– Говорят, позитивный психологический настрой человека в борьбе с болезнями действует на излечение если не сильнее медицинской терапии, то настолько мощно, что помогает сделать, казалось бы, невозможное...
– Между эмоциональным и физическим состоянием пациента прямая взаимосвязь. И если мы видим, что можем воздействовать на его эмоциональное состояние, то, безусловно, это будет вести и к физическим улучшениям. Сегодня психологи и социальные работники входят в одну мультидисциплинарную команду, которая может существенно влиять на эффективность лечения за счет социально-психологической помощи. То есть специалисты психосоциального профиля становятся союзниками врачей-онкологов.
Есть медицинская терапия, а есть терапия слова, терапия присутствия, когда мы выявляем у человека те глубинные ресурсы, которые помогают ему бороться за свое здоровье. Но это не открытые призывы наподобие таких, как “все будет хорошо, и надо бороться!”. Нет. В момент, когда человек столкнулся с диагнозом и его жизнь практически перевернулась, это уже не работает. На многих такие бодрящие лозунги действуют, наоборот, как раздражающий фактор, и вызывают еще больше страха и неуверенности в себе, чем какие-то реальные действия. Поэтому нам так важно помочь пациенту найти точку опоры. И это касается не только самих пациентов, но в первую очередь их близких, на плечи которых на самом деле ложится не меньшая нагрузка.
– Как в таком случае доказать больному, что возможно все, но многое зависит от него самого?
– В первую очередь, важно уметь его слушать. Бывает, родственники берут на себя излишнюю ответственность, решают за него, где ему лечиться, сами находят врачей. Или решают, говорить или не говорить ему о диагнозе, если он его еще не знает. Хотя на самом деле одним из главных посылов могут быть просто слова: Я слышу тебя, я чувствую, что тебе страшно, хочу быть рядом с тобой и помогать тебе! А быть рядом – означает дать человеку выговориться, выплакаться, услышать его, не отрицая боли, страха, тревоги, не закрывая глаза на очевидное.
– Но разве не говорить о диагнозе “рак” это правильно?
– Наши люди пока к этому ментально не готовы. Даже сами пациенты стараются этот диагноз не называть прямо. Могут говорить – опухоль, образование или шишка. Все, кроме слова “рак”. Это самое психотравмирующее слово, которое выбивает человека из колеи. И мы должны учитывать, хочет ли он, готов ли услышать это. Специалисту важно при первой же встрече оценить его состояние. В онкопсихологии различают пять стадий психологической реакции человека на болезнь. Первая – это шок или отрицание, вторая – гнев, третья – “торговля”, четвертая – депрессия, пятая – принятие. И если на данный момент человек находится в стадии отрицания или в стадии торговли, он не будет никого слушать, будет отрицать этот диагноз. И нужно правильно сообщить ему об этом. Сейчас на Западе слова “рак” или “онкология” по сравнению с нами не воспринимаются как фатальный диагноз. В нашей работе мы предпочитаем так называемый пациент-центрированный подход. Не нужно настаивать, если человек не хочет слышать об этом. Возможно, это его психологическая защита, так он себя оберегает, хотя прекрасно понимает, что он находится в онкологической клинике.
– Как же тогда объяснить ему, что он должен начать серьезное лечение?
– Врач может сказать, что пациенту необходимо пройти дополнительное обследование. Если это доброкачественная опухоль, то ее надо верифицировать. И только постепенно, когда видно, что человек понимает ситуацию или она требует уже радикальных действий, когда медлить нельзя, его готовят к операции. И здесь уже нужен другой подход в беседе с пациентом и его близкими.
Всепоглощающая печаль
– Как пишет американская писательница, основатель движения самопомощи Луиза Хей, причинами рака могут быть обиды, укоренившееся презрение, пожирающее душу, глубокая печаль. Объясняют ли онкопсихологи, что возникновение рака – это следствие душевного состояния человека или его не совсем верных жизненных установок?
– Вообще, рак – это заболевание мультифакторное. В совокупности может быть несколько причин, которые вызывают “поломку” механизма деления клеток или мутации генов в организме. Могут быть причины экологические, нарушение здорового образа жизни и многое другое... Мы, как психологи, стараемся не акцентировать внимание на психологических причинах возникновения рака. Потому что если пациент сам все-таки приходит к таким мыслям, то это обычно заканчивается или самобичеванием, или бесконечным чувством вины, с которым нам потом, собственно, и приходится работать. Но если вижу, что пациент готов к психокоррекционной работе, то объясняю ему, какие бывают предпосылки и факторы. Если же человек не готов, а чаще всего так и случается, то мы обсуждаем не собственно болезнь, а какие-то более бытовые темы, бывают семейные, возрастные, гендерные проблемы или же человек потерял работу, и из-за этого рушатся его семейные отношения. И это тоже немаловажно. Наши жизненные процессы и взаимоотношения на этом ведь не останавливаются.
– А говорите ли вы, например, что согласно законам божьим он должен что-то отработать в своей жизни?
– У нас есть духовные представители, которые более компетентны в этих вопросах. Раз в неделю в клинику приходят имам-мужчина, имам-женщина, к православным приходят батюшка и сестра милосердия. Ведут беседы. Наши социальные работники собирают у пациентов также индивидуальные заявки, если у них есть потребность в общении с духовными представителями. Люди общаются с ними, многие причащаются, кто-то после этого изъявляет желание принять веру.
– И как, меняются люди после такого общения?
– Поскольку в человеке сосуществуют два начала, духовное и телесное, когда свои физические ощущения человек переносит на духовные, то это приносит ясность в его жизнь, он меняет приоритеты, обретает душевное равновесие и смысл жизни. Так психологи и духовные представители в команде помогают человеку обрести себя. То есть это делаем не мы, мы не советуем и ничего не назначаем директивно, просто помогаем человеку самому прийти к определенным выводам и знаниям. Бывает, после прохождения курса лечения в клинике кто-то начинает посещать мечеть или церковь, продолжает свое общение там. Ведь духовные представители считаются как бы проводниками в вере, к Богу. Спокойная размеренная речь, успокаивающий, суггестивный голос, без агрессии и директивных установок. Обладая психологическими навыками убеждения, они помогают человеку в тяжелой жизненной ситуации.
– То есть сила в религии?
– Для кого-то – в религии, а для кого-то – в другом. Мы ищем ресурс. Бывают пациенты и такие: вот он решил, что он обязательно должен выздороветь, потому что у него, допустим, ребенок оканчивает школу и нужно помочь ему поступить в институт. Или сын скоро женится, и он должен быть на его свадьбе. Или скоро внук родится. А бывает у научных деятелей – он должен завершить диссертацию. В наличии хорошая ресурсная мотивация. И в первую очередь – это идет через принятие своего положения. Да, он сейчас в сложной жизненной ситуации, но, раз у него есть мотив и цель, он стремится преодолеть трудности.
Кому труднее
– Как происходит налаживание отношений с близкими пациента?
– У членов семьи, когда они постоянно ухаживают за тяжелым онкологическим больным, накапливается определенная психологическая усталость, порой появляется агрессия по отношению к нему. Одновременно возникает и чувство вины за эту агрессию. Близкие находятся в таком двусмысленном положении. Понятно, что уход за больным требует немалых сил, терпения и даже материальных расходов, поэтому человек тоже находится в таком пролонгированном стрессе. Мы знаем, что болеть раком – это непросто, но еще сложнее жить рядом с тяжелобольным страдающим человеком. И не всегда близкие бывают готовы к этому, не знают, что говорить, как помочь. И психолог, объясняя родственникам, почему пациент так себя ведет и каковы могут быть прогнозы на будущее, помогает им в такой ситуации.
– Но разве рак подразумевает неизбежно фатальный исход? Ведь многие же излечиваются?
– Конечно! И у нас есть примеры того, что люди выздоравливают. Вот по статистике вы знаете, что на первом месте по смертности у нас идет кардиология, сердечно-сосудистые заболевания. Но никто же не воспринимает кардиологический диагноз, как фатальный. На втором месте – смертность вследствие травм. И только на третьем идет онкология. Но то, что рак именно смертельное заболевание и его нужно больше бояться, не совсем так. Это лишь ментальное восприятие людей. И страдать от сердечно-сосудистых заболеваний люди могут не меньше. Просто онкопатология относится к наиболее психотравмирующему фактору в нашей жизни.
– На самом деле сейчас много примеров, когда люди излечивались от онкологии, но почему-то об этом мы знаем немного. Или они боятся “сглазить” свое выздоровление?
– Бывает, в литературе и Интернете известные люди не боятся говорить о том, что пережили рак и вылечились от него. Это люди, сильные духом, которые таким посылом помогают другим обрести надежду. Но многие пациенты у нас стараются даже не фотографироваться в период лечения, чтобы в памяти у них этот период жизни вообще не сохранился. Многие после того, как им озвучивают диагноз, стараются не сообщать о нем своим близким. Такой человек обычно говорит: “Мне не нужны сострадание и жалость. Я хочу поскорее вернуться к обычной жизни и забыть этот страшный недуг”. Важно понимать, насколько тонка грань “до” и “после”. Надо уважать любое решение наших пациентов.
Рак и дети
– Каковы особенности болезни в детском возрасте?
– Детский рак отличается гистологией (особенности развития клеток тканей), клиническими проявлениями (способности к лечению), биологическими особенностями. И главное – ответом на лечение, прогнозом. Условно можно разделить злокачественные опухоли на три группы: 1) опухоли, наиболее характерные для детей, которые практически не встречаются у взрослых. Это нефробластома (рак почки), нейробластома (опухоли нервной системы), ретинобластома (рак глаза); 2) опухоли, которые могут развиваться в любом возрасте, – это болезнь Ходжкина (рак лимфоузлов), саркомы костей, мягких тканей и лейкозы; 3) опухоли взрослых, которые у детей встречаются крайне редко. Это рак легких, желудка, кишки, яичника, предстательной железы. У детей еще есть такая особенность – два возрастных пика заболеваемости – в возрасте 4–6 лет и 11–12 лет. А у деток младше четырех лет часто диагностируют лейкозы (рак крови).
– Выживаемость среди детей выше, чем у взрослых?
– Разница небольшая. А в целом сравнительные цифры по выживаемости детей до 14 лет с онкологией таковы: если в 2011 году на учете по республике состояло 1 289, а умерло 174, то в 2014 году на учете находилось 1 436, а умерло 141. Налицо определенные успехи в более раннем выявлении и успешном их лечении, благодаря росту профессионализма наших специалистов, новым технологиям и, безусловно, психосоциальной работе как с детьми, так и с их родителями.
В следующих выпусках газеты мы можем рассказать, как психосоциальная коррекция в лечении наших маленьких пациентов помогает им стать полностью здоровыми.
Алматы