Шокирующее заявление было произнесено усталым, будничным голосом…
На днях в квартире нашего журналиста зазвонил телефон. Никто не мог предполагать, что наша публикация о легендарной банде “Черная кошка” вызовет такой неожиданный отклик.
– Здравствуйте, это вы писали интервью с сотрудником МУРа? Даже не знаю, как сказать… Я – сын бандита из “Черной кошки”.
Собеседник выдавил эти слова из себя, словно сознался в постыдном и мерзком поступке. Через неделю после звонка он приехал в Астану.
Мухтар (Михаил) Ибрагимов – заслуженный работник железнодорожной отрасли. Ему 68 лет. Дети давно обзавелись семьями. Растут внуки. Жизнь сложилась. Но душу бередит глубокая рана.
В беседе он экономил слова, будто взвешивал их на весах:
– Мы всегда жили бедно. Родители были рабочими-путейцами. Сколько себя помню: мерзлая хата-саманка на отшибе поселка. Коптящая печь, тусклый свет керосинки по вечерам. На ужин картошка в мундире с луком и солью, одна на троих детей кровать. Вся страна так жила, в голоде и нищете.
Отец казался человеком строгим, хотя не помню, чтобы он на кого-то повысил голос или поднял руку. Мама тоже работала на железной дороге. Первый муж мамы, как и она, казах по национальности, погиб на фронте. От него остались моя сестра и брат. Я был третьим.
Самый страшный день
– Но как вы узнали, что отец был…
– Бандитом? Это тяжело вспоминать… В тот день мама убежала на ночное дежурство. Отец еще не пришел с работы. Мы сидели втроем, когда нагрянули гости. Я так и не понял, как они зашли. Ввалились гурьбой, вели себя развязно. Спросили только: “Отец где? На работе? Ну, мы его здесь подождем”. Вытащили из печи котелок с картошкой. Уселись за стол, стали водку пить. Когда в дверь постучали, “гости” мгновенно рассредоточились по квартире, двое встали по бокам у косяков. Когда отец вошел, за его спиной оказались двое. Один из гостей подошел к отцу и сказал: “Здравствуй, Иван. Должок за тобой. Рассчитаться пришли”. Отца вынудили сесть за стол, налили стакан…
Тут наш собеседник помрачнел и нервно закурил. Было заметно, что разговор дается ему с большим трудом.
– В тот момент я стоял спиной к печи, ее еще не топили – были первые дни сентября. Я был маленьким, отодвинул заслонку и залез. Так и сидел все время… Слышал, как гости стали бранить отца. Кто-то вскрикнул, упал, послышалась тяжелая возня. Один из незваных гостей крикнул отцу: “Не скажешь где, за щенков твоих возьмемся!”. Стали избивать брата, сестру… Мне до сих пор их крики ночами снятся…
Я лежал в печи, до крови закусив палец, чтобы не зареветь в голос. Видимо, мой брат умер первым. А сестра… Она не кричала, а по-звериному выла… Потом все стихло. Хлопнула входная дверь. Я вылез не сразу. А вышел – все кругом в крови. У брата вместо головы – сплошное месиво. Сестра словно распятая… Отец лежал рядом, на кровати, лицом вниз. Штаны спущены, из спины, где-то на уровне поясницы, сапожное шило торчит. Он им накануне мне ботинки зашивал… Отец был в сознании, но от боли пошевелиться не мог. Только шептал: “Там в углу, за верстаком, спрячь… Они снова придут…” Я бросился к соседям. Вызвали участкового, врачей…
Наш собеседник снова умолк. Пауза затягивалась, но тревожить его не хотелось. Комната наполнялась сизым табачным дымом.
– Мне потом рассказывали: милиция устроила засаду. Бандиты действительно вернулись. Меня привезли на опознание в линейное отделение милиции на железной дороге. Вчерашние “гости” выглядели уже по-другому: сидели, сгорбившись, глядя в пол. Дома был обыск. Помню, как милиционеры разворошили стену в отцовской клетушке, где он хранил инструменты. Нашли чугунок, доверху набитый золотыми монетами, украшениями. Там даже челюсть вставная была, вся из золота. Мама, помню, когда это увидела, в истерике забилась. Отца проклинала. Это ведь из-за этих денег и золота убили сестру и брата.
Отец стал мне чужим
– А что отец?
– Я долго не мог понять, что же все-таки произошло. Через день после похорон сестры и брата я пришел в школу. Одноклассники со мной не разговаривали, сторонились, словно я заразный. Как-то на перемене мы заговорили про войну, и я сказал, что мой отец брал Берлин. Но один из мальчишек – его отец в органах работал – резко оборвал меня: “Врешь ты все! Твой отец – вор!” Нас едва разняли. Я побежал к отцу в больницу. Хотел, чтобы он объяснил мне, что все не так и не вор он, а фронтовик и честный труженик…
К отцу меня долго не пускали. Потом сжалились. Помню, палата была внизу где-то, на уровне подвала. У дверей стояли солдаты с автоматами. Я вошел и… не узнал отца. Передо мною был абсолютно чужой, незнакомый человек. Бритый, ухоженный, волосы зачесаны назад, в красной шелковой рубашке, благоухая одеколоном, он полулежал на лакированной деревянной кровати. В руке был стакан чаю в ажурном подстаканнике. Увидев меня, отец воскликнул: “О! Мой постреленыш явился!”. Со снисходительной улыбкой он протянул мне плитку шоколада. Я отшатнулся от нее, словно он мне каракурта на ладошку положил…
– Что было дальше?
– Дальше? Маму пару раз вызывали в милицию. Был суд над бандитами. Но все это нас уже не касалось. Отец словно умер. Много позже мама вышла замуж. Отчим был человеком добрым и богобоязненным. Я взял его фамилию.
– А отец? Как сложилась его судьба?
– Лет двадцать назад, еще в советское время, я побывал в Москве на совещании работников Министерства путей сообщения СССР. После официального мероприятия мы решили отметить встречу. Пошли в ресторан. Вместе с нами был мужчина, занимавший руководящий пост в системе органов внутренних дел на транспорте. Уж не знаю, почему я ему открылся. Он внимательно выслушал мою историю. Я признался ему, что хотел бы узнать, за что же все-таки осудили отца и кто он был на самом деле. Мой знакомый спросил: “Ты уверен, что действительно хочешь это знать?” И через несколько дней провел в архив МВД СССР. Меня ввели в закрытую комнату без окон. Здесь были только стул, стол, а на столе лежала папка с документами.
Приговор без скидок
– Что там было?
– Приговор выездной коллегии Верховного Суда. Судя по тем документам, мой отец был вором и членом банды “Черная кошка”. В 1947 году милиция и чекисты накрыли его группу, которая занималась разбойными нападениями на квартиры и комиссионные магазины. Каким-то образом отцу удалось уйти с добычей. Он уехал в Алма-Ату, где несколько лет кряду скрывался и от милиции, и от бывших подельников. Но однажды не выдержал и с шиком гульнул. По чистой случайности за соседним столиком оказался его прежний знакомец, вернувшийся из лагеря по амнистии. Отца выследили и потребовали вернуть “общак”. Он уперся, и тогда подельники пробили ему шилом позвоночник, а потом на его глазах пытали детей – моих сестру и брата. Видимо, так велика была сила жадности: он не выдал места, где было спрятано награбленное добро. Отца приговорили к смертной казни.
– Даже на инвалидность скидку не сделали?
– Так ведь и он никого не щадил. В конце сороковых его судили, дали срок. Он бежал с лесосеки, убив охранника. Потом дружка зарезал за карточные долги. Так что на нем грехов много...
Али САЛБИЕВ