мой друг еще долго благодарил меня за спасенный кончик его носа.
– Чему вас научила жизнь, что вы хотели бы передать потомкам?
– Хотел бы сказать тем, кто хочет стать врачом: если нет призвания, лучше в медицину не идти! В нашей отрасли случайных людей быть не должно. Случайные люди в медицине – преступление, потому что это связано с жизнью человека. Конечно, рано или поздно они и сами уходят. В 90-е годы так много врачей и учителей пошли торговать на барахолки из-за низкой зарплаты. Работать остались лишь самые преданные.
– Как считаете, почему в развитых странах медики получают наивысший уровень оплаты за свой труд по сравнению с другими профессиями?
– Думаю, та страна, которая хорошо платит врачам, учителям и военным, имеет будущее. Если мы не будем достойно платить учителям – у нас будет плохое образование. Если будем плохо оплачивать труд врачей – они уйдут из медицины или будут плохо лечить. Из плохого ученика никогда не вырастет хороший специалист, врач, педагог, инженер. А у военных, которые охраняют нашу страну, не должна болеть голова о зарплате и благосостоянии их семей. Они должны защищать родину. Я так думаю.
– У вас столько государственных и профессиональных наград. Есть та, которая вам дороже всего?
– Самая большая награда – когда мои пациенты говорят: “Спасибо, доктор, вы мне очень помогли!”.
АЛМАТЫ