Вернуться к событиям полувековой давности Геннадия Завьялова заставила обострившаяся в последнее время угроза новой холодной войны. В СМИ появились публикации, будто в свое время размещение советских частей на острове Свободы было авантюрой. Восточноказахстанец убежден – подобные конъюнктурные оценки недопустимы:
– Нам говорили, что группировка на Кубе насчитывала около 100 тысяч, из них 50 тысяч – советская. Даже неспециалисту ясно: перебросить такое войско через океан в полной секретности из Восточного полушария в Западное стоило невероятных организационных усилий.
В 1962-м у 23-летнего сержанта Завьялова шел третий год службы в войсках противовоздушной обороны (ПВО). До дембеля – считанные месяцы. Он готовился к поступлению в военное летное училище, которое располагалось рядом с его же частью в Волгограде, занимался на курсах и тренажерах. Но с начала лета солдаты стали замечать: на территории военчасти почти не осталось гражданских, с посторонними в приказном порядке запретили любые контакты. Солдат перестали отпускать в увольнение. Двоих рядовых, которых поймали в самоволке, сразу перевели в другую часть. Опытные офицеры вполголоса говорили: “Видно, предстоит дальний поход”.
– Однажды ночью команда: “Рота, подъем!”, – рассказал Геннадий Григорьевич. – Привезли на железную дорогу, погрузили в крытые вагоны, и весь путь миновал практически без остановок. Мы даже не могли определить, в каком направлении движемся. Запомнилось, как около полудня состав остановился на маленькой станции, к которой примыкал сад. Женщины собирают в корзины фрукты. На станционном домике название: “Снегуривка”, значит, мы на Украине. И тут женщины увидели нас, побежали к вагонам, протягивают лукошки с фруктами: “Солдатики, берите”. Говор и украинский, и русский. Война еще не стерлась из памяти людей, и к солдатам относились, как к сыновьям. Некоторые называют фамилии своих родных, вдруг они в этом составе? Когда поезд тронулся, кто-то из бойцов спросил: “Какая станция дальше?”. И сквозь стук колес донеслось: “Николаев”. Мы поняли: нас везут в порт.
Наутро, по воспоминаниям Геннадия Завьялова, привезли на какую-то складскую базу, заставили раздеться донага. Вместо солдатской формы выдали два комплекта нижнего белья, две рубашки, костюм, туфли, носки. Все – гражданское. При себе никаких документов, ни клочка бумаги. Каждому назвали только его порядковый номер:
– У меня был 358-й номер. Только переоделись – сразу в порт. Его от города отделяли железнодорожные пути, они все были забиты составами – чтобы со стороны никто не мог видеть, что происходит на пирсе. Там стоял сухогруз “Усть-Лабинск” – гигантское серо-коричневое судно.
Техника уже была на судне, батальон разместили в твиндеке – отсеке между трюмом и палубой. Все делалось в темпе, солдатами заполнили все ниши между шпангоутами, механизмами… “Как в клетках оказались”, – передал ощущения пенсионер. На размещение почти полутысячи человек ушло не больше 20–30 минут. Все – опытные солдаты, ни одного первого и даже второго года службы: операторы, планшетисты, радисты. Все гадали: куда, как надолго? Судно отчалило вроде от берега, но вскоре остановилось. Моряки объяснили: в понедельник из порта нельзя выходить – такая традиция. Только под утро “Усть-Лабинск” набрал ход.
Первым иностранным портом был Стамбул. Был отдан приказ строжайше соблюдать тишину. Любой звук расценивался как попытка сорвать маскировку. Один кашлянет – другие обязаны его “вырубить”. Пока судно было в Средиземном море, еще разрешали по команде частями выходить на палубу. А вот переход по Атлантике стал адом:
– Объявили: идем защищать кубинскую революцию. Одну фразу я хорошо запомнил: “Будет все нормально – не только вам, но и вашим детям, внукам будет благо”. Все в это поверили, хотя в тот момент каждый меньше всего думал о материальной выгоде. Палубу герметично задраили, нас в целях маскировки перестали выпускать. Мы задыхались от недостатка кислорода. Состояние, близкое к сумасшествию. Ничего более страшного, чем тот путь в твиндеке, я за всю жизнь не видел. Судно специально шло дальним курсом в стороне от основных морских путей. Никто не мог понять, какие по счету сутки. Тех, кто терял сознание, обрызгивали водой, подтаскивали к вентилятору. Потом на его место – следующего. Матросы закачивали насосами воду, поливали палубу, чтобы как-то остудить эту сковородку. Ночью, если не было шторма, палубные щиты раздвигали на 15–20 сантиметров – давали мизерный приток воздуха. На нашем судне никто не погиб, но на других, слышали, были смертельные случаи от удушья.
За двое суток до острова Свободы вокруг советского сухогруза стали кружить американские военные корабли, самолеты. Днем и ночью:
– Матрос как-то заглядывает, говорит: два военных корабля подошли на опасное расстояние, развернули на нас стволы орудий. Будьте готовы к провокациям.
Только на 13-е сутки судно прибыло на Кубу в порт Ноевитас. В памяти восточно-казахстанца до сих пор осталась картина: раздвинули палубу, над головой ярко-синее небо, чайки, по причалу идут бородачи, на плечах автоматы – словно грабли. Что-то кричат, смеются, пытаются закинуть солдатам сигары… Ночью началась выгрузка радиолокационного оборудования. Она шла только под покровом темноты, секретно. Когда колонна двинулась на место дислокации, бойцы обомлели: ночь, но ни в одном поселке люди не спали. Все были на улице – дети, взрослые, мужчины, женщины. Советских солдат встречали криками восторга. Толпа скандировала революционные приветствия. Батальон, где служил Завьялов, разместили в окрестностях городка Камагуэй. За пару ночей боевое снаряжение было развернуто в полной готовности:
– Только мы начали радиолокационное наблюдение, полеты американцев над Кубой прекратились. До этого истребители США кишели над островом, как комары над болотом. Без опаски шли на бреющем полете. А тут картина резко изменилась: мы видим на экране, что идет самолет со стороны США, но перед воздушной границей резко отворачивает. Потому что в воздухе советские перехватчики. 23 октября появилась большая цель – разведывательный самолет U-2. Точно такой же сбили в 1960 году над Уралом. Мы дали координаты: высота – больше 24 километров. Гражданской авиации на тех высотах делать нечего, наши истребители по техническим характеристикам не могли подняться. Командование приняло решение наказать американцев: двумя ракетами самолет был сбит. Он упал примерно в двух километрах от побережья, возле деревни Баньес. Все кубинские газеты наутро вышли с заголовками “По армии янки – “пиф-паф”.
Кубинцы сразу заявили: U-2 был сбит их подразделением. Но в США понимали, что зенитки армии Фиделя Кастро могли достать только цели на малых высотах. Лишь спустя четверть века в период разрядки Фидель в известном интервью американской телекомпании признался: самолет был сбит советскими ракетчиками.
Первые месяцы, по словам Геннадия Григорьевича, предчувствием войны, казалось, был пропитан сам воздух. Атаку Соединенных Штатов Америки ожидали каждый день. Солдаты постоянно были в касках, с личным оружием – автоматами. Жили в капонирах – траншеях, закрытых железобетонными плитами. Царила жесточайшая дисциплина: ни шага влево, ни шага вправо. Только через полгода, когда напряжение спало, разрешили поездки в городок, и то группой. Но молодость есть молодость. На вопрос, случались ли амурные истории, восточноказахстанец улыбнулся: “А как же!”. Многим парням кубинские красавицы запомнились, наверное, на всю жизнь – горячие, искренние.
– Я был на Кубе с августа 1962-го по май 1963-го, – заключил восточноказахстанец. – Может, прозвучит пафосно, но все происходящее тогда дало осознание огромной мощи Советского Союза. Сейчас известно, что на острове было больше 20 ядерных зарядов, и, возможно, секретная операция задумывалась не столько для защиты чужой революции, сколько для предотвращения ядерного удара по СССР. США разместили в Турции такие установки, которых у СССР еще не было – можно было уничтожить всю центральную часть России. Но кубинская операция сорвала планы американских военных. Они только подумали бы о нападении, как на Кубе уже сработал бы ракетный арсенал. Это позволило Никите Хрущеву выдвинуть условие: Советский Союз уберет с Кубы стратегическое вооружение, США – из Турции. Слава Богу, тогда политикам хватило здравого смысла договориться.
Карибская эпопея сказалась на судьбе парня. Из-за затянувшейся службы он пропустил сроки поступления в летное училище, мечта о небе не сбылась. Зато Геннадий связал свою жизнь с горным делом. После вуза попал в Зыряновск, где проработал на горно-обогатительном комплексе до конца 90-х годов. Был главным инженером, замдиректора, директором. В свое время по служебным делам исколесил весь мир. Бывал и в США:
– В 1962-м мы видели Майами на радаре – в 150 километрах от Кубы, как на ладони. А когда побывал в этом городе в 90-е, подумал: я смотрел с кубинского берега на пролив и ждал оттуда войны, а теперь вижу его с американского и надеюсь на долгий мир.
Усть-Каменогорск