Как хотите, но Дядя Стёпа был. И я его в детстве чрезвычайно уважал. Сорок пятого размера надевал он сапоги. Ел двойной обед. Ноги клал на табурет. Ушел служить на флот и, вернувшись скромным героем, стал постовым милиционером. А кем ещё?!
Хромачи скрипучие, погон сиреневый, алая лампасная змейка на галифе. Звериный запах “Шипра” и кожаных ремней. Ты начальничек, носик-чайничек.
Дядя Стёпа, строго соответствуя штатному распорядку жизни, дисциплинированно состарился и был водворен на пенсию, где усердно занимался общественной пользой. Следующая станция, казалось бы, смиренное кладбище, да не тут-то было. Тов. Михалков погостов не уважал, а потому даровал любимому милиционеру бессмертие: “Знают взрослые и дети, весь читающий народ, что, живя на белом свете, Дядя Стёпа не умрет!”
Напитанный столь обольстительным словесным дурманом, ментов я никогда не презирал. Рядом жил дядя Женя Жевакин, милейший дядечка с выдающим животом и утиным носом. Майор.
В свободное от службы время вышивал болгарским крестом и выпиливал лобзиком. Супружница его шепотком оповестила соседей, что Жевакин четверть века служил в заключенной колонии. Да так усердно, что стал ее начальником. Мужа она называла Хозяин и уверяла, что бывшие уголовнички до сих пор присылают ему благодарные малявы.
У моего дружка Славки Шамаева был пьющий и буйный батя. Примерно раз в месяц устраивал дома шамаевское побоище, и тогда приезжали менты. Они заламывали ему руки и с размаху закидывали в чёрный воронок. А что с ним было еще делать? Через 15 суток он возвращался. Дни напролет сидел на лавочке перед домом. Ворчал, бубнил себе под нос, и вдруг – бац! Кулаком правой руки сильно бил в ладонь левой. Висели на нем сатиновые трусы до колен, более ничего. Татуирован был страшно и повсеместно.
Со Славкой однажды велик стырили. Ничейный. Переулок наш был тупиковый, упирался в бетонный забор, возле которого стоял большой деревянный ящик, всегда пустой. Взобравшись на него и подтянувшись на руках, можно было увидеть огромный пустырь, заставленный тупым барахлом и прочей чепуховой ерундой. И вдруг видим, стоит, прислонившись к чужой стороне забора, маленький грустный “Орленок”. Мы привязали к бельевой веревке крюк и кое-как перетащили велик на свою сторону, ободрав локти до крови. Накачали шины и до позднего вечера носились по дворам. На ночь упрятали его в ящик.
Утром по переулку расхаживал дядька с блокнотом. Сыщик. Он по очереди нас допросил. И мы со Славкой, не сговариваясь, соврали, что велик сам по себе образовался. Он чиркнул в блокнотике, улыбнулся, взял за рога наш трофей и увел его прочь. Хороший был мент!
Как Пал Палыч Знаменский. Или майор Томин. А какие менты жили в книжках! Я вас умоляю, вы разве не читали “Черную моль” Адамова? Или его же “Дело “пестрых”? А до “Сержанта милиции” Ивана Лазутина тоже руки не дошли? Там в оконцовке, он ей по телефону говорит: аля-улю, кирдык рулю, прошла любовь, завяли помидоры. И, бросив трубку, начинает петь: “Ну а если случится, другой снимет с кос твоих шелковый бант… Спи, Москва, сбережет твой покой милицейский сержант!”.
Во как!
Сначала был Лев Шейнин, который состарился и стал Анискин. Потом Жеглов родил Давид Марковича Гоцмана. ЗнаТоКи наплодили кучу прыщавых оперов с оттопыренными ушами. Зиночка Кибрит разрешилась от бремени Каменской, которая из интердевочек. И так далее.
Эти менты были всем кенты. А вот всамделишные…
Тут сложнее.
В начале 60-х в Краснодаре толпа численностью 1 300 человек окружила ГОВД и даже захватила на некоторое время здание крайкома КПСС. При разгоне применено огнестрельное оружие, были жертвы. Повод – задержание постовыми солдата срочной службы.
В те же годы в Муроме рабочие местного радиозавода штурмовали здание медвытрезвителя, в котором ночью скончался их товарищ, задержанный милицейским нарядом. Отделение было разгромлено, освобождено 48 заключенных, расхищен оружейный склад. Трое из нападавших позже приговорены к расстрелу. Бунт в городе Александрове (Владимирская область), где принимали участие около 1 500 человек. Толпа попыталась освободить задержанных, штурмовала здание горотдела милиции и сожгла его. Присланными воинскими подразделениями было применено оружие. 4 человека погибли на месте, более десятка ранены. 19 осуждены, 4 – приговорены к расстрелу.
Это лишь несколько эпизодов из большого списка. Он в открытом доступе, его легко найти. Там и Новочеркасск, и Темиртау, и Беслан, и Кривой Рог, и Бийск. И Алма-Ата 1986 года.
Поразительно. Ментов советские граждане в жизни вроде как ненавидели, а на экране обожали. И День милиции был едва ли не всенародный праздник с большим концертом в Колонном зале Дома Союзов. 10 ноября.
В 1982 году концерт не показали, вместо него шел фильм “Человек с ружьем”. Утром сообщили о смерти Брежнева. Через два месяца Щёлокова, отца советской милиции, отправили в отставку. Как поётся в одной из песенок Галича, “оказался наш отец не отцом, а сцукою”. А спустя два года Щёлоков выстрелил себе в голову из охотничьего ружья. За день до этого его отовсюду вывели, вышибли, отобрали почти все звания и награды
Это была личная месть Андропова.
26 декабря олимпийско-високосного 1980 года майор КГБ (8-я управа, Лубянка) Вячеслав Афанасьев ехал себе в метро и задремал, при себе имея новогодний паек, где коньяк и копченая колбаса.
Время позднее. На станции “Ждановская” одинокого пассажира заприметили пьяные в сиреневый туман сотрудники линейного отделения милиции. Выволокли на пинках из вагона, отобрали паек, бросили на пол в “обезьяннике” и занялись любимым делом – пинать втроем одного. Напрасно майор маячил своей ксивой, ментовская крыша была тогда круче гэбэшной. Министр внутренних дел – личный друг Брежнева. “А пью я с кем? А пью я с Лёней, с советским маршалом простым!” Хлебали пайковый коньяк, жрали колбасу и молотили майора как боксёрскую грушу. Забили гэбэшника до бесчувствия. На всякий случай позвонили своему шефу. Тот приехал и тему просек. Приказал вывезти его подальше от Москвы и выбросить. Что и было беспрекословно выполнено. Для надежности еще и голову размозжили арматурой.
Но майор дотянул до 1 января нового года, а потом скончался от жизни, несовместимой с жизнью.
Вас все еще изумляет, как проводят свой боевой досуг милицейские полковники из Тараза? Меня – ничуть.
Потому что Дяди Стёпы у них нет. Дядя Стёпа умер.
Никто и не заметил когда.
Алматы