Петр Дранга – штучное явление на российской музыкальной сцене. Практически все, кто видел его живые выступления, были сражены энергетикой и работоспособностью, которым позавидовали бы многие так называемые популярные исполнители. Казалось, ну сидел бы со своим аккордеоном, давал концерты в филармониях – нет, полез в большой шоу-биз.
У Дранги все, как у настоящего поп-стара, – собственный лейбл, большая команда, сопровождающая в гастролях, даже охранник. И если он в ближайшее время не взорвет все центральные российские каналы, то только потому, что у тамошнего начальства реально что-то не так в головах.
Пока искушенные знатоки музыки уважают Дрангу за суперпрофессионализм, слабый пол тает, слушая и просто глядя на него. Девушки, чье воспитание и образование не дают фанатеть по Диме Билану, в случае с Петей могут позволить себе расслабиться – ведь кроме всех его исполнительских достижений он весьма хорош собой.
С сольными концертами Дранга объездил буквально всю Россию, но до Казахстана пока не добрался. Что ж, будем ждать, а пока познакомимся поближе с молодым виртуозом аккордеона.
И до Казахстана доберусь
– С вами сложно встретиться. Много концертируете?
– Да. Объездил всю страну, был и на Урале, и на Дальнем Востоке. Единственно жаль, что к вам в Казахстан еще не приехал с концертами...
– Надеюсь, что после этого интервью вас будут ждать много казахстанцев. Поговорим о вашем становлении. В течение второй половины 90-х годов вы постоянно становились победителем и лауреатом различных конкурсов и фестивалей. Что дали вам эти награды?
– Не награды, а подготовка, переживания, само состояние человека, которому хочется победить. Благодаря этому я приобрел прекрасную форму, хорошее знание музыки, культуру звукоизвлечения. Ведь когда ты готовишься к таким конкурсам, ты не должен думать во время исполнения о том, какую ноту каким пальцем играть, какие должны быть штрихи. Там это все должно быть безупречно. Я столкнулся с этим, когда мне было 10–12 лет. А что дают награды и регалии – глупый вопрос просто.
– Я имел в виду, что в шоу-бизнесе, где вы сейчас являетесь активным игроком, все эти профессиональные звания не так важны. То есть вам все равно приходилось доказывать все с нуля и приучать к аккордеону не профессионалов, а массовую публику.
– Публика, которую вы называете массовой, – самая справедливая. Потому что профессионалы в плане восприятия музыки не совсем объективны. А публика объективна. Потому что артист не может обмануть весь народ. И если говорить о профессионалах и массовой публике, то я на первый план ставлю народ. Это самый справедливый судья.
Бежал от тепличных условий
– Вы как-то говорили, что в начале карьеры аккордеон вас не очень кормил…
– В 13 лет я пошел работать по другой стезе. И при этом постоянно занимался, занимался и занимался. Меня тогда еще никто не знал, по телевидению не показывали. Потом, когда мне было лет 15, я появился на эстрадной сцене, начал выступать в каких-то совместных концертах, гастролировать. И профессия потихонечку стала меня кормить.
– Вы вроде даже из дома убегали…
– Ну да. Ушел, потому что мне нужно было начать самому работать. Я понимал, что невозможно проломить прочную стену родительской опеки, да и не стоило это делать – нужно было просто принять решение о самостоятельности. Родители никогда не отпустили бы меня ни на юг, ни работать в каких-то местах, ни ночевать в отдельных квартирах… Понимаете, тепличные условия постепенно превращают человека в овощ. Он радуется, что все под рукой, а потом понимает, что привык к этому. Я от этого бежал, а не от родителей.
– Слушая вашу историю, можно сделать вывод, что вы неутомимы. Вы что-то хотите кому-то доказать?
– Ни в коем случае. Доказывать вообще никому ничего не нужно. Когда я куда-то уезжаю, в этом проявляется мое желание жить. Гораздо легче сидеть дома и ничего не делать. А когда ты куда-то едешь зайцем, живешь в разных местах, то есть совершаешь, можно сказать, паломничество, скитание, это и есть проявление человеческой жизни. Когда человек двигается, он способен творить. И по сей день, когда у меня есть свободная минута, я обязательно куда-то еду. Еду отдыхать далеко и никогда не планирую этот отдых, потому что знаю, пока я такой бесшабашный – значит я живу.
– То есть вы легки на подъем?
– Очень. И дело не в том, что кому-то нужно что-то доказать, а в том, что, когда тебе жизнь дает возможность жить, это надо использовать.
Время покажет, кто проект, а кто – артист
– Глядя на современную поп-индустрию, не обидно, что столько лет получали профессиональное образование, репетировали, а многие артисты, кто сейчас, что называется, “рубит бабло”, едва ли знакомы с нотной грамотой?
– Я бы не сказал, что они едва знакомы с нотной грамотой. Это глубокое заблуждение тех, кто с ними напрямую не общался. Я не знаю, о каких фамилиях вы говорите, но большинство ребят, с которыми я работаю, – профессионалы. У меня есть студия “Дранга Мьюзик”, и зачастую мы принимаем участие в записи вокалистов, пишем им песни, делаем аранжировки. На самом деле очень многие артисты профессионально поют.
– Я понимаю. Но ведь есть проекты, которые очевидно…
– Ну, проекты, вы сами знаете, что это такое. Не хочу никого обижать, но мне неинтересно об этом говорить, потому что время расставляет все на свои места. Оно всегда скажет, кто есть проект, а кто есть артист.
– Когда вы замахнулись на сферу поп-музыки, насколько московская тусовка была готова пустить вас в этот круг?
– Дело в том, что я не поп-исполнитель и не классический. Скажем так, этот жанр появился и внедрился отдельно. Это не значит, что он вне тусовки и вне классики. Он занимает свою нишу, не вторгаясь ни в чье пространство. Поэтому прием был самый теплый. Я понимаю, о чем вы говорите, что молодых певцов принимают с натугой, не замечают или, наоборот, принимают очень радужно. Но в моем случае я протаптывал себе дорожку сам, я первопроходец, и мне не составляло труда в жанре аккордеонной музыки занять свое пространство.
– С кем-то из популярных артистов вам удалось подружиться, наладить теплые отношения?
– Евгений Миронов, Александра Пахмутова, София Ротару, Надежда Бабкина… Их много. Не хочу обидеть тех, кого не назову.
“Танцы на льду” – трехмесячный отдых
– А если вернуться к публике. Легко ли она приучается к инструментальной музыке?
– Публика реагирует оживленно, с большим интересом. И я понимаю, почему. Потому что людям интересно все новое. На своих концертах я вижу меломанов, которые достаточно знают о музыке, молодых девушек, взрослые семейные пары. Очень часто приводят на концерт маленьких детей, практически грудных. А приучать, наверное, нужно к Вагнеру. Просто сейчас другой век, другая музыка. У нас есть база, есть свои гении, которые написали большое количество отличной музыки, можно сказать, лучшей в мире. Тот же Петр Ильич Чайковский, мой любимый композитор. Но жизнь идет, века сменяются, музыка становится более ритмичной.
– Я так понял, клипов у вас еще нет?
– Нет еще.
– А как же вас начали узнавать, приглашать по всей стране?
– Увидели по телевидению.
– В каких программах?
– В разных. По федеральным каналам, по “России”, например. Увидели, стали приглашать на концерты. Сначала это были пробные выступления по отделению. А потом очень быстро, через месяц-полтора, я выступил с аншлагом на сольном концерте в Екатеринбурге. После этого мы стали ездить в туры по России. И делать то, к чему стремились, то есть дарить народу позитив и разные хорошие эмоции.
– Кстати, говоря о телевидении и о шоу “Танцы на льду”. Что для вас в нем было самым важным?
– Смена профессии. Знаете, как психологи рекомендуют сменять род деятельности раз в восемь лет. И на самом деле большое спасибо “Танцам на льду” за то, что я сразу же после выхода проекта написал альбом. Потому что я отдохнул, был полон сил и здорово окунулся с головой в свою музыку.
Охранники есть у всех, а говорят про меня
– Как вы себя ощущали в момент выхода альбома?
– Когда я выпускал альбом, уже точно знал, каким он будет. Программу, которая в него входила, я уже обыграл на концертах и понимал, что лучше всего ляжет в пластинку “23”. Люди ее ждали, я об этом знаю.
Что касается моих чувств, прежде всего это была радость, потому что на диске только две заимствованные мелодии. Это чардаш Монти и танец гаучо. Остальные десять – мои авторские. Я занимаюсь композицией достаточно давно и кроме собственного материала также пишу симфоническую музыку для кино.
– Из чего строится ваш обычный концертный репертуар?
– Сейчас процентов на семьдесят – это мои авторские произведения. В остальном какие-то известные шлягеры, классические темы. Я долгое время играл Паганиниану, Концертштюк Вебера, сейчас играю “Калину красную” и так далее. То есть произведения, которые известны во всем мире и которые я трактую по-своему.
– Насколько я понял, у вас есть целый штат работников. В молодости могли бы подумать, что у вас будет специальный человек, который, к примеру, будет носить ваш аккордеон?
– Нет, наверное (смеется). Я и сейчас молодой, мне 25 лет всего. То, что я буду писать музыку, я знал, а о каких-то бытовых приспособлениях особо не задумывался.
– Говорят, что по залу с вами ходит охранник. Это правда?
– Я не знаю, почему так говорят именно про меня, ведь охранники есть у всех. На самом деле это люди, которые больше охраняют даже не тебя от публики, которая пришла на концерт, а просто от некоего безумного движения, которое может испортить весь концерт и испортить другим настроение. Часто было такое, что дергают за руки, пытаются сыграть на моем инструменте. И человек следит, чтобы этого не было, вот и все.
Артем КРЫЛОВ, Москва–Алматы