Здесь начинаются вопросы.
Парень, одетый по-летнему, был вооружен пистолетом. Он мог спрятать его за спиной, за брючным ремнем, как учат детективные сериалы. Ну ладно, пусть он затолкал его в карман брюк. Или за пояс, под футболкой. Или, допустим, у него был пакет, и он полез в него будто бы за бумагами. Как бы то ни было, ему удалось выстрелить и отнять у раненого постового боевой автомат.
Послушайте, это ведь не кино про бандитов, это реальность. Залезть рукой за спину (или в карман тесных брюк, или за пояс, или в пакет), выхватить пистолет, снять оружие с предохранителя (скорее всего, оно было на предохранителе, иначе очень велика вероятность самострела) – все это требует времени. Нескольких полновесных секунд.
Постовой не заметил ничего угрожающего, потому что изучал предъявленные бумаги? Просто растерялся? Ничего его не насторожило? И главный вопрос: почему он был один? После Актобе, где была атакована воинская часть, эти вопросы неизбежны.
Но это лишь ничтожная часть вопросов, будоражащих общественное мнение. А оно теперь есть, об этом можно говорить с уверенностью. Оно формируется в зыбких границах “Фейсбука” и других социальных сетей, но оно существует. И это мнение, подточенное и травмированное весьма противоречивыми свидетельствами, не в пользу официальной версии случившегося. Этой версии не доверяют. Не могу с уверенностью сказать, что не доверяют все, но сомнениям подвержено подавляющее большинство.
Не сомневаюсь, что внутреннее служебное расследование на какие-то вопросы ответит, хотя и не во всеуслышание. Надеюсь, что боевой порядок будет существенно изменен. Понятно, что все уставы и инструкции написаны кровью. Но ведь известно: гром не грянет, мужик не перекрестится. Вот он и грянул.
Однако общественное мнение служебным расследованием не удовлетворится, тем более что полного доступа к нему не получит и, стало быть, останется при своих тревогах и подозрениях.
Однако я не уверен, что истина прячется именно в этих придонных тревогах и подозрениях. Общественное мнение есть структура тонкая, хрупкая, ранимая и капризная. В этой прихотливой среде легко заводятся и долго живут предрассудки, лишенные хоть какой-то логики. Там возникает какая-то фантастическая реальность, населенная призраками, пришедшими из плохого голливудского кино. Так было с делом Челаха. Почти никто не верил (и многие не верят до сих пор), что именно он погубил своих сослуживцев. А что в этой кошмарной истории невероятного? В любой воинской части, где есть дедовщина (а она есть в любой части), но при этом боевое оружие используется ежедневно, подобные эксцессы рано или поздно происходят. Измученный бессонницей, издевательствами, побоями, доведенный до полного изнеможения солдат-первогодок просто сходит с ума, входит ночью в караульное помещение и расстреливает караул. Или погранотряд. Такие воинские преступления были распространены в советское время в частях МВД и в пограничных войсках. Боевое оружие было доступно, вот и весь сказ. Винтовка рождает власть, говорил Мао.
Эта песня хороша, начинай сначала. Парень в черной футболке и темных джинсах вошел на территорию РУВД и приблизился к постовому…
Ему мало купленного ствола, где патроны почти кончились, ему нужен автомат. И он его добыл.
Зачем? Власти жаждет? Маловероятно, то есть вообще невероятно. Просто он хочет погибнуть на миру, где смерть красна, вот и все. И здесь начинается настоящая головоломка.
Террорист-одиночка не новое явление. Дмитрий Каракозов хоть и был двоюродным братом Ишутина, входил хотя бы формально в его “организацию”, да кто его считал серьезным парнем? Хронический неудачник, изгнанный за неуплату студент с хронической гонореей, почти нищий, некрасивый, косноязычный, угрюмый, придурковатый. Наслушался болтовни ишутинцев, купил револьвер и поехал в Петербург – царя убивать! И ведь стрелял, да промахнулся. Повесили. А Карл Занд? Зарезал, как барана, несчастного Коцебу – за что? Сам не знал. Отрубили голову. В убийстве Джона Леннона был хоть какой-нибудь смысл? Зачем Али Агджа стрелял в Иоанна Павла Второго? Парень из глухой турецкой провинции живет яркой жизнью: убийство, покушение на жизнь первосвященника, четверть века на нарах, но не так давно объявил себя Иисусом Христом, перешел в католичество, пишет мемуары, пророчествует…
Послушайте, даже незабвенный Генеральный секретарь застоя Леонид Брежнев имел своего террориста-одиночку! Виктор Ильин.
Младший лейтенант, мальчик молодой, чернявый, цыгановатый, украл из ружпарка своей части два макарова с патронами, приехал в Москву, позаимствовал у своего дяди милицейский плащ, беспрепятственно проник в Кремль и у Боровицких ворот открыл стрельбу “по-македонски”, изрешетив лобовые стекла правительственного “ЗИЛа”, в считанные секунды выпустив из стволов 16 пуль. Убил водителя, который вышел на работу в последний день перед пенсией. Брежнев был в другой машине кортежа. Кажется, жив и по сей день, семидесяти еще нет. Отсидел четверть века. Пенсию получает по инвалидности. Квартирку ему дали во время “перестройки”. Как бы герой. Родился в семье алкоголиков, лишенных родительских прав. Воспитывался в семье приемных родителей.
Еще примеры? Да вот они все, на свежей новостной ленте. Ночной бар “Орландо”. Ницца. Даллас. Батон-Руж. Баварский Вюрцбург. Понимаю, там свои заморочки из бочки, но явление уже не локальное, теперь и мы в этой новостной ленте. К величайшему сожалению. И, похоже, ни ИГ, ни пресловутый салафизм ничего в этом деле толком не проясняют.
…Лет двенадцать тому назад позвонила с незнакомого номера моя дочь, студентка. Сообщила, что ее ограбили. Шла утром в свой универ удобной тропкой, кто-то из-за гаражей напал сзади, сдавил горло, придушил, очнулась, нет мобильного. Я взъярился, воспользовался связями, организовал собственное следствие, нашли быстро. Он даже не вынул сим-карту, звонил напропалую. Спалился. Родом откуда-то из Южного Казахстана, аульчанин. Это был уже пятый эпизод. Грабил и дарил мобильники знакомым девицам. Через пару недель дочь снова позвонила мне на работу. “Пап, я была в РОВД на очной ставке. И я отозвала свое заявление. Мне его стало жалко. Он плакал и говорил: я же вам ничего плохого не сделал…”. Я того пуще взъярился: “Почему? Какого черта? Жалко? Вот так вы, жалостливые, поощряете преступность!”.
Не убедил. Вероятно, посадили. И что?
Думать надо. Крепко думать. Головоломка.
Нет в мире виноватых, говорил Толстой. А как убедить в этом тех, кого похоронили 20 июля?
Алматы