На эти и многие подобные вопросы пытается ответить наука родология.
И о том, что это за наука, мы разговаривали с организатором Международной школы родовой культуры семьи, экспертом по семейному праву Государственной думы РФ Ларисой ДОКУЧАЕВОЙ. Она часто бывает в Астане вместе со своим супругом Валерием ДОКУЧАЕВЫМ, президентом Академии родологии.
– Лариса Николаевна, что такое родология и насколько она нам нужна?
– Это наука о законах развития рода. Изучив историю ваших предков, мы можем с большой долей вероятности определить будущее ваших детей, внуков и правнуков. Род мы рассматриваем как многопоколенную группу людей, которые связаны кровным родством, наследственной памятью и достаточно устойчивыми поведенческими стереотипами. Родология отвечает на многие вопросы и этим помогает людям. Вот, например, и у нас, в Екатеринбурге, и у вас, в Астане, очень много семей, переживших в прошлом раскулачивание, репрессии. Все это, казалось бы, в прошлом. Ан нет! Память “работает” до сих пор, и самым причудливым образом.
Изучая население Свердловской области, Академия человека “ЛАНИД” (Екатеринбург) выяснила, что потомки репрессированных и погибших на войне составляют 90 процентов от всего числа обращающихся за психологической помощью. Как показали результаты наблюдений ученых, эти люди обладают рядом характерных особенностей, которые мешают им жить полноценной жизнью. Например, в жизни внуков и правнуков репрессированных замечено прерывание в движении к цели.
Приведу такой пример. Крупный менеджер в Екатеринбурге, с известным именем. Работает блестяще, любой проект ему по плечу. Но как только работа завершена, он тут же вступает в конфликт с хозяином фирмы и уходит. Разрабатывает следующий проект, а итог один – менеджер каждый раз хлопает дверью. Дубль за дублем, одно и то же.
Когда мы начали раскручивать закономерности развития его рода, выяснилось, что все четыре его прадеда были раскулачены. Прадед по отцовской линии со своими сыновьями ушел в леса с оружием в руках. Дед и его братья ушли в криминал, отец покончил с собой. И потомок получил в наследство предрасположенность к конфронтации с любой властью, агрессии и уходу – как способу выхода из любой конфликтной ситуации.
Для потомков репрессированных и раскулаченных характерно жить в тревожном ожидании потерь. То есть мы продолжаем переживать внутри себя уже пережитое нашими дедами. В поведении внуков-правнуков четко прослеживается тенденция к немотивированному уходу: из семьи, из дела, даже из жизни.
– И долго люди расплачиваются за поведение своих предков?
– Несколько поколений. И религиозные источники, и наша наука называют четыре поколения. На четвертом поколении происходит трансформация наследуемых моделей поведения, ведь за это время несколько родов сошлись, и каждый привносит свое.
Сегодня важно установить, что я могу изменить в своей судьбе и в судьбе своего рода? Как доказывает наша многолетняя практика – это возможно!
– Вы часто приезжаете в Казахстан. Чем наши семьи отличаются от российских?
– Казахстан привлекателен для нашей науки тем, что здесь бережно сохраняется и передается из поколения в поколение родовая культура семьи. В казахских семьях почитают своих предков, составляют шежире – историю рода по мужской линии. Однако современная наука предлагает дополнить шежире историей женской родовой линии. Тогда картина жизни наследников будет понятна в полной мере, им легче будет помочь.
Кстати, наша методика помогла бездетным семьям обрести детей.
– А это как, Лариса Николаевна?
– Типичный случай: оба супруга по медицинским показателям здоровы, но детей нет. Ищем причину в истории рода. Например, если в роду часто умирали дети, то у потомков на бессознательном уровне выработается страх иметь детей. Когда они поймут истинную причину, проработают ее, то и дети появятся.
– А выбор партнера по жизни тоже можно объяснить через призму вашей науки?
– Да, и здесь родологии есть что сказать. Пришла на консультацию молодая женщина. Двое мужчин сделали ей предложение руки и сердца. Спрашивает, кого выбрать. Кажется, несерьезный случай, а посмотрите, какие серьезные вещи обнаружились. Мы посмотрели, как выходили замуж мать и бабушка. У бабушки был любимый мужчина, но она вышла замуж за другого. У мамы ситуация повторилась, и она тоже вышла замуж за нелюбимого. У потомков, как я поняла, сформировалась бессознательная психологическая установка, что любимый мужчина не может быть мужем. Мы попросили женщину определить, что для нее значит мужчина, а что – муж. Каково же было ее удивление, когда оказалось, что для нее мужчина, особенно любимый, – это не муж, а муж – это не мужчина. Эти два понятия разъехались в ее сознании. И надо было ей помочь соединить их, сотворить новый образ, новое понимание, что любимый мужчина может стать мужем. Так наши поступки сказываются на поступках следующих поколений.
Астана