– Раньше догадывался, что работать тренером тяжелее, чем играть самому, но чтобы настолько, – начинает разговор трехкратный чемпион России и двукратный чемпион Голландии, участник двух чемпионатов мира и экс-чемпион мира среди юниоров Юрий НИКИФОРОВ. – Все-таки когда ты футболист, то потренировался, отыграл и можешь отдыхать – свою работу выполнил. Тренеру же нужно еще раз просмотреть игру, проанализировать ее, сделать выводы. На нем лежит больше ответственности, хотя, конечно, результат на поле делают футболисты. Они – главное звено.
– Между вашим последним матчем в качестве игрока и поступлением в Высшую школу тренеров прошло десять лет. Чем занимались все это время?
– Полтора-два года вообще не хотел видеть футбол, настолько он мне надоел. Не смотрел даже Лигу чемпионов. Занимался бизнесом, другими делами. Что-то получалось, что-то нет. Но потихоньку футбол начал звать назад. Витя Онопко говорил: “Не сможешь вернуться в футбол, если не пойдешь учиться”. Но чтобы получить тренерскую лицензию “А”, надо сначала получить “С”, а затем “В”. Для этого нужно было часто летать из Испании, где жил, в Москву, проводить там много времени. Это меня сдерживало. Потом сказали, что набирается группа по ускоренному курсу для лицензии “А”. У УЕФА есть практика формировать такие группы из бывших игроков сборных. Так попал на учебу. Знания получали с десяти утра до пяти вечера, поток информации был просто сумасшедший. Хоть и поиграл на высоком уровне, но встречались нюансы, которых я не знал.
– Например?
– Нет такого понятия, как контратака.
– А что есть?
– Ответная атака. Так объяснили преподаватели. Хотя для меня это спорный момент.
– Некоторые футболисты готовят себя к тренерской карьере, записывая за своими наставниками различные упражнения…
– Это не про меня. Я предполагал, что стану тренером, но огромного желания не было.
– У кого из тренеров вы взяли бы больше остальных?
– У всех понемногу. В одесском “Черноморце” поработал с Виктором Прокопенко, в киевском “Динамо” при Валерии Лобановском подпускали к тренировкам с основным составом. Потом были Олег Романцев, Павел Садырин, Бобби Робсон. У каждого тренера свое видение игры.
– А ваше видение с кем из них совпадает?
– Мне, наверное, больше присущ футбол, в который играли московский “Спартак” и голландский ПСВ, – атакующий, комбинационный, через пас.
– Были упражнения, которые вы не понимали, для чего они нужны?
– После перехода из “Спартака” в испанский “Спортинг Хихон” не понимал, почему два дня после матча мы на тренировках просто бегали, а мяч нам давали лишь в среду-четверг. Даже психовал по этому поводу, мне хотелось вернуться назад, в Москву.
– Для лучшего бомбардира юниорского чемпионата мира наверняка открывались большие перспективы…
– Во-первых, “Золотую бутсу” тогда получил не я (ее отдали Муссе Траоре из сборной Кот-д`Ивуара, забившему, как и Никифоров, 5 мячей. – Прим. ред.). Во-вторых, если говорить о поступившем предложении, то оно было в виде повестки в армию. Тогда всех, кого хотел, забирал ЦСКА. Я же жил в Украине, Одессе, и ехать в Москву не собирался. После чемпионата мира нас с Серегой Беженаром и Олежкой Матвеевым забрало киевское “Динамо” и несколько дней прятало на съемной квартире. В ЦСКА знали, что мы в Киеве, но не могли нас вычислить. Однажды глубокой ночью нас вывезли на поезде в какую-то часть КНБ под Львовом, где мы приняли присягу, став полноценными игроками “Динамо”. Но тот человек, который увел нас из-под носа ЦСКА, был потом то ли уволен, то ли понижен в звании. Выходит, он пострадал из-за нас. Вспоминая ту историю, всякий раз в мыслях прошу у него прощения.
– В ЦСКА тогда формировался состав, который выстрелил в 1990-м, выиграв серебро чемпионата СССР. Вы же с “Черноморцем” заняли только девятое место…
– Зато через год стали четвертыми. А заиграл бы я в ЦСКА, еще неизвестно.
– Лобановский в Киеве так и не дал шанса…
– В “Динамо” были игроки выше уровнем, чем я: Протасов, Беланов… Какой там Никифоров? Потом пришли Олег Саленко, Сережа Юран.
– Почему уходя из “Черноморца” в 1993 году, не вернулись в киевское “Динамо”?
– У меня родилась дочь, а в Киеве еще ощущались последствия Чернобыля. Теща – бывший медик, на семейном совете сказала, что туда лучше не ехать. Особенно с маленьким ребенком. “Спартака” тогда еще не было на горизонте.
– А что было?
– Московское “Динамо”. В Одессу приезжали двое его представителей, разговаривали со мной и Цымбаларем. Мы дали добро, но через два-три дня приехали из “Спартака”. Я сразу поменял решение, поговорил с Илюшкой (Цымбаларем. – Прим. ред.), – царствие ему небесное – и мы поехали в “Спартак”.
– Какой его аргумент перевесил?
– “Спартак” на пару с киевским “Динамо” был тогда лучшим клубом СССР. Я посчитал: если хочу прогрессировать, должен идти в “Спартак”. В московском “Динамо”, когда об этом узнали, сказали: “Даем вам в два раза больше, чем предлагает “Спартак!”. Но он нам ничего, кроме квартиры, не обещал.
– После какого матча не засыпали дольше всего?
– Я вообще после игр долго не мог заснуть, часов до четырех смотрел фильмы. В моей карьере было не так уж много обидных поражений. Пожалуй, только отъезд в Хихон… можно назвать ошибкой. Но через это испытание судьбой, видимо, тоже надо было пройти. Не было бы Испании, не оказался бы потом в Голландии.
– Вы фаталист?
– Наверное, нет. Хотя… Может быть, и да.
– Как расстались со “Спартаком”?
– Вызвал Романцев, сказал, что надо уезжать. Вот, говорит, представители “Спортинга” хотят тебя видеть в своей команде. Про испанцев был уже в курсе. Мне объявили, какие деньги будут платить, спросили, согласен ли...
– Почему Олег Романцев сказал, что “пора”?
– Не знаю.
– Выбор, куда ехать, был?
– Конкретно только из Хихона… После чемпионата Европы 1996 года мог оказаться в итальянском “Перудже”, но, насколько мне известно, клубы не договорились о сумме трансфера.
– Когда в ответном четвертьфинале Лиги чемпионов-96 с “Нантом” вы забили второй мяч и сравняли счет по сумме двух игр…
– Думал, что пройдем французов. Сохрани костяк той команды, что вышла из группы, выиграв все шесть матчей, “Нант” бы обыграли без вопросов. Но как сохранить? Витя (Онопко. – Прим. ред.) уехал за границу, там ему пообещали хороший контракт. Кульков, Юран и Черчесов были у нас в аренде. К сожалению, она закончилась.
– В Эйндховен вас звал Робсон?
– Не могу ответить на этот вопрос. Если Робсон шел в ПСВ, то ему наверняка говорили, каких футболистов будут покупать.
– Как с ним работалось?
– Хорошо. Очень порядочный человек. Грех жаловаться.
– Сменивший его Эрик Геретс – другой?
– Как тренер – хороший, как человек – чуть похуже, скажем так. Он разделил ребят на своих и не своих. Это повлияло на обстановку в коллективе. Геретс – конфликтный человек. На меня он не рассчитывал, привел своих игроков. Тот, кого привезли на мою позицию, начинал сезон. Но потом я отобрал у него место в составе.
– С чего начался конфликт с Геретсом?
– Шел последний год контракта с ПСВ. У меня было другое предложение, но я хотел остаться в Эйндховене. Мы с семьей купили там дом, появились друзья, да и команда была хорошая, постоянно играла в Лиге чемпионов. Руководство клуба было не против меня оставить. Мы неудачно начали сезон и с продлением контракта стали затягивать. Первое время Геретс нас защищал, но потом все перешло на личности.
– Как на горизонте появилась Япония?
– В Голландии из ПСВ ушел в “Валвейк”. Это была совсем другая команда. Последний матч сезона, после игры сел в раздевалке, повесил голову. Подходит тренер Желько Петрович, спрашивает: “Что случилось?”. Говорю: “Устал. Не хочу больше играть в Голландии. Хочу уехать, все равно куда”. Начал объяснять почему. Главная причина – уровень команды низкий, а я не люблю проигрывать. Через два дня Петрович спрашивает: “В Японию поедешь?” – “Поеду” – “Я тебе серьезно говорю” – “А я серьезно отвечаю”.
– Чем удивила Япония?
– Порядочностью. Если сказали с утра, что что-то будет вечером, значит, будет вечером. Если вечером сказали, что будет ночью, значит, будет ночью. Удивили болельщики. Я таких нигде не видел. За нашей командой “Урава Ред Даймондз” по 20 тысяч человек ездили.
– Вы славились сильным дальним ударом. Кто бил еще сильнее?
– Самый мощный удар был у Роберто Карлоса. Без вариантов.