Никто не говорит об этом. Никто не хочет вспоминать об этом. Место, где это происходило, сровняли с землёй.
Карлаг был организован в декабре 1931 года в целях «освоения полупустынной зоны Центрального Казахстана». А точнее, для того, чтобы заложить в более чем скудной местности продовольственную базу для шахтёров Караганды, горняков Джезказгана, металлургов Балхаша и Темиртау, построить дороги, города и предприятия. В процессе запуска этого грандиозного проекта возникла острая необходимость в дешёвой рабочей силе, которую собрали из миллионов осуждённых, за чашку баланды выполнявших непосильную работу и чаще всего умиравших от истощения и болезней. На место погибших прибывало новое, более здоровое и работоспособное пополнение. И так почти четверть века.
С собой я везла распечатку удручающих архивных данных, опубликованных в СМИ: в годы политических репрессий в СССР были невинно осуждены 40 миллионов человек. Количество погибших равно 15 миллионам. Число приговорённых к расстрелу по решению суда по статье 58 – около миллиона человек. Также около миллиона принял за время своего существования Карагандинский лагерь. Более точные цифры, к сожалению, до сих пор скрыты под грифом секретности.
Я ехала разгадывать одну из многочисленных тайн Долинки – тайну пустыря. Обыкновенного глиняного пустыря недалеко от дороги, который никогда не зарастает травой, и который старожилы посёлка обходят стороной.
На этом месте стояло здание, в котором приводили в исполнение высшую меру наказания – расстрел. Даже сейчас, через много лет, мне кажется кощунством наступать на землю, где погибли тысячи ни в чём не повинных. Вполне объяснимо, почему мне стоило огромного труда выпросить у жителей посёлка адреса некоторых очевидцев.
И вот мы сидим у ветхого домика на деревянной лавочке – я и два седых человека, детство и юность которых прошли в самом центре чудовищной машины смерти. Сложив узловатые руки на коленях, спокойно, со старческой размеренностью, они отвечают на мои вопросы.
«Ты хочешь знать, как выглядело место, где расстреливали? Это было одноэтажное белое здание примерно пятидесяти метров длиной, окружённое довольно высоким деревянным забором. Прямо на лицевой стороне, на фронтоне, находился барельеф с изображением Феликса Эдмундовича Дзержинского. Рядом с барельефом по праздникам, как положено, вывешивали маленькие флажки красного цвета. Настораживало отсутствие каких-либо «опознавательных знаков» – старожилы не помнят, чтобы на двери была табличка, просто все знали, что это «первый оперотдел». Под зданием были расположены многочисленные камеры, бетонированные подземные переходы, о назначении которых можно только догадываться. На первом этаже работала выездная коллегия Карагандинского областного суда, так называемая «тройка». Они и выносили приговоры о применении высшей меры наказания, которая приводилась в исполнение в этом же здании. Выстрелов жители посёлка не слышали – стены метровой толщины не пропускали даже малейшего шума, да и происходило всё это в подвале, под землёй.
Люди говорят, что камера, в которой расстреливали, была двойной. В одной половине находился палач, в другой – приговорённый к смерти. В железную дверь, разделяющую помещения, был вмонтирован «волчок» – такое специальное отверстие, куда производился выстрел. Как ни парадоксально это звучит, но такая конструкция была предусмотрена для того, чтобы не травмировать психику палача…»
Посёлок Долинка жил своей жизнью. Неподалёку от оперчекотдела находилась спортплощадка, на которой собиралась молодёжь – пообщаться, поиграть в волейбол… В это же время в подвальных помещениях происходили узаконенные убийства. Впрочем, знать что-либо досконально невозможно, посторонние туда доступа не имели, у входа круглосуточно дежурили солдаты. И никто не сможет узнать точного количества погибших. Почему? Судите сами: например, в случае повторного процесса, проводимого по 58-ой статье над уже осуждёнными, в документах не указывались ни статья, ни адрес, ни профессия приговоренного. Всю необходимую информацию заменяло одно слово – «заключённый». В отчётах отдела расстрелянные числились под грифом «умер», личные дела после приведения приговора в исполнение немедленно уничтожались. Я попросила моих собеседников уточнить факты.
«Вы очень много говорите о засекреченности, а ведь в момент ликвидации лагеря документы сжигались, их просто нет. Кстати, а кто тебе сказал, что допрашивали и пытали в подвале Главного управления, где сейчас музей? Это не так. Всё выглядело следующим образом: сразу от входа в управление был спуск вниз по лестнице, в большое полуподвальное помещение. Прямо по центру находилась бильярдная, где руководство Карлага проводило свободное время. Маркёры (ведущие игру) назначались из заключённых, это были настоящие асы своего дела. В правом крыле первого этажа был банк, деньги опускались на приспособлении наподобие лифта вниз, в правое крыло подвала. После окончания бухгалтерских курсов я проходил там практику, поэтому всё хорошо помню. Там же, в подвале, была столовая, нам давали талончики, чтобы мы могли пообедать. В левом крыле подвального помещения находился архив, где хранились все документы лагеря. Главное управление было зданием великолепной архитектуры, строгого серого цвета, предназначенным для элиты Карлага. А вот грязной работой, допросами и расстрелами, занимались совсем в другом месте».
Старики замолчали. А мне вспомнилась выдержка из одного архивного документа, в котором цитировалась секретная телеграмма за подписью Сталина, разосланная по обкомам компартии: «Центральный комитет ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практику НКВД допущено с 1937 года с разрешения Центрального комитета партии». Как говорится, комментарии излишни.
«Что было дальше? Время шло, здание первого оперотдела медленно уничтожали. Вначале там сделали казарму и поселили солдат. Потом в прессе начали появляться статьи о Карлаге, Алжире, Спасске…. Тогда пригнали бульдозеры и повалили стены. Да повалили не подумавши, бестолково – остались бетонные плиты, оказались на поверхности спуски в подземные переходы, в которых повадились играть дети. Во избежание несчастного случая развалины полностью сровняли с землёй. Необдуманное решение – разрушить такое здание. Это хоть и написанная кровью, но история нашего края. Надо не скрывать, а как можно больше писать и рассказывать об этом – для того, чтобы, не дай Бог, не повторилось.
Как родственникам узнать, где похоронены их близкие? Наверное, никак. Просто приезжать сюда, в наш посёлок. Каждый клочок земли в Долинке – горькая память.
А на месте первого оперотдела никакого памятника нет, просто пустырь. Будешь ехать обратно в Караганду, хоть цветов на землю положи…»
Евгения Шульц, г. Караганда
Фото автора